Плевать! Мне просто нужно сухое ровное место для экспериментов. И чтобы без свидетелей. А кому придёт в голову патрулировать спортплощадку батальона ночью? Сюда и днём молодых бойцов даже увольнительной не заманишь.

Вернулся в камень, разогнался и «вынырнул» на беговой дорожке. Да! Скорость сохранилась!

Включил «мерцающий» режим: шаг в келье, второйна дорожке. За четыре шага одолел стометровку стадиона. Я же вижу, куда хочу поставить ногу при следующем шаге, и камень послушно переносит меня на это место. Это значит, что я могу… всё? Обежать, к примеру, вокруг света. А по воде?

Я перенёсся на поросший осокой речной пляж, где мы неделю стояли перед отправкой на фронт. И снова порадовался результату. Механика чуть усложнилась, теперь я делал оба шага в келье: толчок в камне, полёт до следующего шага над водой, перехожу в камень, толчок, и снова над водой. Ну, и выход в мир не в полутора метрах от места отталкивания, разумеется. Зачем же ноги топтать?

Какое-то время я бегал от берега к берегу, а потом побежал по стрежню реки. Мгновение, проведенное в камне, восстанавливало силы и дыхание. Складывалось впечатление, что я мог бежать вечно.

А если по вертикали? Какая разница, что под ботинком, если нога всё равно опускается на камень? Точно так же, как я бегу по воде, я могу бежать и по воздуху! Я стал подниматься в небо. Удивительные ощущения: сознание корчилось от страха высоты: под ногами — пропасть! но я упрямо поднимался всё выше и выше — ещё немного, ещё чуточку…

Когда стало невыносимо холодно и стало нечем дышать, показалось солнце. Я запаниковал, сбился с ноги, и «мерцающий» режим перешёл в беспорядочное падение.

Повезло, что высота была приличной: я успел подавить панику, сосредоточился и вновь оказался в спасительном камне. Вспомнил, что меня ждёт Мария со снотворным, и тут же переместился в корабельный лазарет.

Снотворное можно было взять в госпитале под Тихвином. Я знал там содержимое каждой полки медицинских шкафов, но побоялся внимательности Марии: если увидит армейскую маркировку на флаконе, от законного вопроса — «откуда?» мне не отвертеться. Поэтому пакетики хлоралгидрата взял с полки всё-таки на «Аркадии», а не из родного госпиталя. Всего два пакетика! Если и заметят пропажу, то не в этом рейсе.

Но без вопросов не обошлось.

— Ты мокрый?! — удивилась Мария, едва я вошёл.

— Провизор заартачился. Не хотел без рецепта давать.

— И ты?..

Я выразительно посмотрел на Юрия и с укором на Марию. Только усталостью я мог объяснить, почему мой напарник спрашивал при заложнике.

— Прости, — сказала Мария. — Я — тупая.

— Просто устала, милая. Сейчас отдохнёшь.

Я налил полстакана воды из-под крана, высыпал в него кристаллическую пудру из пакетика, тщательно перемешал и протянул Юрию.

— Думаю, для всех будет лучше, если вы просто выпьете, — сказал я.

Он не упрямился: слабо приподнял здоровую руку, но я не стал полагаться на его силы — приложил к губам краешек стакана, и осторожно вылил всё до последней капли ему в глотку.

— Чай? — спросила Мария. — Надеюсь, ты в него ничего не подмешал?

— Ты раскусила меня, милая. Возляжем?

Я демонстративно взял чашку большим и указательным пальцами и сделал два приличных глотка. Чай был с мятой и лимоном. Запах снотворного всё равно чувствовался, но только если знать о нём. А горечь легко было спутать с привкусом лимона.

— Оставь мне! — засмеялась Мария.

Я передал ей чашку и разложил на столике набор для обработки проникающих ранений. Юрий с беспокойством следил за моими действиями, а я краем глаза наблюдал, как Мария пьёт снотворное.

— Вы уверены, что всё сделаете правильно? — шёпотом спросил Юрий.

— Абсолютно не уверен, — злорадно ответил я. — На курсах фельдшеров был отпетым двоечником. Два раза отчисляли, но за взятку восстанавливали. Оставь обнимашки с этим господином, Мара. Иди в ванную, я за ним присмотрю.

— Придержать нож…

— Ничего с ним не сделается. Ступай, приведи себя в порядок.

