На этом историю о несчастной любви Артура к Миранде можно и закончить. Необходимо только упомянуть, – вновь нарушая хронологию и забегая на минутку в будущее, – что Артур Анпитосов всё-таки женился именно на Миранде. Правда, не на той самой, а на другой. Но тоже родом из Политеха. Если учесть чрезвычайную редкость этого имени в наших краях наташ, даш, маш и тань, нельзя не оценить по достоинству его верности и целеустремлённости…
Да, а ещё этот Артур оказался весьма расторопным малым, когда прежде всех смекнул, что есть великолепная возможность проскочить на холяву в комсомол – просто тупо пристроившись ко мне в фарватер. Тех, счастливчиков, которые знать не ведают, что обозначает слово «Комсомол», отсылаю на милость справочников, энциклопедий и википедий. Замечу только, что без членства в этой молодёжной коммунистической организации поступить в Совдепии в вуз было довольно проблематично. Членство облегчало задачу зачисления в славные студенческие ряды. В комсомол можно было вступить лет с четырнадцати, если ты не был двоечником, отъявленным хулиганом или каким-нибудь иным антиобщественным типом (скажем, уродом, предпочитающим Владимиру Ильичу Ленину Иисуса Иосифовича Христа). Из-за частых смен школ и городов, а также по причине знакомства с запрещённой литературой из библиотеки дяди Альфреда, у меня с комсомолом не заладилось. То есть как не заладилось? Я не шибко в него стремился, а он не слишком старался меня к себе (или в себя?) залучить. Между тем, приближалась пора получения школьного аттестата, а следовательно, последующего поступления в какой-нибудь вуз. Или, как было принято выражаться у нас на югах, во вполне конкретный – КПУ (Куда Папа Устроит). Высшее образование в стране советов было бесплатным, безалаберным, невысокого уровня и таковым почиталось только в пределах этой самой страны. Впрочем, с тех пор в нашей системе высшего образования мало что изменилось (кроме того, что за то же самое качество стали брать плату). Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить в процентном соотношении количество выпускников наших вузов, работающих по полученной в них специальности. Навскидку предположу, что это число не превышает жалких пяти процентов, тогда как в нормальных странах всё обстоит обратно пропорционально… Но это так, к слову. Вернёмся в май месяц последнего года моего обучения в средней школе. Одним прекрасным утром меня вдруг прямо с первого урока вызвали к директору. Я за собой ничего такого крамольного не числил, поэтому явился к нашей любимой Екатерине Великой (официально – Екатерине Петровне, в просторечии – Great Kate или Катюха) в кабинет весь охваченный любопытством. Тут-то меня наша Грейт, которая Кейт, и огорошила, в упор поинтересовавшись, почему я до сих по не комсомолец. Вопрос на засыпку. Слишком много причин… Но раздумывать над ответом мне времени не предоставили: велели срочно пройти в пионерскую комнату (в каждой школе имелось такое идеологическое помещение, предназначенное для воспитания подрастающего поколения в духе верности коммунистическим идеалам, а при нём, как правило, пионервожатая на окладе учительницы младших классов) и написать заявление с просьбой принять в славные ряды молодых строителей коммунизма в отдельно взятой державе. Я уже понял, чьих это рук дело, поэтому смирил гордыню и исполнил требуемое. На перемене, естественно, пришлось объяснить одноклассникам, с чего это вдруг я Катюхе срочно понадобился. Вот тогда-то Артур Анпитосов и проявил расторопность, пристроился в фарватер. А поскольку, как я уже упоминал выше, в одиночку он ничего не делал, то вместе с ним пристроилось еще трое, пребывавших в том же беспартийном, то есть проблематичном при поступлении в вуз, чине. Так впятером мы и явились в тот же день в райком комсомола, где после строгого экзамена на предмет глубоких познаний истории этой организации (самый заковыристый вопрос достался Артуру: сколько государственных орденов имеет комсомол? Артур, как истый второгодник, впал в панику. Между тем, достаточно было поднять глаза, чтобы сосчитать эти ордена, которые в виде выпиленных из пенопласта и соответствующим образом раскрашенных экземпляров были пришпандорены к стене – прямо над головами суровых экзаменаторов. Пришлось выручать приятеля, шептать «шесть») были торжественно приняты в славные ряды «ленинъюгенда»…
Тем же вечером я дождался с работы отца (а приходил он, как правило, к полуночи, ибо у военных комиссаров рабочий день не нормирован) – главного затейника и организатора всей этой комедии с комсомолом, – и предъявил ему ультиматум: дескать, теперь для баланса моей души ты, папа, просто обязан меня окрестить. Отец, правоверный коммунист, одновременно умудрявшийся верить и в Ленина и в Христа (что тогда казалось несколько избыточным, поскольку Ленина преподносили нам, как Христа – см. выше), впал в лёгкую оторопь:
– Ты что, верующий?
