«Стыдись, что станешь непонятным…» Стыдись, что станешь непонятным Тому, кто слово ждет твое. Ведь даже ветер шепчет внятно Листве про бренное житье. Что даже робкий ручеишка, Как тишь проклюнувший птенец, Вдруг зарокочет из затишка, Как оброненный бубенец. Что даже липа в первоцвете, Что ошалела от пчелы, Безумьем одичалым светит В глаза нечаянной совы. А ты, пустив в стихи тумана, Блукаешь сам средь грешных див, И жизнь без лести и обмана В одних мечтах изобразив. А ветер ветренен и шумен, И мил ручей, И ночь тиха, И первый поцелуй безумен, Как пламень дерзкого стиха… «В непостижении людском…» В непостижении людском, В каком не важно было веке, Я плыл, неведомым влеком, К всеощущенью человека. Я плыл, Я был, Я должен быть. Явить, Язвить Ту злую явость, Чтоб мне простилась Захудалость, Воспринятая За прыть… «Ночь истлевает…» Ночь истлевает, Но суров фитиль. Он продлевает Мглу на тыщу миль. Безмолвьем дышит Старый океан. И топка пышет, И механик пьян. Он льет до склени, Хая весь народ. Ведь вновь форштевень Столкновенья ждет. Севастополь – Поти «Подзеркальник…» Подзеркальник, Подзеркальник, Слоников беспечный ряд. Их какой-то позаранник Будит много лет подряд. И толкает увлеченно В неминучую грозу, Чтоб шагали обреченно, Унося твою красу… «Что-то пропадало…» Что-то пропадало, Находилось, Чтилось в чтиве, Снова пропадало. Словно сила некая резвилась, Чтобы мне как можно горше стало. И когда я все собрал тетради Воедино, То отметил сходство: У стихов – Ни спереди, ни сзади – Сиротство. «Какая-то судьба усталая…»
Какая-то судьба усталая Легла в тени, Чтоб отдохнуть. И опускались птицы Стаями На грудь, На грудь, На грудь, На грудь. Они кромсали И уродовали Все, Что Напоминало плоть. И вот Слилась Судьба С природою, Чтоб Стыд и совесть Побороть. И стала Жгучею Крапивою. Шипами Сделалась Без роз, Чтоб Возрыдали бы Счастливыми, Кто эти Муки Перенес. Алушта Прыгунье в воду Розе Олейник Совершенство…. Тихий взмах крыла, Всплеск и солнце, Высверк смутных линий… Это все, чем ты для всех была, Недоступной и непостижимой. Это все. Пускай пройдут века, Новыми открытьями прославясь. Но тебя никто наверняка Не увидит той, какой ты мне казалась. И никто той муки не поймет: Как же можно объяснить… полет… Тетрадь третья. 1951 «Подписывается смертный приговор…» Подписывается смертный приговор, А казнь, всем ведомо, отменена. А дальше что – Позор иль оговор На все, как говорится, времена? Как просто смертником почувствовать себя, Один лишь гран свободы возлюбя. «Бзык такой у меня…» Бзык такой у меня, Что другим добзыкаться, Как до сердца Земли Докопаться. Бестайная вечеря Вослед за тайною вечерей Была безжалостная ночь, Где каждый воскусивший веры Стремился ближнему помочь. И только лишь один иуда Ждал острожного приблуда Серебреников тридцати, Чтоб самому сказать потешно, Что жизнь тогда бывает грешной, Когда в ней правды не найти. А он прилюдно-гордо скажет, Кого предал, За что предал. Но Бог язык ему завяжет, Чтоб осторожно промолчал. Чтоб состоялись злые муки, Чтоб после смерти он воскрес, Чтоб наложил иуда руки На жизнь свою. И снова бес Кого-то яростно попутал, Кто и стонал, и пировал, И кто всю жизнь свою попутно Святых и грешных предавал. Вослед за тайною вечерей Бестайная случилась ночь, Где всякий, Кто не знает меры, Был втемную запить не прочь. Чтоб вовсе не христа – Иуду Оплакать в этот скорбный час, Который жадностью и блудом Уж очень походил на нас. |
