Первым делом я перенёс из цирка Лейбаграда в самбадром Рио огромную клетку. Да-да, это было первое имущество, похищенное у Мегасоца. Как выяснилось, Запад совершенно разучился мучить животных.

Ни одной приличной клетки!

Пришлось грабить своих.

Потом я по очереди «выдёргивал» из постелей каких-то людей, очень похожих на обитателей первых страниц газет и журналов. Я переносил их прямиком на арену, где всё ещё пели и плясали, били барабаны и толпа заходилась в овациях… нет, не сильным мира сего, а девицам, едва прикрытым перьями и клочками материи.

Зрители ещё не поняли, куда надо смотреть.

Впрочем, когда в клетке собралось два десятка человек, музыка стихла. Сперва прекратилось пение, потом барабаны. Рукоплескания тоже стихли. Зато от вспышек фотоаппаратов начало рябить в глазах. Ещё минута! Сорок секунд. Двадцать… Всё! Принимайте шоу, как просили.

Я вернул в камень свой флот и перенёсся в Эрмитаж, на кухню, к телевизору. Вставил в гнездо флешку и лихорадочно листал программы… вот же пакость! Когда нужно, чёрта с два найдёшь нужный канал.

— Помочь? — спросил Александр.

— Не спите? — удивился я.

— Вас жду, — просто ответил он. — Ищете новости?

— Карнавал в Рио. И запись включите, пожалуйста. Мне нужно всё записать на флешку.

Я уступил ему пульт и уселся за стол, в предвкушении шоу. И не ошибся. Трибуны неистовствовали. Никакой музыки, никаких танцев. И напрасно репортёр что-то кричал в микрофон, — переорать беснующуюся публику он не мог. Камера переключилась на площадку самбадрома. Клетка только угадывалась. На ней висели люди. Дверь в клетку я обвязал цепями и закрыл на несколько замков. И все их сломал. В расчёте, что сперва попробуют открыть замки, и только потом возьмутся за болгарку.

— Что там происходит? — нахмурился Александр.

— Президентов привезли, — сказал я. — В клетке.

— Много? — деловито осведомился Никаноров, устраиваясь рядом.

— Только от Мегасоца — дюжина душ. Остальные скромнее. А как ваши исследования «живой воды»?

— Потрясающе, — сказал Александр и посмотрел на правую ладонь.

— Надеюсь, начинали с неглубоких порезов? — с беспокойством спросил я.

Он перевёл взгляд на меня, и я почувствовал его колебания.

— Смелее, Александр, — подбодрил я Никанорова. — Вы же едва сдерживаетесь, значит, время пришло.

— Святой водой из вашей ванной, — он ткнул скрюченным пальцем в сторону стены, за которой, как ему казалось, была ванная, — можно вылечить тысячу человек.

— Очень хорошо, — сказал я. — И что дальше?

— В каком смысле? Дальше — нужно лечить.

— Вы берётесь за это дело? Вы, лично? Стартовый капитал считайте неограниченным, но «святой воды» у вас меньше тонны. Берётесь организовать клинику? Реклама? Персонал? Бухгалтерия? Налоги? А ведь есть ещё дипломированная медицина, которая распнёт вас на кресте без анестезии. Вы уверены в своих силах?

Он смутился. Отвёл взгляд в сторону.

— И ванная с другой стороны, Александр. Вы сидите лицом ко входу, а не спиной. Но, конечно, не суть. Просто если вы не собираетесь заниматься широким внедрением «святой воды» в массы, то вам придётся выбирать: этих лечим, а этих нет. Как вы решите: кому жить, кому умереть? Кто больше заплатит? То есть всё сводится к деньгам?

Я видел, что ему нечего ответить, но добивать не стал. Тем более что суматоху самбадрома сменила «картинка» студии и симпатичной дикторши, которая с преувеличенным вниманием перебирала на столе бумаги.

— Кажется, сейчас будут пояснения.

— …пока нет официальных подтверждений, что люди, очень похожие на первых лиц Германии, Америки и Мегасоца, действительно ими являются. Тем не менее, Мегасоц уже выдвинул претензии к западной коалиции в провокации и посягательстве на суверенитет. Срочно созывается внеочередная сессия…

Мне стало скучно. Почему-то припомнилось первое занятие по рукомашеству. Когда я вышел на татами и приготовился к схватке, а сенсей через две секунды позвал следующего. После этой первой тренировки мне выдали видеозапись на лазерном диске. Я посмотрел и забыл. Но когда пересмотрел ту же запись на следующем курсе, понял значение первого урока: за две секунды противник обозначил три удара: один из которых, — локтем в висок, был бы смертельным, если бы он довёл движение до конца.

