Хан снова заглянул в мешок.

– Ладно. Но теперь уходите. Все и так в смятении, будет лучше, если его источники окажутся от города подальше.

– Я только за.

Мы с Ксарой вернулись по лестнице на площадку, откуда вид на Колыбель сверху. Сюда я несколько часов назад привел мулатку. Сюда же привел Камила, когда тот первый раз сбежал из города.

С края площадки следим, как горожане возвращаются по мосту в Колыбель. Двое ведут едва влачащего ноги бывшего мэра как арестанта. Кто-то обнимает мальчика, который уже не слуга. Хан несет на руках бесчувственную девочку. Рамиль несет голову Камила. В городе есть кладбище для своих, старожилов. Головы, конечно, мало, но хоть что-то…

Интересно, где тело? Вряд ли еще в городе. Убийца, наверное, сбросил через люк в пропасть.

– А ты опять сбежал, – сказал я с упреком, не оборачиваясь.

Не сомневаюсь, что ответ будет.

– Просто передал штурвал тебе, – голос Принца за спиной. – И ты неплохо разрулил.

– Рулила больше Ксара.

– Нет, леди спайдер была в роли судна с рваными парусами, которое занесло в шторм.

– Я была штормом, – подала голос Ксара. – Мне нельзя впадать в ярость. Иначе потеряю контроль и взорвусь. От города останется только пыль. А от меня и вас – вообще ничего.

– За меня не переживай, – успокоил Принц.

– Иногда так хочется поддаться, – сказала Ксара с горечью. – Порвать бы эту тварь в ярости!.. Но пришлось убивать с холодной головой. Всегда приходится убивать спокойно.

– Может, и к лучшему.

– …Может.

Горожане скрылись за воротами Колыбели, и мост поднялся.

На берегу пропасти осталось лишь тело в роскошном, но грязном платье, в луже крови, с рукой без кисти, вспухшей головой, рыжим гнездом волос, а вместо лица – жуткая каша.

– Почему ты не сказал, – заговорила Ксара, – что не убивал Камила?

Я пожал плечами.

– Не поверила бы.

Труп утаскивают мерзы. Четыре особи мужского пола. В лохмотьях, еще более грязные, чем добыча, двигаются как звери, сгорбившись, а то и на четвереньках.

Одного пристрелили из бойниц. Но второй и третий оттащили тело рыжей в укрытие, а четвертый сцапал кисть с зажатым в ней револьвером.

Под обстрелом укрытия мерзы раздевают труп, спускают с себя штаны, собачась за право быть первым.

Мы ушли.

Лежу на песке Медного Берега.

Судьявол сидит рядом, хвост чертит на песке огромные буквы. Какое слово из них складывается, знаю не глядя.

– Хочешь, подарю словарь? Выменяю у торговца на какое-нибудь…

– Убийца.

– Хотя не знаю, есть ли в Руинах словари…

– Убийца!

– По идее, должно быть все. Какая только хрень не попадает сюда с новичками. Толстенный фолиант вполне может сойти за дробящее оружие.

– У! Бий! Ца!

– За! Ну! Да!

Разговор с судьяволом – признак протекающей крыши. С другой стороны, где еще найдешь такого предсказуемого кадра. Принц заболтает до смерти, а Ксара пошлет подальше. А судьявол – как тот, который, что бы я ни ляпнул, всегда поддакивает, только малость специфически.

С этой тварью на Берегу стало не так спокойно, но и не сказать, что невыносимо. Судьявол почти всегда рядом, трындит одно и то же, даже распускает руки (и хвост), но уживаться с ним можно. Уживаются ведь люди с дебоширящими за стеной соседями.

Хотя, когда судьявол все же вынудил покинуть Берег, я рассказал об этом моему психотерапевту по кличке Принц.

– Так я не самое несносное существо в твоей картине мира! – воскликнул он.

– Ты рад или, наоборот, расстроился?

– Не пойму.

– Судьявол все же не такой назойливый, как я думал. Достал, конечно, но привыкнуть можно. Даже выспаться могу.

– Лордеешь, однако. У твоего мозга защита выше, чем у обычных людей. К тому же, игра на твоем поле. Скорее, не ты в плену судьявола, а он у тебя.

