— В сто третью, Гервиг. Делай, что говорят.
— По счёту «три» поднимаемся, — сказала Мария. — И вот так, в обнимку, выходим из зала. Двигайтесь плавно, Юрий. Как в танце. Помните, одно неосторожное движение может вас убить. Не стройте из себя героя, и умрёте завтра от бомбы, а не сегодня от столового ножа.
Подскочил официант.
— Наш друг немного перебрал, — ответил я на его недоумевающий взгляд. — Чай и кофе принесите в нашу каюту. Будем отпаивать…
Я кивнул на Юрия, у которого заплетались ноги, и официант понимающе осклабился.
По дороге в каюту Мария подробно расспрашивала о яде: классификация, биологические последствия, состав, происхождение. Но смысл этого блиц-допроса я понял только, когда у дверей каюты мы встретились с высоким белобрысым парнем, сухощавого сложения.
Парень молча протянул кисет из тёмно-коричневой кожи, и, как мне показалось, с излишней робостью попросил взамен шефа.
Мария по-прежнему придерживала рукоять ножа, поэтому кожаный мешочек взял я. Но вместо обмена Мария задала парню примерно те же вопросы, с которыми приставала к умирающему Юрию.
Наверное, что-то в ответах Гервига ей не понравилось, потому что через минуту она повела несчастного Юрия к нам в каюту.
Гервиг заволновался, но я был твёрд:
— Твой шеф полагал, что мы умрём ночью. Если это произойдёт, он умрёт вместе с нами. Если же ты действительно дал нам противоядие, получишь своего командира утром.
— Но ему нужна первая помощь! — взмолился Гервиг.
— Он в надёжных руках, — с издёвкой в голосе заверила Мария. — Тебе совершенно не о чём волноваться.
10. Убойная ночь
Радуясь отсутствию бленкера, я сдвинул кресла, и Мария с Юрием синхронно на них уселись. Оба казались бледными: Мария от злости, Юрий от боли, но держались стойко — без угроз и ругательств.
Развернув кисет, я обнаружил в нём два шприца и посмотрел на Марию.
— Сперва себе, дорогой, — сказала она. — Клянусь, если с тобой что-то случится, этот господин умрёт в ту же минуту.
Я посмотрел на Юрия. Тот выглядел усталым, но не испуганным. Капли пота мелким бисером искрились на лбу и щеках. «Если почувствую себя плохо, немедленно переместимся в камень, — пообещал я Демону. — Прямо на глазах у этих замечательных людей».
Потом мне пришло в голову, что возвращаться в каюту будет необязательно: камень очистит кровь от яда, а бленкер уже там, в камне, ждёт моих решений. На необъятных просторах Родины хватает укромных мест, где я смогу потратить бездну времени на изучение бленкера и камня. Не торопясь и вдумчиво. Теперь я почти мечтал, чтобы меня отравили. Мария никогда не откажется от задачи, которую я не собираюсь выполнять. Значит, чем дальше в лес, тем дорожки врозь. Тогда, что я здесь делаю?
Я всадил иглу себе в ногу и продавил до упора поршень. Мария заметно напряглась, а Юрий остался безучастен.
«Похоже, не врёт», — обрадовался Демон.
Я поставил перед ними журнальный столик. Как раз вовремя: в дверь постучали.
Поправил полу пиджака, чтобы лучше спрятать руку Марии с ножом, и впустил стюарда, который оставил на столике поднос с напитками и удалился, благодаря за щедрые чаевые.
— Чай? Кофе? — жизнерадостно обратился я к заложнику.
Но Юрий не успел ответить.
— Всё в унитаз, дорогой, — сказала Мария. — Впрочем, чашку чая можешь оставить. Для меня.
— Но, может, гость хочет?
Она тяжело вздохнула и посмотрела на Юрия с ненавистью:
— Захочет, конечно. В туалет и не раз. Только ширинку ему расстегивать придётся тебе. А потом ещё и подержишь его «хозяйство».
Только сейчас я понял, насколько непростой предполагается ночь, и не стал спорить. Оставил чашку с чаем, а остальную посуду вымыл и выставил за дверь.
После этого снял с галстука Юрия заколку и поднёс её к глазам. Действительно, похоже на объектив с микрофоном. Вставил заколку в щель между дверью и косяком, и придавил до хруста, до полного осыпания «начинки» на пол.
— Варвары, — прошептал Юрий.
