Наобнимавшись вдоволь и по несколько раз, мы коснулись камня и очутились в круглой гостиной комнате, где весело потрескивал огонь в камине, и пахло травами, которыми было обвешано всё вокруг. Их запах будоражил во мне столько воспоминаний как из далекого прошлого, так и из недавнего, и к горлу подступил комок, а глаза наполнились той же же печалью и одновременно радостью, что и у хозяйки дома.

Проболтав до позднего вечера о том, о сем, мы разошлись спать. Нам с Игорем досталась та же комната, что и в прошлый наш визит, и бадья, наполненная горячей водой, которая уже ждала нас.

Забавно, что в прошлый раз я восприняла ее просто как бадью, а теперь, вспомнив свою прошлую жизнь, она воспринималась иначе.

- Здравствуй, спасительница! - Я обняла ее, как старую подругу, и, потянувшись за пучком ароматных трав, заметила непонимающий взгляд Игоря. - Долгая история, - ответила я.

- О нем? - сросил Игорь, плохо скрыв проступившую в голосе горечь. А я то думала, что мы с ним этот этап уже прошли.

- И о нем, и обо мне, - ответила я, раздеваясь.

- Ты никогда мне не рассказывала о своей прошлой жизни.

- Не правда, - ответила я, осторожно погружаясь в горячую воду, приятно пахнущую смесью мяты и чебреца.

- Обрывки, но не больше, - возразил он, погружаясь в воду следом за мной.

Взгляд его разноцветных глаз был противоречиво-красноречивым: с одной стороны, он не хотел знать, так как это было прошлое, разделенное не с ним, а с другим мужчиной, которого я когда-то любила; с другой стороны, знать он хотел, потому что именно в незнании моего прошлого он видел угрозу для нашего настоящего и будущего.

Я привстала, чтобы передвинуться, и, опустившись на его грудь спиной, закрыла глаза, раздумывая, как лучше поступить. Я чувствовала, что бремя моего прошлого тяготить и его и меня, вместе с испытаниями и потерями уже этой жизни. В конце концов, именно мое прошлое всегда в той или иной степени стояло между нами. Игорь был прав, когда говорил, что воспоминания о ней и о Косте как будто живут с нами постоянно. И, возможно, именно сейчас настало время развеять и этот прах по ветру.

- Закрой глаза, - попросила я, переплетая наши пальцы.

Я прижалась к нему сильнее, чувствуя, как наши сердца начинают стучать в унисон. Два камня цвета морской волны в форме полумесяцев засветились, становясь вновь единым целым, и их призрачный свет заполнил собой всю комнату. Сделав глубокий вдох, я мысленно открыла книгу под названием "Роман Александры", и начала чтение.

Чувствуя, как Игорь вздрагивал, я вздрагивала вместе с ним. Я показывала ему все, не скрывая даже самые интимные сцены между мной и Романом. Знаю, их, пожалуй, следовало опустить, но я рассудила, что лучше все, или ничего.

Не знаю, сколько мы так просидели, но вода в бадье уже почти остыла. Чтение закончилось, и когда последняя страница была перевернута, Игорь издал вздох облегчения, смешанного со страданием и тоской.

Я же, как ни странно, не почувствовала ничего. Это было, но оно ушло, уступив место другому, и я, наконец-то, с этим примирилась.

Игорь не двигался, тяжело дыша, и я, затаив дыхание, ожидала его реакции.

- Это было... - хрипло произнес он. - Ты... Вы... Я... Я даже не представлял себе, какого это было. Я был таким идиотом. Мне так жаль, Нина.

- Не жалей, - тихо ответила я, поворачивая голову, чтобы увидеть его лицо. - Мы живем не один раз, и у нас всегда есть выбор. И мой выбор ты. Ты - моя жизнь. Ты и девочки.

- Но...

- Никаких "но". В той жизни я любила Романа, или Костю - без разницы. В этой жизни я люблю тебя, и только тебя. А теперь давай вылезем из этой чертовой бадьи, а то вода уже остыла, и я начинаю мерзнуть.

Игорь посмотрел на меня так, как не смотрел никогда. Знаю, я и прежде так говорила и думала, но это действительно был другой взгляд. Я даже не могу описать его, настолько в нем много всего: и любви (и любви сильной, крепкой), и уважения, и восхищения, и нежности, и чего-то еще действительно неописуемого.

