— Алюций!

— Здравствуйте, аспект! — стараясь казаться спокойным, выговорил он.

У него каждый раз перехватывало дыхание, когда он видел ее грязный серый балахон, который не позволяли заменить, опухшую ногу, стертую кандалами. Но Элера всегда улыбалась и радовалась визитам Алюция.

— Я принес еще мази для вашей ноги, — водружая мешок на кровать, сообщил он. — На Дроверс-Уэй есть аптека. Конечно, она сгорела, но хозяин предвидел беды и спрятал товар в подвале.

— Сэр, вы, как всегда, изобретательны и предприимчивы. Спасибо!

Она принялась копаться в мешке, вытащила горшочек с мазью, сняла крышку и принюхалась:

— О, масло дерева корр и мед. Великолепно. Отличное средство.

Она снова запустила руку в мешок и выудила книгу.

— Мариал! — охнув, восхищенно воскликнула Элера. — У меня когда-то было полное собрание. Наверное, я ничего не читала уже двадцать лет. Алюций, вы так добры ко мне.

— Я стараюсь, аспект.

Она отложила книгу, посмотрела на него. Ее скудный рацион воды не позволял как следует умыться. Лорд Дарнел дал подробные четкие указания насчет того, как содержать узницу, — результат ее нелестных слов при первом и единственном визите лорда в тюрьму. Аспект Дендриш страдал лишь от ограниченной диеты и забвения, а Элеру приковали к стене цепью длиной в пару футов. Но Алюций не слышал от аспекта ни единой жалобы.

— Как ваша поэма?

— Медленно. Боюсь, наши смутные времена заслуживают лучшего хрониста.

— Жаль, — заметила Элера. — Мне так хочется ее прочесть. А как ваш отец?

— Шлет вам привет, — солгал Алюций. — Хотя в последнее время я редко вижу его. Он очень занят исполнением приказов лорда Дарнела.

— A-а. Передайте отцу мои наилучшие пожелания.

«Ну, хотя бы она после того, как все закончится, не назовет его предателем, — подумал Алюций. — Но вряд ли кто-то разделит ее мнение».

— Скажите, ваши блуждания никогда не приводили вас в южные кварталы?

— Увы. Там добыча не слишком велика, да и зданий мало осталось, чтобы оправдать усилия.

— Очень жаль. Там есть гостиница. Если мне не изменяет память, «Черный медведь». Если вам нужно приличное вино, то вы бы могли отыскать его там. Как я слышала, хозяин держал в секретном месте под полом коллекцию выдержанных кумбраэльских вин — чтобы, само собой, не тревожить зря королевских сборщиков податей.

Приличное вино. Все, что доводилось пробовать в последнее время, напоминало сильно прокисший уксус. Воларцы мало интересовались книгами, а вот вино закончилось в первую неделю оккупации. Потому поневоле приходилось, черт возьми, блюсти трезвость.

— Очень любезно с вашей стороны, аспект. Хотя я удивлен вашими познаниями в таких предметах.

— Целитель слышит многое. Люди выдают самые сокровенные тайны тем, кто может унять боль.

Элера посмотрела гостю в глаза и добавила со значением:

— Мой добрый сэр, я бы не стала слишком медлить с поисками хорошего вина.

— Я, э-э, не буду, — пообещал он.

Сторож постучал ключами в дверь и раздраженно заворчал.

— Мне надо идти, — забрав пустой мешок, сказал Алюций.

— Была рада вас видеть.

Она протянула руку, он опустился на колено, поцеловал ее — такой ритуал установился между ними в последние несколько недель. Когда Алюций поднялся, аспект сказала:

— Знаете, если бы лорд Дарнел был по-настоящему храбрым, он уже убил бы нас.

— И тогда против него взбунтовался бы весь фьеф, — заметил Алюций. — Даже у моего отца не хватит глупости на такое.

Она кивнула и улыбнулась.

Когда воларец закрыл дверь, из камеры донеслось слабое, но настойчивое:

— Обязательно отыщите вино!

После полудня лорд Дарнел послал за ним, и экспедицию в южный квартал пришлось отложить. Лорд фьефа занял единственное уцелевшее крыло дворца, сверкающее скопление мраморных стен и шпилей, торчащих из обугленных руин вокруг. На стенах тут и там крепились леса — каменщики пытались придать уцелевшему вид самостоятельного здания. Дарнел торопился стереть смущающее прошлое. Небольшая армия рабов денно и нощно трудилась, чтобы воплотить видение нового хозяина, расчищала руины дворца, устанавливала в саду краденые скульптуры, разбивала клумбы, на которых пока ничего не росло.

