— Он провел ночь в его покоях… Наверно, угодил, — Ахмет подмигнул и рассмеялся.

Англичане переглянулись.

— Ты лжешь! — выпалил Джон. — Сэр Хьюго Гилфорд не мог пойти на это. Уж кому, как не мне знать, что он до дрожи ненавидит подобные вещи.

— Зачем мне врать тебе, неверный? И вообще, заткни свою пасть. Ты пока что еще в моей власти.

В молчании они достигли большого длинного дома без окон, вошли в него и, пройдя его почти весь, стукнули в одну из дверей. Через минуту она отворилась. На пороге стоял мрачный растрепанный Хьюго.

— Сними-ка с них кандалы, Ахмет, — распорядился он. — Теперь эти двое свободные люди.

Звякнули цепи, Хью почти за шкирки втащил англичан в комнату и решительно захлопнул дверь перед носом у людей шейха Саида Богаэтдина, словно ставя точку в своих отношениях с этим человеком.

— Сэр Хьюго, вы и правда ночевали у…

— Да.

— Ты что же, приятель, заработал нашу свободу своей задницей? Вот уж не подумал бы! — вступил в беседу с присущей ему непосредственностью Питер.

Хьюго метнул на него свирепый взгляд.

— Задница моя, хвала Всевышнему, осталась цела, но об остальном лучше не спрашивай. Ох, и влип же я через вас в историю, парни!

Хью взглянул на удивленно-непонимающие лица товарищей, еще не осознавших ту перемену, что радикально меняла их жизнь, и вдруг словно что-то отпустило его. Улыбка неудержимо расплылась на горбоносой физиономии рыцаря, и, согнувшись, топая ногами и тряся лохматой головой, он захохотал.

Хьюго смеялся долго. А, отсмеявшись, посерьезнел и проговорил:

— Теперь, по большому счету, мне следовало бы вырезать вам языки, чтобы вы не дай бог не разболтали о моих «амурных» похождениях, когда вернемся домой.

И тут до бывших рабов дошла мысль — свободны! Молча и как-то очень сосредоточенно они бросились к Хьюго и принялись обнимать его.

— Полегче, полегче, — тщетно отбивался он. — Довольно хватать меня, я с некоторых пор как-то слишком болезненно реагирую на это.

И тут уже засмеялись все трое. Громко и заливисто, как могут смеяться лишь свободные люди.

— Что теперь, сэр Хьюго? — спросил Джон Эллиот позже.

Хью уже сытно накормил обоих галерников, и теперь все трое валялись на тюфяках, позволяя усталым телам насладиться столь приятным ничегонеделанием.

— Теперь, друзья, мой путь лежит дальше на север. Как только найдется попутный караван или проводник, я уйду.

— А как же мы? Твой Джон элементарно не осилит этот путь, — Питер быстро взглянул на исхудавшее, обессиленное тело Эллиота, который, несмотря на всю важность разговора, клевал носом — сытная еда и тепло словно опьянили его.

— Я подумал об этом, и здесь мне придется целиком положиться на тебя, Питер. Твое лицо подсказывает мне, что ты жил далеко не добропорядочной жизнью, и честность не принадлежит к числу твоих добродетелей, но хотя бы в благодарность за полученную свободу…

Питер с достоинством выпрямился на своем тюфяке, что выглядело очень комично, но Хью, будучи человеком тактичным, подавил улыбку.

— Я вор, сэр рыцарь, а не неблагодарная свинья. И я никогда не предавал товарищей. Что я должен буду сделать?

Хью посмотрел на Эллиота — тот уже спал.

— Что ж. Слушай. Вы с Джоном в любом случае перезимуете здесь. За эту комнату уплачено за полгода вперед, и я вам оставлю все деньги, которые у меня есть. Позаботься о Джоне. В Гилфорде его ждут жена и детишки…

— В Гилфорде?

— Да. Это мой замок, а Джон мой вассал. В какой-то степени я повинен в том, что он стал рабом. Ведь именно за мной он преданно последовал в Палестину…

— Ты все больше удивляешь меня, парень. Или теперь мне тебя надо величать иначе?

— Нет. Боюсь, уже поздно что-то менять, — Хьюго хмыкнул. — Так вот. Вы перезимуете здесь. Если останусь жив, вернусь за вами весной, если нет… Я хотел бы, чтобы вы оба добрались до Гилфорда. Там мои младший брат и сестра, ее муж Гай Клермон… Расскажите им все, что знаете обо мне. Я оставлю вам письмо для них. Напишу и о тебе. Если захочешь — останешься там, если нет — тебе щедро заплатят, и ты будешь волен распоряжаться собой.

