«Потускневшие закаты…» Потускневшие закаты, Порусевшие рассветы. Аты-баты – Шли солдаты, Все – То барды, То – Поэты. По земле Шагали дружно Из Германии Проклятой, Думая, Что дома Нужно Знать, Как было зло – Распято. Шли и ехали солдаты И везли домой – Победу. Но Другие Были Святы Тем, Кто вкус беды Изведал. А солдаты – Прибывали К новой доле, К новой Жизни. И беспечно Пировали На своей Духовной Тризне. Слепо Плакала Гармошка, Причитала Тонко Скрипка. И играла С хлебной Крошкой Чья-то Хитрая Улыбка… «Воркотня воды, трезубья камня…» Воркотня воды, трезубья камня, Шилья рыб, промчавшихся, как смерч, И далекий подмиг маяка мне, Тот, что взором до утра стеречь. Вахта… Вакх ты или просто смертный, Трезвый до беспамятства души, Ты на вахте самый безответный, Словно силой загнанный в гужи. Взор твой зорок, а глаза бессонны, Сердце ровно бьется, как часы. В отдаленье дремлют бастионы – Чресла севастопольской красы. И маяк, мигучий друг полночный, Все ведет со мною разговор, Не беспечный, но почти бессрочный, За которым суд и приговор. Потому-то и гляжу я в оба, Потому и не смыкаю глаз, И себя бессонно маю, чтобы До конца был выполнен приказ. «Мобилизованная плоть…» Мобилизованная плоть, Она еще того не знает, Кому сегодня присягает, За кем ей – носом – след полоть, Чтоб биться в ощущенье том, Что жизнь от боли и до боли, Как плач от воли и до воли Гнездится в сердце несвятом. И чтобы блажь остановить, Нужна одна на свете кара, Заместо сладкого нектара Горчайший яд тихонько пить… «Любви приливы и отливы…»
Любви приливы и отливы Почти как морю суждены. Вот почему мы так счастливы При виде озорной волны. Когда она щекочет тело, Когда она ласкает глаз, Как прихоть, что всегда хотела Соединить навеки нас. Но если шторм внезапно грянет, Поверхность вод безумством взрыв, То неожиданно настанет Непредсказуемый разрыв. «У каких еще излучин…» У каких еще излучин Я так вольно постою, Грешным чувством не измучен, Не измаянный в бою. Ничего еще не знавший, Не страдавший ни о ком, Не понявший День вчерашний, Что он был – не худшим днем. Знаю, что придет угрюмость И заманит далеко. А теперь мне что-то юность Тихо шепчет на ушко… «Повлечет тебя, не знаю…» Повлечет тебя, не знаю, Может быть, и повлечет В гости к дедушке Мазаю, Где река в разлив течет. Где медовые отравы Непроснувшихся цветов У полудней клянчут травы, Словно света у кротов. А у рёбр сосновой чащи, Частокольно сладив ряд, До безумья настояще Сказки прошлого стоят. Сказки… Сказки про савраску, Про Кащея, Про Балду. Для своей тоски закваску Я тут сладостно найду. И во славу будней вечных, Что так празднично нежны, Перед Богом я отвечу За мечтанья тишины… «Чайки вьются…» Чайки вьются. Млеет отмель. Звуки призрачно легки. Здесь когда-то Грешный род мой Принимали в казаки. И какой-то там прапрадед, Прародитель всех забот, Собирался мудро править Без особенных хлопот. Что тут делалось-творилось, Не волнует никого. Только в песне растворилась Память рода моего. Растворилась, но не сгасла И не превратилась в прах. Потому душа согласна Угорать в своих грехах. Угореть от вольнодумства, Угореть в кошмарах сна, Чтоб меня в свои безумства Не сосватал сатана. |
