А я по-прежнему стоял на месте.
Меня оглушила новая мысль: я разговаривал с лондонским бобби! Я прекрасно его понимал, а он понимал меня. Две недели изучения английского… — изучения от «балды», от нечего делать — и это уже уверенный разговорный?
Камень — это просто усилитель интеллекта или что-то большее? Если учесть, с каким наслаждением я расправился с отрядом чекистов, то второе. Но почему мне не пришло в голову убить полицейского? Или просто убежать? А вдруг камень не только читает мысли, но и лезет в мозг? И я — это уже не совсем я, а какой-то другой? Каменный?
— Максим!
Девушки стояли у колонн с огромными, цветными сумками. Господи, они всё видели! Ну и пусть. Сам виноват. Я непринуждённо махнул рукой, подошёл и подхватил сумки.
— Управились? Довольны?
Глядя на их сияющие лица, подумал, что мог бы не спрашивать. Мы завернули за угол, и я тут же перенёсся на маяк. Не сказал бы, что мы шли в толпе, но людей вокруг было немало. Тем не менее, я исчез вместе с девушками и кучей бумажных разнокалиберных сумок с полным безразличием к тому, что на этот фокус кто-то обратит внимание. Меня тревожило совсем другое: я не заметил полицейского! В форме! Полная потеря бдительности. Отчисление и направление в колхоз…
На маяке моя эмпатия неожиданно проснулась: Светлана ещё ничего не сказала, но я точно знал, что произошло что-то неожиданное.
Подождав, пока Селена с Ниной не уйдут с «мостика», я без улыбки уставился на Светлану.
— Что случилось?
— Так и знала, что вы почувствуете. У нас с вами связь, шеф, не находите?
— Что случилось? — повторил я.
— Знакомый Геннадия, Дональд, из Массачусетского технологического, который работает с орбитальным телескопом, снял видео авиаудара по «Аркадии». Бомба спускалась на парашюте. Спутник уходил за горизонт…
— И?
— Он хотел рассмотреть груз под парашютом. Но увидел бомбу. И человека на ней. Взгляните…
К счастью, «картинка» была основательно размыта. Всё-таки наблюдения по касательной к земной поверхности — это изрядные помехи атмосферы. Тем более, над морем, где испарения воды сами по себе душат резкость. Так что разглядеть лицо человека под куполом парашюта было невозможно: всего лишь силуэт. Зато работа этого силуэта заставила меня забыть обо всём.
Я физически не мог так быстро двигаться!
— Это нарезка?
— Не думаю, — сказала Светлана. — Зачем ему «прорежать» кадры?
К немалому облегчению, сразу после вспышки парашют почему-то опустился на бомбу, и голого себя я не увидел, а через мгновение меня там уже не было: бомба полетела в море, а парашют снесло вбок ветром.
«Ничего удивительного, — подумал я. — Бомба вышла из камня с нулевой скоростью. А парашют продолжал двигаться вниз. Вот он и опустился занавесом на бомбу…»
— Прогони ещё раз, — попросил я. — Медленно. Очень медленно, Светлана. На самой малой скорости.
Человек возник. Стоит на бомбе. Думает. Осматривается.
Следующий кадр: человек стоит вроде бы на том же месте, но изменилась поза.
«Правильно, это я вернулся в камень, отдышался, подумал, и снова под купол».
Ещё одно изменение позы. Теперь смотрю на парашют. Складывалось впечатление, что я мгновенно перетекаю из одного положения в другое. Вспышка…
Как! Не может быть!
— Этого не может быть! — я почти закричал. — Здесь не хватает кадров!
Она покачала головой.
— Верно, действительно не хватает кадров. Прошу прощения за безобидный розыгрыш. Запускаю настоящий видеоряд… пойду, гляну на свои обновки.
Она оставила телевизор включённым и ушла. А я смотрел, как прыгаю с одной стропы на другую, устанавливая пиропатроны. Разглядеть их было, конечно, невозможно. Но я-то знал, что там происходит. А теперь и Светлана знает. Я широко развёл руки в стороны:
— Да что же это такое?!
Я же говорю: гении! Или я — даун. Они разводят меня, как ребёнка. Не успеваю попасть в одну ловушку, как уже барахтаюсь в следующей.
