— Время подлёта?

— Сорок минут. Амеры ещё не знают. Никто не знает.

— Чем зарядили?

Она, как и я, терпеть не могла вопросы, на которые не может ответить. Промолчала.

— Перезвони за десять минут до подлёта.

— Позвоню, шеф. Надеюсь, вы на меня не в обиде?

Я не ответил. Может, работу бленкера Крецика проверить на Светлане? Или всё-таки рассказать обо всём Никанорову? В конце концов, он эту кашу заварил. В невменяемости не замечен. Напротив, решив, что представляет угрозу для человечества, улаживал проблему системно: то есть, летально и навсегда.

— Максим? Ты постригся?

Ксения! Зал второго этажа. Я и не заметил, как вышел из каюты и спустился. Меня погубит не атомная бомба, а рассеянность…

— Ты меня преследуешь?

Ксения обиженно поджала губы:

— Простите. Искала, чтобы вернуть оптику.

Я принял у неё из рук бинокль, а она круто развернулась и выбежала из холла в сумерки, на палубу. К своему месту под шлюпкой.

Ну, вот. Обидел человека. Может, предложить ей переночевать в триста седьмой?

«Ну, ты жук!» — с восхищением прошептал Демон.

Я быстренько подавил очаги альтруизма и спустился в сто третью, постучал. Мария открыла, выскочила навстречу и обняла меня за шею.

— Не нужно стучать, милый. Мы здесь вместе живём.

Она сделала шаг назад и замерла. Она смотрела на «ёжик» у меня на голове, на мой загар… а потом взяла за руку и повела к столу. Свечи, вино, бутерброды с икрой, дольки ананаса… красиво!

— Что празднуем?

— Последнее примирение. Мы больше не будем ссориться. Обещаю!

Я обратил внимание на её платье выше колен: плечи открыты, сквозь тонкую ткань проступают соски.

— Ты решила меня соблазнить? Так я давно…

Она закрыла мне рот поцелуем.

Через долгую, сладкую минуту решительно отстранилась и властно указала на кресло.

— Присядь. Я должна сказать что-то важное. Пожалуйста, сядь!

Я сел, а она сделала несколько шагов к двери и обратно. Мимо меня. Я обратил внимание, что она босиком. Как девчонка!

Села на кровать, подобрала под себя ноги и вдруг выпалила:

— Я сдаюсь! Ты — главный.

Мне не пришлось стараться, чтобы сделать глаза круглыми. Само получилось.

— Я долго думала, и решила, что тебе нужна помощь. К Васнецову ты, конечно, никакого отношения не имеешь, но «марсианскими» возможностями обладаешь. Приобрёл их недавно, через бленкер Никанорова. Что дальше делать, не знаешь, но, как можешь, пытаешься творить добро…

Я вспомнил расправу над чекистами, и мне сделалось холодно. Уловив тень на моём лице, Мария заторопилась:

— Хочу сказать, что больше не буду требовать, и сделаю всё, о чём попросишь. Что ты можешь на меня положиться, и я согласна, что ты был прав: стреляла с перепуга, о чём сильно жалею. Я не прошу поверить мне сейчас, но прошу дать время, чтобы доказать, что я не полная дура…

Она закрыла ладонями лицо, а я бухнулся перед ней на колени и обнял за талию. Даже если она врёт, я отчаянно нуждался именно в тех чувствах, которые она разыгрывала. Именно их не хватало, для завершения каких-то процессов у меня в душе.

И этим процессам безразлично: искренние эти чувства или только имитация. Оказывается, так тоже бывает.

Я нервно рассмеялся, закашлялся и вдруг разрыдался. Как оказалось, жернова прошлого и будущего всё это время нещадно уродовали мою психику. Самоконтроль дал трещину, и из неё расширяющимся потоком хлынула тихая ненависть: к холодному, голодному детству, к юности без неба и красок, к безотцовщине и к равнодушию, с которым мир смотрел на мои попытки не стать чудовищем, без сердца и разума.

Опустился на пол. Хотел быть как можно ниже. Чтобы если падать, то не больно. А если вставать, то недалеко. И вдруг понял, что не один. Мария сидела рядом, тоже на полу. Крепко обхватив меня за голову, и прижав к себе. И щёки у неё были мокрыми.