Она неохотно отодвинулась от Юрия, а тот опустил голову на грудь и замер.

— Неужто так быстро действует? — забеспокоилась Мария, разглядывая маркировку на пакетике. — Мне казалось, должно пройти четверть часа.

Она разминала затёкшую правую руку.

— Растереть? — предложил я.

— Сама справлюсь, — неожиданно зло сказала она и направилась в ванную.

Едва за ней закрылась дверь, я выпрямился, перенёсся в камень и постоял в нём неподвижно несколько минут. Сколько нужно, чтобы наверняка вывести наркоту из крови я понятия не имел, но посчитал, что если почувствую симптомы действия хлоралгидрата, успею снова сбежать в камень. К тому же вероятные наблюдатели к этому моменту будут спать беспробудным сном. Так что чистить кровь можно будет без опаски.

Вернувшись в каюту, расстелил кровать. А когда Мария вышла из ванной, предложил ей прилечь.

— Покараулю до четырёх. Потом меня сменишь.

— Я хотела зашить ему рану.

— Ложись, отдыхай.

Она внимательно на меня посмотрела и сказала:

— Если бы я не видела, что ты пил из моей чашки, была бы уверена, что меня ты тоже подпоил. Но ты же не сделал такой глупости, дорогой?

Я, как учили, изобразил искренность:

— Головокружение, нарушение координации, диарея, рвота… если утром почувствуешь что-то из этого букета, пристрелишь меня, как врага народа. Идёт?

— Вижу, что лекции по наркоанализу ты тоже не пропускал, — сказала Мария, отчаянно зевая. — Но если я в четыре утра сама не проснусь, у тебя будут проблемы…

Она забралась под одеяло, а я ещё пять минут бессмысленно перебирал медицинские бебихи на журнальном столике, время от времени приподнимая полу пиджака Юрия, присматриваясь к рукояти ножа.

Угроз Марии я не боялся, поскольку в три пятьдесят пять собирался переместить её в камень. И на предмет очищения крови от наркотика, и как страховку: а вдруг что-то не так с противоядием? Поэтому в том, что она проснётся в прекрасном расположении духа, свежей и отдохнувшей, не сомневался.

А вот с Юрием я собирался поступить иначе. Мне пришла в голову потрясающая идея эксперимента: что будет, если насобирать в камне воды и смочить ею рану? Вполне возможно, что его ранение удастся вылечить и без погружения в камень. Тем более что у Юрия последействие снотворного должно быть хорошо заметно. Отсутствие «похмелья» насторожит и самого Юрия, и Марию, которая и без этого замечает много странного в моих словах и поступках.

Я прислушался к дыханию пациентов и убедился, что они спят. Но на всякий случай провёл пальцами по их ресницам — никакой реакции.

Можно было приниматься за работу.

Первым делом, отбросил полу пиджака Юрия и закрепил её на плече зажимом для галстука. Теперь у меня был свободный доступ к рукояти ножа. Рубашка была безнадёжно испорчена кровью, поэтому я ножницами вырезал в ней и в майке окружность, и собрал ткань на рукояти ножа «зонтиком» так, чтобы оголилось тело. До овального участка спёкшейся крови, разумеется.

Наступил момент истины.

Я перенёсся в камень, приложил ладонь к лежбищу и под стекающие капли поставил чашку. Вернувшись в каюту, тщательно вымыл руки и протёр их спиртом. Подошёл к Юрию и тоненькой струйкой принялся поливать место спайки ткани с телом. Поначалу ничего не происходило, но чашка опустела лишь на четверть, когда я заметил призрачную струйку пара, поднимающуюся от раны. Не прекращая «орошения», осторожно потянул на себя нож. Ткань свободно отошла от кожи, крови не было, а нож легко выходил из раны.

Вытащив нож, отложил его на журнальный столик и присмотрелся к ране. По розовой коже бегали пузырьки. Они лопались, вспыхивая сиреневыми струйками то ли дыма, то ли пара. Принюхался: пахло свежим мясом — ни запаха крови, ни гнили.

Тогда я взял полотенце, смочил его остатками «каменной воды» и приложил тампоном к ране. В нагрудном кармане пиджака коротко тренькнула мобила. Сообщение? Я смотрел в его одутловатое лицо и раздумывал, как поступить, если шрама вообще не останется…