Сегодня я в роли сенсея: из кожи вон лезу, чтобы на шаг опережать противника. И вдруг выясняется, что он не просто далеко позади, я ушёл от него за горизонт.

— Вы меня совершенно не слушаете! — всплеснул руками Никаноров.

— Её я тоже не слушаю, — кивнул я на телевизор. — Впрочем, простите. Задумался. О чём вы говорили?

— Хочу показать вам фокус.

— Фокус?

— Почему-то так и думал, что на вас не произведут впечатления мои терапевтические изыскания. Но как вам понравится это?..

Я с ужасом уставился на культю его правой руки.

От локтя и ниже ничего не было. Совсем ничего.

С дурацкой ухмылкой клоуна, Никаноров левой рукой что-то нащупал в воздухе и резко дёрнул:

— Вуаля!

Правая рука вернулась на место.

— Соли святой воды не взаимодействуют с электромагнитным излучением. Я несколько раз вымочил полотенце и высушил его. Какой эффект, а? Готовый материал для плаща-невидимки! Что скажете?

— Что вы дурак, Никаноров, — в сердцах сказал я. — И фокусы у вас дурацкие!

— Вы просто завидуете, — с укором заметил он. — Обратите внимание, как работает сознание. Мозг сам достраивает фоновую картинку! Мы физически не можем увидеть «пустое» место!

— Избавьте меня от подобных экспериментов!

— С удовольствием. И для этого вам придётся пустить меня в свою пещеру.

— Придётся?

Он смутился:

— Это всего лишь одна из возможных демонстраций моей полезности. Но я не прошу, я — покупаю. За вами должок. Чемодан с деньгами…

Я осторожно кивнул. Как-то незаметно для себя я уже успел распорядиться его имуществом.

— Можете оставить его себе, — великодушно простил Никаноров. — Я передаю его вам в порядке оплаты аренды четырёх квадратных метров вашей пещеры. Возле стены и с выходом к «морю». Хочу изучать свойства камня и святой воды. Чемодана денег хватит?

Я поймал себя на мысли, что потерял всякий интерес к событиям на самбадроме. Сегодня история делалась здесь, на кухне второсортного пустующего отеля.

Но какой фрукт!

Неверно расценив моё молчание, Никаноров оставил фатовской тон.

Теперь он просил, даже умолял пустить его в камень:

— У меня тысяча проектов и миллион идей, Максим. Уверен, вы не представляете всех возможностей. Оставьте эти вопросы специалистам. А сами занимайтесь дрессировкой социума, — он кивнул на экран телевизора, где снова показывали клетку. — Мелочёвку оставьте мне, перед вами более глобальные задачи. С вашим посредничеством между человечеством и философским камнем, люди смогут выйти из тупика на дорогу. Что, если подобный симбиоз: человечество и камень, — изначально входил в проект Создателя?

Да, верно. До потрясающего фокуса с исчезнувшей рукой он действительно рассуждал о столбовой дороге, по которой человечество с помощью камня строевым шагом устремится к светлому будущему.

Меня не тронули его надежды.

Об асфальтированном проспекте к светлому будущему слышу с младенчества. И теперь у меня отношение к этим проспектам чересчур утилитарное: в случае войны здесь может сесть бомбардировщик или эта ВПП только для короткого разбега истребителей?

Но другое слово напомнило о важных пробелах в понимании происходящего…

— Кстати, о посредничестве, Александр, — с заученной непринуждённостью ключевого вопроса я вклинился в его проповедь. — Как вы нашли Крецика?

По его лицу было видно, с каким трудом он возвращается из своего светлого будущего в наше хмурое настоящее.

— Крецик? Кто такой Крецик?

— Борис Крецановский. Вы передавали ему фото.

— Нет! — он даже головой помотал для убедительности. — Я ничего ему не передавал. Он подошёл на переменке в Универе, сказал, что от нашей общей знакомой, и назначил встречу на утро в заводском кафе.