Выплюнул древесный мусор.

Подошел к воде, нижняя челюсть зачерпывает.

Мимо него проплывает ярко-красная рыба, над водой – гребень, красная чешуя, шары глаз…

Взрыба.

Рычун на нее бросился, шеренги брызг, взрыба исчезла в челюстях. Рычун запрокинул морду, проглатывает как следует, горло пульсирует, пропуская по пищеводу в желудок.

Нелепый динозавр голову опустил. Клацает зубами…

Рыгнул.

Водная гладь всколыхнулась отрыжкой, с потолка просыпались ручейки песка.

Бах!

Рычун взорвался.

Огненный бутон раскидал кровавые ошметки по озеру, вода окрашивается в багр.

По ее поверхности заиграла стая взрыб. Гибкие красные торпеды поднялись с глубины, плавают вокруг лоскутов рычуньего мяса, зубы отщипывают, закипает пир, взрыба плещется торжествующе.

Я покинул мозг смыши.

Мои глаза еще не открылись, а пальцы уже вцепились в череп, вторая кисть роется в торбе на поясе. Таблетки от головной боли, вы где?

Сердце бьется часто, щеки горят, я вспотел.

В ушах звон.

Раньше проделывал такое лишь вместе с Борисом, а теперь мозг тянет нагрузку всего процесса в одиночку. Лордом быть нелегко.

– Адаптируешься, – шепнул Принц.

Он щекочет затылок, по спине и голове расслабляющие мурашки, это отвлекает, легче успокоиться и собраться.

Я опять уснул.

На сей раз приказать смышиным сознаниям не лезть мне в голову без разрешения удалось, стали появляться реже, и я наконец погрузился в блаженное забвение…

Ненадолго.

– Эй, проснись, – голос Принца.

Не открывая глаз, я промямлил:

– Чего?

– Наша подружка хочет сбежать.

– Пусть хочет.

– Перешла к решительным действиям.

– Сбежать не может. Убить меня – тоже. Не мешай спать…

Однако семечко тревоги Принц уже посадил. Зарываюсь в теплую тьму глубже, но уснуть не выходит. Вместо сна сознание нашло мозг копошащейся где-то рядом смыши. Черт, вообще-то хотел отдохнуть…

Ладно.

Я сосредоточился.

Смышь перешла под мой контроль. Я приказал ей оглядеться. Ни себя, ни Принца не увидел. Коридор пуст.

Вслед за моей волей смышь отправилась рыскать по стенам и потолкам, через трещины и бреши, как сквозь порталы в другие миры. Только в другие туннели. Приходится подавлять смышиный инстинкт охотника, когда мимо пролетает букашка…

Нашел.

Вот он я, Влад, дрыхну как убитый. Блин, ну и рожа у меня во сне. Вот клубится надо мной красный туман. Принц.

А за поворотом сидит на коленях Ксара.

Крутит в правой кисти короткий меч. Отрабатывает рубящий, словно примеряется к чему-то. Клинок то и дело свистит, оставляя за собой белую дугу.

На левой руке демонша закатала перчатку на рабраслет, предплечье оголилось. Лезвие подплыло к запястью, коснулось кожи.

Мое сознание вернулось в родное тело. Кулак дернул шнурок торбы на поясе, нырнул внутрь…

– Не-е, подруга, – бормочу. – Как любит трындеть одна бессмертная тучка, так просто от меня не отделаешься.

Рука вытащила из торбы пистолет.

Вскоре он выстрелил.

В этот момент я уже за поворотом, около Ксары. Та по-прежнему на коленях. Держит голое предплечье перед собой. Другая рука в замахе, пальцы согнуты, будто сжимают рукоять меча, но кулак пуст. Блестящая острая сталь валяется подле.

Пуля выбила меч из бриллиантовых пальцев перчатки.

Ксара оглянулась на меня. Смотрит долго, в глазах томится злоба – усталая, зато много, хватит лет на сто.

– Следить за мной вечно не сможешь. Однажды это сделаю.

– Не сомневаюсь.

– Сделаю, – повторила она.

Но край перчатки все же раскатала, вновь засиял рубинами рабраслет.

Нашли темнокожую девушку.

Лежит без сознания ничком. На ней лишь длинная оранжевая футболка, едва скрывает ягодицы. Кулачок сжимает рукоять трезубца, с такими в Древнем Риме выходили на арену гладиаторы. Рядом валяется банка консервированных кальмаров.

Новичок.

Я присел рядом, повернул ее голову ко мне лицом, мои пальцы отвели локоны черного каре.

