Когда лоси приблизились на тридцать футов, охотники вскочили, и одно за другим полетели копья. Передний лось и еще пара рухнули наземь под треск ломающихся рогов, суматошно замахали ногами. Стадо свернуло на север, помчалось прочь от опасности, волки понеслись за ним. Раненый самец смог встать, фыркнул, качнул обломанными рогами и кинулся на ближайшего охотника. Кираль всадила стрелу зверю в шею, Ваэлин — еще две, но лось даже не замедлился, бежал, скреб по земле опущенными рогами. Охотнику едва ли требовалась помощь. В последний момент он бросился вперед и прыгнул через голову зверя, перевернулся в воздухе, оттолкнулся ладонями от лосиной шеи и сделал сальто, достойное лучшего акробата.

Брызгая кровью, лось фыркнул, развернулся, отчаянно заревел — и Кираль добила его, всадила стрелу в глаз. Такой выстрел вряд ли удался бы и самой Риве. Охотники побежали приканчивать добычу, заблестели длинные ножи, люди проворно и профессионально потрошили туши, обрезали мясо. Ваэлин подошел к Астореку. В сотне шагов волки сгрудились вокруг другой туши. Обычное спокойствие испарилось, они ссорились, рычали друг на друга, вымазались в крови и телесной жиже от хвоста до носа.

— Это их награда, — сказал Асторек. — Не стоит привязывать их слишком сильно. Иногда им лучше вспомнить свою природу.

Вдалеке над удирающим лосиным стадом поднималось облако пыли.

— Вы не перебили всех, — заметил Ваэлин.

— Если бы перебили, их не осталось бы на следующий год.

— Когда мы придем к воларцам, будет не охота, но война. Бежать мы не позволим никому. Нельзя, чтобы они остались на следующий год.

— Вы думаете, мне претит убийство бывших соотечественников? — осведомился Асторек. — Я уже не раз занимался этим.

— Теперь будет по-другому. Теперь их ведет нечто куда хуже амбициозного недалекого генерала.

Подошла вытирающая стрелы Кираль и с опаской глянула на шамана.

— Лорд Ваэлин говорит правду, — сказала она. — Он чувствует ваше сострадание. Но оно погубит вас, когда мы повстречаем ручного пса Союзника.

— Союзника? — в недоумении тряхнув головой, спросил Асторек.

— И он живет там, за Порогом? В месте за смертью?

Ваэлин не сразу нашелся с ответом. Трудно объяснить само понятие места за Порогом тому, кто вырос в безверии. И, в отличие от людей, принявших Асторека, он не испытывал благоговейных чувств к зеленому огню, все еще поблескивающему в ночном небе над северным горизонтом, считал его попросту загадочным природным явлением. Мало ли их в мире?

Они выступили накануне. Воины Волчьего народа прощались с семьями и без особых церемоний уходили на юг. Однако были и те, кто не отправлялся в поход и не оставался в селении. На берегу собралась группа пожилых мужчин и женщин, каждый со своим каноэ и небольшим запасом провизии. Среди них Ваэлин заметил Далеко Идущего. Его обступили люди помоложе, наверное дети или внуки. Старый вождь раздавал им подарки: копье, ожерелье, нож. Подарки принимались молча, очень уважительно. Младшие даже зашмыгали носами, когда старик сел в каноэ, оттолкнулся и, не оглядываясь, погреб на север. «Его завещание», — вспомнил Ваэлин.

Асторек с Ваэлином, ведущим в поводу Шрама, шли во главе армии. Шаман выслал волков вперед, на разведку.

— Я понимаю, что в это трудно поверить, — сказал Ваэлин. — Но я был там и слышал его голос. Я очень хотел бы думать о нем как о галлюцинации, плоде воображения и тени из старых легенд. Но он живет и жаждет уничтожить нас.

— Я думал, что посетить ваше место за Порогом можно, лишь умерев.

— Да, это так, — подтвердил Ваэлин и отвернулся, посмотрел на горизонт.

Разговор о произошедшем в Алльторе был нелегок, в особенности потому, что Ваэлин сам не понимал почти ничего из случившегося.

— Тогда почему вы здесь?

Ваэлин посмотрел на Дарену, болтающую с Карой и хохочущую, на их боевых котов, катающихся в потешной драке.

— Мне всегда очень везло с друзьями.

Через неделю они подошли к горам, гряде крутобоких хребтов и пиков, простирающихся далеко на юг. В долинах рос хороший сосновый лес, но сами горы были в основном оголенными гранитными глыбами, бледно-голубыми в туманной дымке. На востоке под плотным темным облаком виднелись оранжевые сполохи.

— Огненные горы, — сообщил Асторек. — Туда не ходят даже местные горцы.

