— Помоги мне, — срывающимся шепотом попросила она и зажмурилась. По гладкой щеке быстро соскользнула слезинка. — Я не знаю, что делать, к кому идти, но ты… ты ведь не побоишься, правда?..
Я напряглась.
— Ламаи, есть вещи, которые не станет делать ни одна ведьма. Не из-за боязни осуждения, а потому, что наш дар, как и все на свете, имеет две грани, и связываться со второй не захочет никто. Но я не вправе останавливать тебя и давать советы — и никто не вправе, поэтому прислушивайся только к себе. Если ты твердо решила избавиться от ребенка, я сведу тебя с одной женщиной, которая может помочь. Но прежде, прошу, хорошо подумай…
— Да причем тут это! — неожиданно громко выкрикнула Ламаи и, выхватив что-то из поясной сумочки, с силой приложила об угол прикроватной тумбочки, ссадив себе руку до крови.
Хрустнуло, зазвенело, и на пол посыпались осколки стекла и щепки — а следом упали сломанные часы. Сверху серебристой змеей свернулась тонкая цепочка. Ламаи, тяжело дыша, брезгливо встряхнула рукой, и на треснувший корпус из красного дерева трижды капнуло темно-бордовым.
— Это мой ребенок, и я собираюсь родить его и воспитать, как посчитаю нужным, — звенящим не то от ненависти, не то от страха голосом произнесла певица. — Но его отец, он… он никогда меня не отпустит. Помоги мне! — она перевела взгляд с разломанных часов на мое лицо, и я вздрогнула: глаза Ламаи горели, как у одержимой.
Как у отчаянного зверька, загнанного в угол. Как у зверька, которому не осталось ничего, кроме как в самоубийственном порыве броситься на хищника, из последних сил защищая самое дорогое, что осталось.
— Он? — тихо переспросила я и резко замолчала.
Тренькнула пружина. Резная крышка часов с мелодичным щелчком приподнялась сама собой, зияя сквозным проломом в самой середине.
Холод за левым плечом сделался невыносимым.
С внутренней стороны крышки изгибались искусно вырезанные лавровые ветви, обрамляющие высокий ростовой щит. Пролом приходился точно на его центр, но я и без того знала, что должно быть изображено на месте дыры — об этом догадался бы любой, кто хоть раз в жизни видел королевский герб Вайтонской Империи.
Глава 19. О матримониальных планах
Стройная картина похищения принца треснула, и из-под нее выглянула новая версия событий, разительно отличающаяся от первоначальной.
Его Высочество никто не выносил по частям. Он вполне мог перепрыгнуть с подоконника на ветку дерева добровольно — а камердинеру ничего не стоило закрыть окно и преспокойно выйти через черный ход, благо его появление на кухне ни у кого не вызвало бы удивления. Очередная безликая фигура в ливрее — кто обратил бы на него внимание?..
О да, это прекрасно объяснило бы, как принц мог бесследно исчезнуть из углового люкса «Жемчужной короны». И одновременно породило столько вопросов, что у меня заломило виски.
Хорошо, предположим, принц не был похищен, а самым бессовестным образом удрал к красавице, похитившей его сердце… нет, предполагалось плохо. Принц — не пятнадцатилетний подросток с ветром в голове и разыгравшимися гормонами чуточку пониже, чтобы ставить под угрозу союз с Фурминтом даже ради несравненной мисс Ламаи Вонграт. К нынешнему моменту Его Высочество уже два года стажировался в Министерстве Внешних Связей и прекрасно представлял, какой катастрофой для Вайтонской Империи может обернуться малейшая размолвка с соседями, и уж точно не рискнул бы благополучием целой страны ради своей сердечной привязанности.
Да и откуда ему было знать, что в номере нельзя оставлять никаких следов?
И часы… когда на спиритическом сеансе я упомянула, что для вызова духа потребуется личная вещь принца, мистер Анги потянулся к карману — из которого как раз свисала серебряная цепочка…
— Погоди, — я тряхнула головой и надавила себе на виски, словно еще надеялась уложить взбунтовавшиеся мысли на место. — Прежде всего — как именно я могу тебе помочь?
— Спрячь меня! — без колебаний попросила мисс Вонграт и рывком села на постели, тотчас же побледнев от резкого движения. — Где угодно, лишь бы он не нашел!