Мулатка. Девочка-подросток.

– Надо привести в чувство, – сказал я.

– Всех новичков спасаешь? – спросила Ксара язвительно. – Пошли, пока не проснулась, ни к чему лишний рот.

– Ртом можно делать много полезного, – заметил Принц.

– Заткнись, – прошипела Ксара.

– Я должен узнать, – говорю, – есть ли у нее разум. Если нет, пойдем. Надо ее разбудить.

– Будь я мерзой, – говорит Принц, летая над прелестями девушки, – я бы в способе пробуждения не колебался.

– Заткнись! – рявкнула Ксара.

От этого крика мулатку подбросило на локти, затем она вжалась спиной в стену.

Руки держат трезубец, тот дрожит и смотрит на каждого из нас в хаотичном порядке, девочка выкрикивает на каком-то испаноподобном языке одни и те же фразы. Наверняка среди них «Не подходите!», «Где я?!», «Кто вы такие?!» и тэдэ.

Страх есть, значит, не совсем безумна.

– Странная ты, – говорит Принц Ксаре, – то тебе дела нет, мол, пройдем мимо, то защищаешь от похабных шуточек. Нелогично. Мне нравится.

Девочка повторяет иностранные фразы, паника не гаснет, наоборот, проблески ярости, инстинкт загнанной крысы, того гляди – кинется с трезубцем на одного из нас.

Я подошел ближе всех, трезубцу не хватает чуть-чуть, чтобы пырнуть. Опустился на колено, ладони вверх, будто сдаюсь.

Мулатку трясет, она скалится.

– Онде эста опай…

Эту фразу повторяет чаще других.

– Эли фо комиго! Онде эста опай?

Черт… Обычно такое делал за меня маленький друг Борис, но придется без него. Понятия не имею, как, но придется.

Я сосредоточился.

– Онде эста опай? – повторила мулатка.

– Да, милая, повторяй…

– Онде эста опай?!

Представляю, как погружаюсь в ее мозг. В темно-синее призрачное болото. Представляю, как смотрю на себя ее глазами, держу перед собой трезубец, во мне тот же страх, что и в ней, и повторяю…

– Онде эста опай…

Ярость девочки дала трещину, лицо исказилось, по щеке потекла слеза.

– Э тено медо… Онде эста опай?..

Бедный ребенок.

– Где папа?

Я вздрогнул. Это сказала она. По-русски!

– Он же был со мной! Где папа?!

Моя голова разболелась – признак того, что и впрямь получилось.

Трезубец начал опускаться.

– Где папа?..

– Папа далеко, – ответил я как можно мягче.

Девочка замерла, на лице застыли ужас и неверие.

Трезубец упал, и ладошки спрятали лицо, плечи затряслись, колени к подбородку, девочка словно закуклилась.

– Тише, – продолжаю в том же духе, – не бойся. Посмотри на меня.

Не сразу, но из-за ладоней показались глаза.

Медленно опускаю руки.

– Что помнишь последнее?

Девочка сглотнула.

– Вечеринка… Я выпила. Первый раз в жизни. Голова закружилась, начало тошнить. Хотела уйти, а парни не пускали, сказали, это нормально. Но приехал папа и забрал. Он полицейский. Привез домой, уложил на диван и накрыл пледом.

Лицо девочки снова исказилось.

– Где я?

Я потер пальцами лоб. Ощущение, будто тоже выпил первый раз в жизни. Ментальный перевод без помощи Бориса – то еще удовольствие.

– Это алкоголь. У тебя на него аллергия, ты впала в кому. Очень глубокий сон. Люди оказываются здесь, когда впадают в кому. Ты все еще на диване. Или в больнице, под присмотром врачей, отец, наверное, держит за руку.

Сообщать девочке, что она непонятно как попала хрен знает куда, в место, откуда нет выхода, не время. Да и кто сказал, что версия про кому не имеет право быть? Между прочим, даже есть культ, который проповедует эту идею. Все лучше, чем «мы сдохли и попали в ад».

Мулатка отвлеклась, озирается несмело.

– Это сон?

Я кивнул.

– Общий для всех. Всех, кто в коме.

– Разве так бывает?

– Как видишь. Тут все друзья по несчастью, не бойся. Мы не враги.

– Кстати, о врагах…

Это сказал Принц. Я чуть не спросил, как, Арх его, он понимает нашу речь, но, во-первых, вспомнил, что бессмертный за вечность вполне мог успеть выучить все языки, а во-вторых, увидел, что дух тычет хвостом туда, где коридор продолжается.