А затем…

Гнев пошел на убыль. Раскаленный вольфрам жилок остывает до оранжевой проволоки, сферы огня в глазницах пылают уже не так устрашающе, воздух гаснет, и гул все тише.

Ксара опустила голову Камила на плиту, встала с колена, взгляд перевелся на рыжую, та успела нашарить револьвер, подняться на ноги.

– Какого…

Платье в пыли, юбка зацепилась за торчащий из плиты прут арматуры и порвалась, башня волос рухнула, на полу блестит заколка. Рыжие вьюны скрыли часть лица, а другая часть перекошена морщинами страха, непонимания и злобы.

Все пошло не по плану.

А Ксара пошла к рыжей.

У той глаз набух, рот приоткрылся, гнев стал маской, зато страх полез как муравьи из горящего муравейника.

– Не приближайся! Ты что, из-за этого…

Рыжая умолкла. Видимо, дошло, что переговоры бесполезны. Оскалилась, револьвер дернулся, вскидываясь, но лязгнул металл, свистнуло, и рыжая истошно закричала.

– Ника! – крикнул мэр.

Подался было вперед, но ужас того, что случилось, и страх попасть под раздачу уронили его на колени.

Упала на пол кисть рыжей с револьвером, та орет, пятится, из среза на запястье бьет алый фонтанчик.

Далеко за ее спиной звякнул о плиты и проскользнул по ним окровавленный короткий меч.

А Ксара все идет к рыжей.

Та уже рухнула, кровоточащий обрубок вжался в живот, каблуки судорожно отталкиваются от камней, тело ползет назад. За юбкой, как за кисточкой художника-великана, тянется красный мазок.

– Нет! Не трогай!

От гнева и гордости ни следа, щеки заблестели влажными пленками.

– Уйди!

Ксара, вышагивая к рыжей, приподняла руку, пальцы другой руки ухватили край бриллиантовой перчатки, резким движением Ксара сняла.

– Арх всемогущий…

– Мать твою!

– Что?!

Всех проняло до корней, отшатнулись от демонши, даже у меня ноги стали ватными.

Рыжая завизжала с новой силой, в ней ужас и отвращение, дергается, отползая, как припадочная, юбка стала намокать обильно, липнет к ногам, очерчиваются бедра.

Не знаю, как назвать…

Выглядит так, будто у Ксары вместо кисти… паук!

Головогрудь и брюшко «паука» заменяют демонше ладонь. Пальцы не впереди, а по бокам, по четыре с каждой стороны, длинные как паучьи лапы, а спереди лишь два коротких пальца-крюка, с мощными когтями, похожи на жвалы. Выделяют что-то густое и зеленое.

Не могу понять – это просто кисть извратилась по генам отца так, что похожа на паука, или в самом деле паук?

Ксара подошла к рыжей, кулак-паук раскрыл лапы страшной звездой, жвалы шевелятся часто, яда на когтях столько, что капает зеленым дождиком на юбку рыжей.

– Оставь меня! – взмолилась рыжая. – Прошу! Пощади!

Ее перекосило, не узнать, плачет, как в детском саду ребенок, которого так и не приехали забирать.

Ксара метнулась, паук впечатался в промокшее от слез лицо, лапы сомкнулись вокруг головы, жвалы воткнулись в глаза. Крик не взорвал мои уши только потому, что рот рыжей закрыт, как кляпом, брюхом паука (или ладонью Ксары), кричит глухо.

Гляжу, как дергается в конвульсиях, ассоциации с лицехватом из фильмов про Чужих. Из-под паука по щекам и шее рыжей течет пена. Кожа меняет цвет на зеленый, вены становятся черно-синими, а голова набухает, один сплошной отек.

Я отвернулся. Мэра вырвало. Мулатка валяется без сознания.

Хан мрачнее тучи, морщится, но смотрит.

Покосился на меня.

– Она что, знает Камила?

Я кивнул.

– Сдружились малость.

Хан вновь смотрит на то, как Ксара убивает рыжую, мышца на его лице дернулась, наверное, узрел что-то совсем отвратное.

– Да уж, малость…

Хрипы и бульканья рыжей стихли, но я ощутил, как вновь копится в Ксаре энергия ярости, воздух начал дрожать, я поспешил к ней.

Мои ладони легли ей на плечи, и я погрузился в себя.

Мы оказались на теплом красноватом песке Медного Берега, в лица дует легкий ветер с моря, Ксара застыла на колене, я за ее спиной, держу ладони у нее на плечах, а волны штурмуют утесы. Их сверкающее золотое буйство гипнотизирует Ксару, отвлекает.