— Ваш народ торгует с ними? — спросил Ваэлин. — Разговаривает на их языке?

— Их наречие родственно воларскому, хотя нетренированному уху трудно воспринять его. Мы не торгуем. Они постоянно враждуют между собой и с воларцами, когда те являются выполнить квоту на рабов, и редко выходят в тундру.

Асторек посмотрел на стаю копьястребов, постоянно кружащую над головой. От нее отделилась группа птиц и полетела к горам.

— Моя мать предупредит нас о любом, вышедшем поприветствовать нас.

Но у подножий никто не ждал, и впереди не было видно никаких преград.

— Мой народ сделал бы то же самое, — заверил Альтурк, напряженно осматривающий молчаливые горы. — Позволил бы вступить, спокойно идти и почувствовать себя в безопасности, а потом атаковал бы в ночи.

— За нами никто не наблюдает, — уверенно произнесла Кираль и сурово сказала Ваэлину: — Но кто-то идет к нам. Песнь ясно говорит: мы должны ждать.

Войско расположилось на нескольких холмах с хорошим обзором вокруг, волчьи стаи устроились по краям лагерей, а ястребы наблюдали сверху. Горы по-прежнему молчали. В темноте зарево на востоке засветилось сильнее и стали видны молнии, бившие в облаке дыма.

— Так вот рука Нишака простирается над миром, — глядя на далекий отблеск огня на востоке, к общему удивлению, произнес Альтурк.

Вечерами у костра он крайне редко что-либо говорил. А теперь он бросил привычку есть и спать отдельно от сентаров и снова выбрил голову. Некоторые сентары еще откровенно презирали его, но кое-кто стал поглядывать на вождя с уважением.

Сейчас уже никто не держался порознь. Гвардейцы сидели рядом с лонаками, те не чурались Одаренных, а их коты хватали обрезки мяса, брошенные воинами.

«Лед был кузней, где их сковало в единое новое целое», — подумал Ваэлин и вспомнил давние дни, когда наблюдал за работой мастера Джестина у наковальни, за тем, как три полосы стали превращаются в меч под неустанными ударами молота.

— Ты и в самом деле слышал его голос? — спросила Дарена.

Альтурк потупился. Но в его взгляде не было злости — лишь сожаление и скорбь.

— Да, я слышал звук, который мог исходить только из уст бога.

— Ты о Пещере Туманов? — спросила Кираль. — Малесса говорила мне, что, кроме нее, только ты видел пещеру.

— Малесса привела меня к ней. Хотя нож и дубинка сделали меня талессой Серых Соколов, мужем шести жен и отцом отличного сына, я все еще был молод и мечтал о величии. Я думал, что отыщу его в Пещере Туманов, где, по слухам, еще слышно эхо голоса богов. Потому я пошел к Горе и попросил совета у Малессы. Меня не допустили к ней, поскольку я мужчина и потому недостоин, но она дала мне проводника и напутствие, которое я сперва посчитал благословением, а после понял, что это было предупреждение: «От богов слышат только правду».

Альтурк умолк и посмотрел на Кираль с легкой ухмылкой.

— Проводник оказался угрюмой бабой, заговаривавшей лишь для того, чтобы оскорбить меня. Она звала меня дураком, хвастуном, сыном матери, раздвинувшей ноги перед обезьяной. Если бы дрянная баба не была Служительницей Горы, я бы тут же скинул ее с самого высокого обрыва — и она понимала это.

— Ага, ты бы попытался, — процедила Кираль.

— Твоя мать по крови была самой злоязыкой из всех, кого я знал, — отпарировал Альтурк. — Я уж разбираюсь, я женился на шести худших суках во всех горах.

— И хотел мою мать сделать седьмой. Только вот она оказалась для того слишком умной.

— А-а, — протянул Альтурк и махнул рукой. — Так или иначе, она провела меня к неприметной горе и неприметной дырке в ее боку. «Ты там умрешь, отродье обезьяны», — заявила твоя мать и ушла, не сказав больше ни слова. Я чувствовал тепло из пещеры и знал, что там меня ожидает самое трудное испытание в моей жизни. Но я так хотел услышать голос Нишака, ведь он обязательно поведал бы мне великие истины! Сперва вокруг была темнота, рассеиваемая только моим факелом. Иногда стены пещеры раздвигались, оставляя меня на узком гребне, по бокам чувствовалась пустота, может, глубокая пропасть. Затем я пришел к мосту, узкой скальной арке над огромной расселиной. Посередине на нее падал занавесом водопад. На другой стороне виднелась лишь тьма. Я подумал, что понял суть: если я пойду, водопад погасит мой факел, и я заблужусь, не отыщу дорогу назад. Боги мудры в устройстве испытаний, избирают лишь достойных их голоса, ибо трус мог бы повернуть назад.