Алюция смущало собственное бесстрашие и безразличие всякий раз, когда он, к несчастью, оказывался вблизи лорда Дарнела. Дурной нрав лорда стал притчей во языцех, а что касается пристрастия к смертным приговорам, то старый король Мальций выглядел образцом милосердия по сравнению с Дарнелом. Но, несмотря на все презрение к Алюцию, Дарнел не трогал его. Само собой, пока отец Алюция не выиграет войну для лорда фьефа.

На страже у новой тронной залы Дарнела стояла пара самых широкоплечих его рыцарей в полной броне, жутко смердящих вопреки щедро вылитому на себя лавандовому маслу. Увы, пока еще ни один кузнец не справился с вонью, возникающей от долгого ношения доспехов. Дарнел сидел на новом троне — прекрасно исполненной резной конструкции из дуба и бархата с узорчатой спинкой семи футов высоты. Еще не коронованный официально, Дарнел поторопился собрать побольше королевских атрибутов. Главным среди них была корона Мальция, хотя она оказалась великоватой для головы лорда. Корона сползла на глаза, когда лорд подался вперед, чтобы приветствовать стоящего перед ним тощего, слегка оборванного типа в форме воларских моряков, с черным плащом на плечах.

Алюция пробрал озноб, когда он увидел человека за спиной моряка. Облаченный в черный эмалированный панцирь, командир дивизии Мирвек стоял, гордо выпрямившись и расправив плечи. Грубое, покрытое шрамами лицо не выражало абсолютно ничего — как всегда в присутствии лорда фьефа. Дарнелу Алюций нужен живым — а вот воларцу уж точно нет. Алюция слегка приободрил лишь вид отца, стоящего рядом с Дарнелом.

— Акула? — с тяжелым презрением выговорил лорд. — Вы потеряли флот из-за акулы?

Моряк застыл. Ах, что за лицо! Каково терпеть оскорбления от того, кого считаешь чем-то вроде привилегированного раба?

— Красная акула, — уточнил моряк на беглом, но подпорченном сильным акцентом языке Королевства. — Ею управляла эльвера.

— Эльвера? Надо же. Я думал, эта знаменитая Эльвера пыталась остановить генерала Токрева в Алльторе.

— Это не собственное имя, по крайней мере, в наши дни, — объяснил Мирвек. — Это значит ведьма или колдунья, как в старых легендах…

— Да я и волоска с задницы старой шлюхи не дам за ваши легенды! — буркнул Дарнел. — Зачем ты привел сюда этого побитого пса с безумными сказками о ведьмах и акулах?

— Я не лжец! — воскликнул покрасневший моряк. — Я свидетель тысяч смертей от руки этой суки и ее твари.

— Придержи своего пса, а то он получит урок кнутом, — предупредил Дарнел.

Моряк ощетинился — но смолчал, потому что Мирвек положил руку ему на плечо и, успокаивая, пробормотал что-то на воларском. Алюций скверно знал язык, но не сомневался: прозвучало слово «терпение».

— А, наш доморощенный поэт, — изрек Дарнел, наконец изволив заметить Алюция. — Тут у нас картинка, стоящая пары строф. Великий воларский флот по капризу ведьмы потопила благословленная Тьмой акула.

— Эльвера, — выговорил моряк и добавил что-то на воларском.

— Что он сказал? — устало спросил Дарнел у Мирвека.

— Рожденная огнем, — перевел командир дивизии. — Моряки говорят, ведьму родил огонь, потому что она обожженная.

— Обожженная?

— Ее лицо, — сказал моряк и показал на свое. — Тут все обожженное, отвратительно смотреть. Тварь, а не женщина.

— А я думал, что вы не суеверны, — заметил Дарнел и спросил у Алюция: — О поэт, может, вдохновенно скажете, что это предвещает для нашего общего дела?

— Милорд, похоже, Мельденейские острова не падут так уж легко, — равнодушно ответил он и заметил, как вздрогнул и напряженно посмотрел на него отец.

Но лорд Дарнел не разозлился.

— Ну да, — подтвердил он. — Наши союзники обещают так много, а потом не могут подчинить острова и шлют сюда псов, гавкающих чепуху.