Ксара сидит у стены, мрачнее тучи, напротив горит костерок из углечервей. Она достала из сумочки на поясе еще одного. Держит двумя пальцами за хвостик перед носом, углечервь извивается, лапки колышутся, щелкают, словно кто-то жует сухарь.

Из глаз демонши вырвалось облачко пламени, червь вспыхнул, пламя вокруг него затанцевало, и бриллиантовая перчатка бросила к сородичам в костер.

В ухе защекотало.

– Пока ты дрых, – вещает рубиновая пыль голосом Принца, – она снова пыталась тебя убить.

Я ушел за угол по малой нужде и, когда зажурчало, прошептал:

– И как, убила?

– Ни за что не догадаешься!

Мы с духом посмеялись.

– Решила обхитрить рабраслет, – поясняет Принц. – Привлекла внимание волкоршуна. Тот не мог решить, нападать или нет. Походу, сам ее боялся – чуял паучье племя.

– Она уже пробовала натравить на меня монстров, а толку-то. Неужели не понимает, что это бесполезно?

– А она приманила не для того.

– То есть?

– Решила тебя разбудить. Потеребить за плечо, предупредить, что рядом волкоршун, как и положено телохранителю. Только перед этим сняла перчатку.

У меня внутри вздрогнуло, я покосился на плечо.

Принц хохотнул.

– Без перчатки же тормошить легче, верно? Пальцы хватают крепче. Особенно те два, с когтями и ядом.

Я улыбнулся.

– И?

– Ну что… Скрутило ее, как только потянулась к тебе паучьей клешней. Так скрутило, что волкоршун даже осмелел, подкрался, думал, щас заклюет без боя, но она полоснула мечом по перьям, и тот сбежал.

Я услышал ругань Ксары, гул пламени, будто вспыхнул пожар, и…

Конское ржание?

Язык ремня туго сжал меня вокруг пояса, щелкнула бляшка, из-под плаща вынырнул дробовик, и я заглянул за угол.

Ксара уже на ногах в боевой позе.

Дух оживленно летает под потолком.

– Глянь, какой красавец!

На месте костра пылает пламя, размером и формой больше всего похоже на лошадь. Источник пламени не вижу. Углечервей разметало на мерцающий пепел, «лошадь» бьет копытом о пол, рассеивая искры, в воздухе кружит галактика оранжевых звездочек.

На огненной морде, в месте, где у единорогов торчит рог, вращается большущий глаз. Зыркает злобно во все стороны, кого бы сжечь…

– Кто это? – спросил я.

Принц подлетел ко мне.

– Ты что, с балкона рухнул? Это же оконь!

Пламя, из которого соткано тело, оранжевое, но грива, хвост и копыта – желтые. Их пламя клубится и хлещет огненными щупальцами куда живее, чем оранжевое.

Огненная лошадь-циклоп встала на дыбы, передние ноги замахали, плиты на потолке вновь сбросили песок от волн ржания. А затем оконь понесся галопом по коридору, мимо меня и Принца, я вжался в стену, обдало жаром, свет на миг ослепил, а оконь свернул, умчался по другому туннелю, поджигая на пути все, что может гореть.

Я провел ладонью по морде, не опалило ли волосы и брови.

– Откуда он взялся?

– Из костра, – ответил дух. – Спора попала в пламя.

– Спора… То есть, кобылка для продолжения рода этому жеребцу не нужна?

Принц покачал головой.

– Разбрасывают споры, пока скачут. И если спора попадет в огонь и прожарится, то прорастет. Причем сразу – из пламени взрослый оконь.

– Бедные лошадки, лишили их детства.

– В Руинах лучше рождаться взрослым. Шансов выжить больше. Заметил ведь, среди попаданцев не бывает детей. В крайнем случае – подростки.

– Какие Руины… милосердные.

– У тебя рожа, будто ты сказал «Чтобы вы сгнили, Руины Арховы!»

– Странно, что коняга умчался. Он же, наверное, голодный, а тут мы такие вкусные.

– Они с рождения пускаются вскачь по коридорам. Не останавливаются, пока не угаснут. Срок жизни короткий, как у свечи.

– А куда скачут?

– Да куда глаза глядят. Вернее, глаз. Их может привлечь пламя, тогда свернут в его сторону. Проскачут на полном ходу мимо, и все постороннее пламя станет частью их тела. А еще могут сменить курс, если впереди вода. Ее боятся.

– Мы идем или как? – встряла Ксара.