Ладно. Пора глянуть, что там, на спасённой «Аркадии» делается. Хотя сильно сомневаюсь, что на пароходе кто-то сообразил, что его только что спасли.
Я «вышел» в своей, в триста седьмой.
И задумался.
Единственное отличие между мной и Никаноровым в том, что я воспользовался обоими бленкерами: оригиналом и «куклой» Крецика. Никаноров в подвале обмолвился, что передал Крецановскому не только фото, но и радиосхемы. Крецик передал файлы исполнителям, те собрали агрегат, совершенно не заботясь о его работоспособности, — муляж для Мегасоца в порту выгрузки. Специально для уничтожения!
Но если Никаноров случайно сделал бленкер смерти, то исполнители Крецановского могли с той же «невероятной вероятностью» сделать генератор каменного убежища. Или оба прибора работают «в паре», каким-то образом дополняя друг друга.
После третьего сканирования глаза, я потерял сознание. А перед этим «грел» мозг щупом Крецика. А вот Никаноров сто раз совал себе в глаз щуп бленкера, и ничего с ним не случилось. С другой стороны, исполнители Крецика вряд ли упустили возможность проверить работоспособность муляжа, — а вдруг заработает? Может, и почувствовали что-то, но на индикаторах высветился непонятный набор знаков. Испытатель мог не обратить внимания, что в нём что-то изменилось. Тем более, никто этих изменений не искал.
Значит, уникальность моего положения только в последовательности: бленкер Никанорова, потом прибор Крецика. Третий «подход» к бленкеру, может, и не нужен. И потеря сознания «образца» — недвусмысленный сигнал, что этому экземпляру всё отмерено сполна.
Или, напротив, именно после прибора Крецика следует «закрепить» какой-то результат бленкером Никанорова. И моя потеря сознания — свидетельство каких-то глубинных перестроек в извилинах…
Так что же, — экспериментировать? Подобрать самого безопасного кандидата и провести его через оба прибора? И кто же у меня «самый безопасный»? И по каким признакам я буду определять безопасность?
Чёрт подери, — все мои новые знакомые умнее меня, а значит, смертельно опасны. Они быстрее соображают, у них превосходные реакции и годами отработанное мастерство мышления. Собственно, именно за это ГПУ и поместило их в карантин: убивать гениев жалко, но оставлять на свободе опасно.
Они и сейчас, без всяких «бленкеров», легко загоняют меня в тупик и только из общего человеколюбия не добивают, а посмеиваются, когда я, кряхтя и охая, выползаю из очередной ловушки. Как легко Светлана меня развела! Всего лишь вырезала две секунды видеоряда. И я тут же раскололся. Но почему?
«Неуязвимость — убийца осторожности, — назида-тельно сказал Демон. — Ты перестал воспринимать окружающих, как смертельную угрозу. Отсюда и ошибки… Даже озеро в убежище, ты воспринимаешь, как досадную неприятность, к которой проще приспособиться, чем устранить…» Да. Келью нужно осушить. Срочно…
Зазвонил телефон. Мария.
В этот выход, я захватил айфон из камня с собой. Мне был нужен таймер. И связь со Штабом.
Мария мне тоже нужна. Или нет?
— Привет, красотка!
— Я выбросила пистолет в иллюминатор.
— Ого! Теперь придётся писать рапорт…
— Макс, прошу тебя, вернись в каюту. Уверена, что найду слова, которые ты услышишь.
— Только слова?
Я почувствовал, как она улыбнулась.
— Бутерброды на столе. Включаю чайник. Ты расскажешь, что сочтёшь нужным. А я расскажу всё, о чём спросишь. Это достаточное условие?
— Иду, милая, — я уже был на ногах. — Извини, по второй линии кто-то пробивается.
На второй линии был не «кто-то», звонили из Штаба. А просто так они звонить не будут.
— Неприятности? — спросил я.
— Мегасоц запустил крылатые ракеты, — привычно спокойно доложила Светлана. — Три штуки. Дональд разглядел их в своём телескопе недалеко от Копенгагена, на инфракрасном. Но он нам больше не поможет. Его спутник ушёл за горизонт.
Впервые я был готов послать всё к чёртовой матери. У меня вот-вот наладятся отношения с девушкой, которая четыре часа назад меня расстреляла. А тут какие-то ракеты! Может, их собьёт кто-то другой?..