Он поцеловал меня, и поцелуй тот был крепким, сладким и горячим. На руках он вынес меня из бадьи и уложил на постель. Я даже не почувствовала ее прохлады, настолько у меня горела кожа от его прикосновений и поцелуев, как будто я была вся охвачена огнем. И горела я до самого рассвета.

После позднего завтрака мы разрешили девочкам взять Севера и поиграть в лесу. Аня знала окрестности, как свои пять пальцев, поэтому была назначена старшей. После разгрома ордена и всех его приспешников большая часть выживший медведей-перевертышей вернулась, но Евгения Павловна утверждала, что урок они усвоили и, что, если они были не в спячке, то ничем кроме пропитания больше не были озабочены.

Мне в это не особо верилось, но пришлось уступить, чтобы не обидеть Аню.

- Далеко не заходите, - вкладывая в слова весь свой родительский авторитет, сказала я. - Чуть что - сразу возвращайтесь. Все ясно?

Девочки согласно закивали и, прихватив Севера, с дикими визгами выскочили из гостиной.

Игорь обменялся со мной тревожным взглядом, но идти за ними не стал. Нам следовало начинать уже как-то привыкать к тому, что ордена больше нет и оглядываться через плечо, поминутно ожидая удара больше не нужно, а тревожиться за девочек мы будем и через десять и двадцать лет, ведь для нас, как родителей, они никогда не вырастут.

Игорь завел с Евгенией Павловной разговор о сильфах, точнее сильфидах, ну, или феях, как их еще называли. Прислушиваться я не стала, как и участвовать в разговоре. Все это я уже знала. Пришлось, так сказать, изучить тему, когда Аннушка осталась жить у нас, ведь именно она и была сильфидой, то есть духом воздуха, или элементалем. И, если было верить интернету, то способности ее еще только начинали развиваться.

Сильфиды были способны к левитации, что Аннушка уже умела и весьма неплохо, а вот становиться невидимой или создавать мощнейшие ураганы - пока нет.

Взрослые сильфиды являли собой стихийных духов-кочевников, и обычно для жизни выбирали места либо высоко в горах, либо в ветвях высоких деревьев, на которых вили гнезда, исполняя по ночам волшебные танцы под луной. Жили они невероятно долго, почти вечно и никогда не старели.

Вот как раз слова про "духов-кочевников" и "жизнь высоко в горах" Игоря и беспокоили. Пока Аннушка была еще ребенком, но ведь все мы знаем, как быстро растут дети, и Игорь хотел быть максимально готовым к тому, что в один прекрасный день она скажет, что хочет свить гнездо и снести яйцо, сделав нас бабкой и дедом.

От этой мысли я улыбнулась. Могу себе представить, какое у Игоря будет выражение лица при этом. Умора!

Но если это для нас обоих это было неизведанной территорией, то вот ситуация с Верой была исключительно моей обязанностью. Как-то она спросила меня, почему она уже может превращаться в кошку, а вот колдовать почти не умеет. Я тогда ответила ей, что все не дается сразу, но вообще-то вопрос ее загнал меня в тупик, ведь у меня было совсем наоборот, то есть я сначала колдовала, а потом уже состоялась как двоедушница. И, как ее ментор, я должна была помогать ей правильно развиваться, но, будучи в этом вопросе чайником (собственно, как и во многих других), я просто не знала, что делать дальше.

И это Игорь еще предлагал завести еще детей. Ага! Тут с собой не знаешь, что делать, куда еще мелких заводить? Блин, у меня от одной этой мысли волосы седеть начинали.

Погрузившись в размышления, я не сразу почувствовала холод. Его ледяные щупальца обвивались вокруг моих ног, подползая все выше. Изо рта вырвалось облачко пара, и я заметила, что на волосах появился синевато-белый иней.

- Саша! - услышала я. - Саша, помоги! Помоги им!

Холод внезапно прошел, и меня бросило в жар. Кому "им" - долго думать не пришлось. Пулей вылетев из камня, я стала осматривать окрестности и прислушиваться. Уже садились сумерки, мороз крепчал, а девочек нигде не было видно.