– Сочувствующий. И вообще – я за справедливость, папа. Почему мы чтим и возносим революционного гладиатора Спартака, а Христа игнорируем? А его, между прочим, тоже в итоге распяли на римском кресте. Ну и что, что Спартаку пришлось помучиться на этом кресте почти трое суток, тогда как Христу удалось уложиться в каких-нибудь четыре часа? Спартаку спешить было некуда – всё, что он мог, он уже натворил. А Христа весь Тот Свет, им же возвещённый, дожидался – дабы судил их там, а сам судим не был… Лично мне, как сочувствующему, обидно столь преступное умаление Спасителя нашего в сравнении с этим пресловутым фракийским драчуном! Да, признаю, снято немало фильмов и о том, и о другом, но что-то я не слышал о существовании спортивных обществ «Христос» или футбольных клубах «Иисус Юнайтед». Ну ладно спорт, Бог с ним. В конце концов Христос никаких физкультурных подвигов не совершал (если не считать напрасного восхождения на бесплодную смоковницу и усердного размахивания кнутом при разгоне менял из храма). Но как можно мириться с тем, что этот скандальный Спартак буквально купается в лучах балетной славы, а Иисус наш Христос не то что ножкой на сцене не шевельнул, а вообще там ни разу не появился?! Я не понимаю, неужели ни одному приличному композитору не в пришло в голову сочинить балет о Сыне Божьем? Неужели они настолько слепы, что в упор не видят, сколько хореографических возможностей таится в Евангелиях?! Ты только представь, отец, с какой глубиной духовной насыщенности всяких там па де па можно поставить Нагорную Проповедь! А хождение по воде! Уж не говорю об изгнании бесов из двух даунов в стране Гергесинской! Да в сравнении с этим беспрецедентным актом хореографического экзорцизма пресловутый танец с саблями покажется бессмысленным боданием братвы с заточками!..
– Ты, часом, не заболел, сынок? – поинтересовался отец. – Какое ещё Евангелие? Какой на фиг балет с Христом?! Да его даже за кулисы Большого не пустят, не то что на сцену…
– Ну пусть тогда хотя бы «Двенадцать» Блока поставят: шатающийся отряд пьяных матросов, а впереди Иисус Христос в белом венчике из роз – назидательно вертится и умилительно ножкой бьёт.
– Ага, – усмехнулся отец, – впереди на белом коне в чёрной бурке… Кончай придуриваться. Ты мне вот что лучше скажи. Если ты такой верующий, то и молитвы должен знать. Знаешь? Докажи!
– Разумеется знаю, – сказал я. И доказал: – Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго.
– Ну? – сказал отец. – Что, и это всё? Вся молитва?
– А ты чего ожидал, папа? Нижайшую просьбу толщиной с доклад Брежнева Двадцать Третьему Съезду КПСС?
– Но там же еще что-то про нашего Отче должно быть, – не сдавался мой принципиальный родитель.
– Молитв, – объясняю, – много. Та, на которую ты прозрачно намекнул, называется «Отче наш». А есть еще молитвы благодарения, богатства, здоровья и так далее – по всему периметру нужд человеческих…
Дальнейшие подробности, дабы не навлечь на себя обвинений в оскорблении чувств верующих, благоразумно опускаю. Скажу лишь, что, в конце концов, под напором моего благочестия, отец согласился на компромисс:
– Ладно. Слушай вводную: сдашь вступительные экзамены, сможешь съездить к своей бабушке Шуре. Вот пусть она тебя там и окрестит втихую…