А ведь она родилась в Руинах. Моря никогда не видела, как и неба, и солнца…

Я подержал бы ее здесь дольше, но меня со спины обняли когтистые лапы судьявола, талию оплетает хвост.

Уже тут как тут, скотина!

Мое ухо лизнула шершавая змея языка, барабанную перепонку обожгло горячее, как из печи, дыхание.

– Убийца…

Я мигом вернул себя и Ксару в Руины. Надеюсь, заметить этого монстра не успела.

Ладонь-паук отпустила то, что осталось от лица рыжей, труп с глухим бумом упал на плиты.

Ксара в прострации…

Кисть сжалась в кулак – «паук» скрючил лапы и хелицеры под собой, будто умер, и Ксара натянула на него бриллиантовую перчатку.

Не знаю, как, но, когда перчатка скрыла руку по локоть, драгоценные пальцы заиграли, словно в них – обычные человеческие пальцы. Спорю, перчатки не простые – магический артефакт, как моя торба.

Интересно, под второй перчаткой такой же паук? Узнать это мешает рабраслет, но без него Ксара сможет не только оголить вторую кисть, но и продемонстрировать ее возможности лично на мне.

– Пойдем отсюда, – сказал я.

Слабым движением плеч Ксара сбросила мои ладони, но с колена поднялась. Смотрит на мертвую.

– Парня убила не она.

– Что?

– Она только заказала. Убил и отрезал голову другой. Самой бы не хватило ни сил, ни навыков.

– Почему?

– Его тренировала я. Постоять за себя он способен… был.

Я обернулся к горожанам.

– Слышали? В Колыбели предатель. Она кого-то купила, чтобы убить парня. Так что копайте. Сделайте хоть что-то для Анджея, которого так чтите.

Пора уходить.

После того что Ксара учинила, никто не возразил. О том, что нас надо казнить, вообще забыли. Это они еще Принца во всей мощи не видели.

Кстати, где он?

Опять под шумок куда-то делся. Любит так развлекаться. Хотя, я уверен, наблюдает, вдруг будет еще что интересное…

Стволы пушек теперь смотрят на мэра, тот по-прежнему на коленях, безвольный мешок картошки, где-то в себе.

– Сегодня на общем собрании выберем нового мэра, – сказал Хан. – Ты с нами давно, Георг, всегда делал свое дело хорошо. Пока не стал мэром. Из города не выгоним, будешь, как раньше, заведовать складом, вести торговлю. Но на большее рассчитывать не смей. До конца жизни.

Я отвел Хана к мулатке, та по-прежнему без сознания.

– Возьмите девчонку. На время. Пропадет.

Вручил Хану заранее собранный мешок с разными плюшками из моей торбы.

– Плата за место в городе.

Хан нахмурился.

– Вообще-то эту, – ткнул в тело рыжей, – к нам тоже привел ты.

Я улыбнулся.

– Все-таки знали?

– Многие догадываются, кто ты. Следит, помогает, на глаза не показывается… Мы не собирались вас казнить, поэтому я оставил многих стрелков в городе. На дежурстве у бойниц, когда ты привел Нику, был я. Видел все. Не сбегала она от тебя – ты сам хотел от нее отделаться. Могу понять.

Я снова посмотрел на мертвую.

На миг проснулась жалость. Ника выживала тем, что ложилась под сильного. Покорность в обмен на защиту и сытость. Но добралась до власти, и подавленные обиды вышли наружу. Маятник, как говорится, качнулся в другую сторону.

– Но ты сдал ее городу, – продолжает Хан. – И посмотри, к чему это привело. Подложил нам не просто свинью – демона!

Указал на лежащую на плитах голову Камила.

Я, в свою очередь, указал на мулатку.

– Она еще ребенок. Вот и воспитайте, пока есть время. Сделайте так, чтобы не стала такой, как Ника. Изгнать успеете всегда.

Хан поджал губы. Заглянул в мешок. Вздохнул.

Посмотрел на мулатку.

– Как ее зовут?

– Не знаю. Теперь не знаю.

Пришлось рассказать о странном недуге девочки. Всякий раз после пробуждения у нее новые воспоминания. Хана это, конечно, не обрадовало.

– Научите ее с этим жить, – нажимаю я. – Вести дневник. Если не станет своей, хотя бы получит навыки выживания, сможете отправить ее с караваном в другой город.