— Боец! — одобрила Мария.
Я вынул из кисета второй шприц и вопросительно посмотрел на Мару. Она кивнула:
— Да, пора. Сделай и мне инъекцию, пожалуйста.
Я сделал ей укол, и она немного расслабилась.
— Может, устроимся удобнее? — предложил я. — Юрия можно угостить снотворным, извлечь нож и обработать рану. Самим спать по очереди. Если почувствуем отравление, отдадим долги, — я кивнул на заложника, — и примем неизбежное.
— Одного не пойму, — тихо сказал Юрий. — Вы же наверняка испытали действие бленкера на себе. И если вас отправили в это путешествие, значит, умирать вам не скоро. Почему нервничаете?
— Я тоже не понимаю, — с пол-оборота «завелась» Мария. — Если всё знаете о бленкере, и допускаете, что умирать нам не сегодня, зачем крайние меры?
— Не крайние! — запротестовал шёпотом Юрий. — Вы не в ту сторону думаете. Я знал, что вы не умрёте. И отравил вас в полной уверенности, что вы примете разумное решение и всё расскажете. Получите противоядие, и все будут жить долго и счастливо.
Я посмотрел на Марию и выразительно приподнял брови. В этом была логика. Но Мария полагала иначе:
— Или всё наоборот: вы бы узнали, что хотели, и не дали нам противоядия. В порядке апробации прибора.
Я подумал и кивнул. Тоже похоже на правду.
— Ступай в аптеку, дорогой, — приняла решение Мария. — Твоя идея со снотворным мне нравится. И захвати всё для рассечений: хирургическую нить, иголку, тампон, бинт… Когда он уснёт, обработаем рану. Чтоб никто не сомневался в нашем пролетарском гостеприимстве.
Я вышел в коридор, убедился, что он пуст, и тут же перешёл в камень. Не хотелось терять ни минуты.
В келье присел на лежанку и крепко задумался. Мария крайне неудачно перехватила инициативу. Если бы не трюк с заложником, я бы дал ей снотворное и перенёс в камень. Её пробуждение означало бы, что камень очистил кровь от пагубы. Тогда я немедленно вернулся бы в каюту, а зыбкие воспоминания о светящейся каменной пещере Мария отнесла бы к флёру сна.
Утром я бы сказал, что Юрий блефовал, и мы бы вместе посмеялись над его угрозами. А чтобы исключить мнение самого Юрия, я бы выбросил его за борт вместе с Гервигом…
Собственно, что мешает это сделать сейчас?
Я уже собирался отправиться к бошам, но остановился. Выбросить Гервига за борт — «нивапрос»: вся ночь впереди. Пока я тут, в камне, Вселенная замерла в почтительном ожидании моих решений. Никто взашей не гонит. Почему бы хорошенько не подумать?
Я вытянулся в полный рост на лежанке и удивился теплу и спокойствию. Мужик под чёрным солнцем больше не показывался. Золотистое сияние камня умиротворяло и баюкало. Влага, каплями заползавшая за воротник, ничуть не напрягала. Было поразительно уютно.
Но мысли о покое почему-то тревожили. Что-то с этим покоем было не так. Что-то в нём было неправильным. Я прикрыл глаза и «полистал» в сознании эпизоды и сцены последних двенадцати часов. Открытие кельи в камне, стоп-время и ноль-путь… А ещё поразительная пулеустойчивость моего организма и трансмутация элементов…
Я открыл глаза. Я едва не проворонил самое важное свойство камня! Пули в живот я получил в подвале библиотеки. И переносился туда дважды: сам и когда отправил на исключение бойцов из сто тринадцатой. Но подвал — в Лейбаграде, на земле! А сейчас я — в море, на борту судна. «Аркадия» движется, подвал — нет. Камень не только обнуляет время и путь, он обнуляет инерцию?
С каким бы вектором импульса я не вошёл в камень, из него я выйду со скоростью и направлением, совпадающими с движением площадки выхода. И то, как я очутился на борту подводной лодки, — прямое подтверждение этой догадке. Но симметрично ли это правило? Если здесь, в келье, я прыгну или побегу, сохранится ли вектор скорости в точке выхода?
Я вспомнил укромное местечко гарнизона учебки в Е-бурге и «вышел» в него. Если и утро, то раннее: на востоке угадывалось слабое свечение, но от огней города или от приближения зари, — не разобрать.