Так мы и сидели, тесно прижимаясь. На полу тихо плакали два монстра, каждый о своём…

Спустя вечность и десять минут жизнь продолжалась. Она тихо скользнула в ванную, чтобы умыться, а я сунул флешку с программой уничтожения протокола моих перемещений по планете. Не знаю, зачем. Ведь список моих «посещений» она могла размножить и переслать в тысячу мест.

Потом умылся я. Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. Мне было неловко за свою истерику. А она делала вид, что ничего не случилось. Взяла бутылку, но я отобрал. Ещё не хватало, чтобы женщина разливала вино по бокалам.

— Я верю тебе, Мария, — сказал я вместо тоста, приподнимая бокал.

— Я верю тебе, Максим, — эхом отозвалась Мария.

Замурчал, просыпаясь, компьютер. Кто-то просил подтвердить связь. Я посмотрел на Марию.

— Выключить? — спросила она.

Жестом попросил соединить, и отполз дальше от объектива. Если это то, о чём я думаю, лучше ответить.

Она развела руками и ещё раз вопросительно на меня посмотрела, а я печально кивнул.

— Мегасоц запустил ракеты, — я узнал гнусавый голос Джонсона. — Наши спутники в режиме накачки. Лазерами спалим ракеты на траверсе Амстердама.

Я решительно вошёл в поле зрения ВЭБ-камеры:

— Добрый вечер, Джонсон. В лазерах нет необходимости. Ракеты до цели не долетят.

Он не стал тратить время на удивление:

— Уверены?

— Точно так же, как в неисправности бомбы.

В правом верхнем углу замелькала незнакомая пиктограмма, в спикерах послышалась трель.

— Это Пётр, — подсказала сзади Мария.

— Пусти.

Я протянул ей клавиатуру, но Мария щёлкнула мышкой. Да, это был Пётр Леонидович. Опустил глаза, но я не обольщался: это он впился в меня взглядом, разглядывая на мониторе.

— Доброго, уважаемые. Надеюсь, речь о ракетах?

— Ракеты до цели не долетят, — упрямо повторил я.

— Легенда о всесильном подполье? — насмешливо спросил Джонсон.

— Это не легенда. И ваша ухмылка совершенно неуместна. Хотите испытать наши возможности на себе?

Он поднял ладони в притворном испуге:

— Прошу прощения. В каждой стране есть оппозиция. Но я впервые слышу о подполье Мегасоца. Считайте, я просто неудачно сформулировал вопрос: чем мы можем помочь?

— У вас есть номер моего айфона. Подключите мой гаджет к своему центру наблюдения. Хочу видеть картинку движения ракет в реальном времени. Вы их отслеживаете на инфракрасном?

— Да. Больше ничего не нужно?

— Пока нет. Ракеты упадут в ста — ста пятидесяти километрах от «Аркадии». Если на них обычные боезаряды, то никому не причинят вреда. Если же что-то ядерное, то они не взорвутся.

— Уважаю, — сказал Юрий (когда это он подключился?). — Хотелось бы завтра поутру провести ещё один вебинар. У моего начальства есть предложения, от которых вы не сможете отказаться.

— Возможно, — согласился я. — А сейчас прошу извинить. Жду вашу «картинку», Джонсон!

Мария немедленно отключила конференцию.

— Ракеты действительно упадут? — спросила она.

— Они упадут. Только для этого нам снова придётся расстаться. Ненадолго! — быстро добавил я, заметив, как у неё печально опустились уголки губ. — И при любом раскладе, ночь мы проведём вместе.

Я показал пальцем на нашу кровать и растворился в воздухе у неё на глазах.

На маяке царило необычное оживление. Сперва подумал, что меня насторожила «многолюдность» на мостике: вся пятёрка в сборе. Но, присмотревшись, покачал головой.

Нет. Дело не в полном составе Штаба.

Девушки!

Они приоделись, накрасились, и, что вообще лишило дара речи, — были с роскошными гривами волос. Парни выглядели потрясёнными, но не обескураженными.

— Капитан на мостике! — командным голосом закричала Светлана и тут же повернулась ко мне. — Время подлёта пятнадцать минут. Вы раньше срока, шеф.

— Вольно, — сказал я, с удовольствием наблюдая за бесиками в её глазах.

Красивая, чертовка! А пахнет так, что можно думать только о любви, но только не к Родине.