Нужно было слышать, как Ламаи произнесла это «он». До сих пор такой ужас и отвращение в интонациях я слышала разве что в свой адрес — но назвать сегодняшнее разнообразие приятным не поворачивался язык.
— А почему ты сама до сих пор… — начала было я, но наткнулась взглядом на разбитые часы и подавилась уже вторым вопросом за последнюю четверть часа.
Ведьма не способна переломить чужую волю. Ее чары имеют силы лишь до тех пор, пока человек готов обманываться ими. Стоит только воспротивиться — и спадет любой шепоток и заговор, и даже самое сложное и многокомпонентное зелье обернется обыкновенной бурдой.
Мы можем влиять на события, мягко подталкивая их в нужную нам сторону. Но ни одна ведьма не станет и пытаться гнать их туда пинками. А вот мужчины… в них слишком сильно желание менять мир, прогибая его, делая удобным для себя, и слишком слаба привычка его слушать.
Поэтому, если мужчине удается дорваться до возможности волшебным образом влиять на происходящее, он становится чем-то гораздо, гораздо хуже, нежели ведьма.
— Что еще из вещей принца у тебя есть с собой? — дрогнувшим голосом спросила я, сжав кулаки в тщетной попытке согреть вмиг заледеневшие пальцы. — Что он заставил взять?
Ламаи суматошно закопалась в сумочке и вытащила шелковый платок, красноречиво надорванный пополам. Я довершила начатое, хозяйственно собрала обеими половинками разбитые часы и осколки стекла — и отправила все в камин. По жаре его, разумеется, не топили, и я высунулась в коридор.
Тао там, к моему удивлению, не оказалось, но по лестнице уже поднималась горничная с подносом. Я выскочила ей навстречу и велела отыскать мистера Кантуэлла и мистера Лата, а сама поволокла сэндвичи и чай к Ламаи.
Певица по-прежнему сидела на кровати, свесив босые ноги и обхватив себя руками. Ее заметно потряхивало, и на поднос она смотрела без особого энтузиазма.
— Ешь, — велела я. — Потом придется довольно много идти пешком. Тебе понадобятся силы.
Ламаи с надеждой подняла глаза. Я заставила себя улыбнуться.
— У тебя должно быть что-то еще от принца, — сказала я, подставив перед ней поднос. — Чтобы следить за кем-то, нужно дать ему три вещи.
А чтобы влиять и подчинять, хватит и одной. Но об этом я предпочла умолчать. Ламаи и без того тотчас забыла про еду и вытряхнула все содержимое сумочки на постель. Но ничего из обнаруженного принцу, очевидно, не принадлежало. Разве что Его Высочество в Ньямаранге загорел в достаточной степени, чтобы пользоваться бронзовой пудрой…
Это все осложняло — потому как за Ламаи он как-то все же следил, а значит, мог и сломить ее волю. Но что может быть проще, чем спрятать где-нибудь свой волосок? А вот отыскать его — все равно что иголку в стоге сена…
Впрочем, нет, так Его Высочество не рискнул бы. Недаром же в гостиничном номере ничего не осталось?..
Ладно. В своем домике я смогу перекрыть остатки чужих чар, если только они не замешаны на крови — а поскольку ничего испачканного в красном у мисс Ламаи Вонграт нет, ее просто нужно как можно скорее переправить на болота.
— Мне придется посвятить в эту тайну еще кое-кого, — виновато предупредила я. — Иначе, боюсь, спрятать тебя будет недостаточно. Ты ведь не сможешь скрываться всю жизнь.
— Остальные побоятся, — нервно мотнула головой Ламаи, едва отпив чай, и тотчас отставила чашку. — А то еще и переметнутся на его сторону!
— О, — я растянула губы в кривой усмешке, — эти — не побоятся.
Хотя бы потому, что сначала ни во что не поверят.
— Мистеру Лату и мистеру Кантуэллу поручили отыскать Его Высочество и срочно вернуть в Старый Кастл. Поверь, они сделают все возможное, чтобы принц оказался как можно дальше от вас, — сказала я самым мягким и успокаивающим тоном, на какой только была способна в столь дурацкой ситуации. — Расскажи им все.