— Не сомневайся. Я все сделаю как надо даже и без этой платы, хотя она окажется приятным разнообразием в моей унылой жизни, — Питер возвел свои плутовские очи к небу и скорчил умильное лицо.

Хьюго рассмеялся и, хлопнув его по плечу, встал.

— Отдыхайте. Я пойду искать себе спутников.

— На этот раз выбирай потщательней, сэр Хью. А то точно не довезешь свою задницу до невесты.

— Ох, молчи, — Хьюго даже испугался. — Не смей даже упоминать при ней об этом.

— Что, она так ревнива?

— Про то не знаю, но вот мстительна точно.

— Боишься? — Питер даже вытаращил глаза.

— Не за себя. За нее. Тир не успокоится, пока не выпустит кишки Богаэтдину, если узнает… Она способна и в Палестину за ним пуститься, тем более что у нее-то корабль всегда под рукой. А это может быть опасно для голубки…

— Ну и дела, — качая головой, рассуждал Питер, когда дверь за Хьюго уже закрылась. — Владелец замка, даже имеющий вассалов, по всему свету таскается за какой-то злющей бабой, чтобы жениться на ней! Мне бы его проблемы!

Потом подумал и добавил уже про себя: «Стоит дождаться его хотя бы для того, чтобы взглянуть на эту девицу».

Однако поиски попутного каравана или проводника затянулись — Гилфорд опять опоздал. Все заинтересованные в этом были уже в пути. На него смотрели как на безумца и лишь качали головами, когда он раз за разом спрашивал о своем деле.

Хью уже купил себе теплую меховую одежду и стал всерьез подумывать пуститься в путь в одиночку, несмотря на все уговоры Джона и Питера, когда однажды вечером к ним пришел хозяин большого дома, по сути дела постоялого двора, в котором они жили. За ним тихонько проскользнул старый-престарый финн — так норманны называли все племена, жившие на севере. Вместе со стариком порог комнаты переступил огромный серебристо-серый волк с пронзительными ярко-голубыми глазами.

— Я слышал, ты ищешь проводника, чтобы идти на север? — спросил швед на скверном, но понятном английском.

Хью уже успел убедиться, что в огромном торговом городе все местные говорили на нескольких языках — того требовала их профессия.

— Да, — Хьюго кивнул, изучая крохотного узкоглазого старика, закутанного в традиционную меховую парку с откинутым на плечи капюшоном.

— Вот этот, — норманн пренебрежительно ткнул пальцем в финна, и волк при этом молча оскалил острые белые зубы. — Вот этот идет к себе в селение и готов указать дорогу тебе, при условии, что ты сначала проводишь его. Он стар, хочет умирать, но боится, что смерть настигнет его в пути, а не дома.

— Я согласен, — быстро произнес Хью, переводя глаза на старика и выразительно кивая.

— Святые мощи, — пробормотал за его спиной Джон Эллиот.

А Питер, пожимая плечами, добавил:

— Этот, по крайней мере, точно твоей задницей интересоваться не будет. Ему бы свою куда надо дотащить.

Так случилось, что уже на следующее утро Хьюго Гилфорд покинул Хандебю, следуя за старым финном и его псом.

Едва они миновали обжитые места, идти стало очень тяжело. Наст, легко выдерживавший старика, проваливался под весом англичанина. Пришлось под руководством финна, что-то бормотавшего на своем гортанном лопочуще-быстром языке, мастерить лыжи. Тогда начались новые мучения. Пока Хьюго научился ходить на них, он извелся так, что в полный голос проклинал все на свете, но ни разу у него не возникло мысли повернуть назад. Отступить.

Старик оказался прекрасным охотником. Там, где требовалась сила или быстрота молодости, ему помогал Хьюго, поэтому сложностей с едой они не испытывали. Вечерами Гилфорд дремал у костра, щурясь через огонь на сидевшего по другую сторону старика, который, казалось, никогда не спал, потому что просыпаясь Хью снова видел его на том же месте, в той же позе, и волк по-прежнему лежал у его ног. А еще старик пел. Дрожащая, непонятная уму и сердцу англичанина песня летела к звездным небесам, иногда волк начинал подпевать своему хозяину, задирая лобастую голову. И англичанин гадал, что звучит более дико и первобытно — вой волка или песня человека.