В ответ я лишь кивнула и поднялась, окончательно устав ждать, пока хозяин насытится. Забрала свой мешочек и отправилась на выход. Хозяин за мной не пошел, но у двери мне предупредительно подали мой плащ.

Ожидаемо, человеческий поток на улице не сократился. Я попыталась обойти по соседней улочке поменьше, но и там оказалось слишком тесно.

В итоге я снова прижалась к высокому каменному забору, натянула капюшон поглубже и споро зашагала к арендованному дому. Конечно, за мной сразу уцепилась пара душ, которые просили помощи. Отмахнуться от них я не могла, так что отправила в дом к пожилой леди меня дожидаться — духи тут же испарились.

Им не нужны были пояснения о том, куда двигаться, они сами могли отследить мои перемещения. Порой я задумывалась о том, чтобы привязать к себе какого-нибудь призрака, некоторые даже были согласны задержаться на пару лет, но мне очень быстро становилось стыдно и я их отпускала.

Пока я перебежками преодолевала несколько кварталов, отделяющих меня от временного жилища, настроения толпы сменили тональность, и обстановка начала накаляться. Показалась королевская конная гвардия, вышедшая успокоить бунтовщиков и последние оказались недовольны таким поворотом. Начались стычки, часто, вооруженные и улица стремительно заполнилась проводничими. За какими-то души уходили сами и быстро, а некоторые не хотели и начинали метаться. Кто-то погиб в сильной злобе и теперь продолжал злиться и вопить, преследуя гвардейцев. Среди них явно были несколько благословленных Ареадой, но они не были мной. А мне опять становилось неловко, ведь еще секунду назад я собиралась пройти мимо, надеясь дождаться, когда все разойдутся и отпустить всех в тишине.

Но нет, совесть, которая так и не отмерла как рудимент для человека моей профессии, проснулась и начала кусать меня за пятки, не позволяя бросить метущиеся в безвестности души ждать, пока я до них снизойду.

Побежала к ближайшему телу, над которым растеряно оглядывалась душа женщины, взгляд которой то и дело возвращался к покинутому недавно сосуду. «В самом соку», — так говорят про таких как она: около сорока лет, очаровательно полноватая и такая бледная сейчас, когда застывшие голубые как небо в солнечный день глаза смотрели куда-то в ноги толпе. Рядом переминался с ноги на ногу проводничий — странно, впервые такое увидела.

— Здравствуй! — Обратила внимание души на себя и она шарахнулась, пролетела сквозь проводничего и еще нескольких человек, которые в момент соприкосновения вздрогнули и поежились. — Ты растеряна, я понимаю, но хочу помочь.

Та недоверчиво глядя на меня двинулась обратно к своему телу: явно хотела сделать шаг, но нечаянно пролетела разделявшие нас метры. Сильная душа, прошла по Пути уже много миров.

— Видишь это существо? — Решила развить я успех. — Оно проводит тебя на Грань. За этим он здесь.

— На Грань? — Голосом, у которого было собственное эхо, переспросила она. — Но я не хочу! У меня же только что внук родился и в лавке дела не очень…

— У тебя есть выбор, — завела привычную пластинку, — или ты делаешь то, что предначертано богами и отправляешься на Грань, или мечешься по миру, теряя сходство с собой, разум и рассудок.

Проводничий подошел поближе и поместил нас в серую грань. Звуки толпы тут же смолкли, отрезая гвалт и неразбериху от нас. Я видела, как Бад тут же переместился так, чтобы прикрыть меня и сумку, которую я все еще сжимала в руках, и более, чем доходчиво, объяснял участникам вакханалии, что меня толкать и бить не стоит. Воздух раскололся, показывая крохотный участок Грани, на которую долетало сияние Пути, озаряя серый мир вокруг нас, наполняя его тихим ненавязчивым звоном.

— Ледка? — Поразилась, глядя в сияние женщина, и больше не проронив ни слова уверенно шагнула в свет.

Так бывает иногда: родственные души дожидаются друг друга на Грани мира, где оказались вместе и нашли друг друга. Именно в таких случаях проводничие делают такую вот трещинку, чтобы показать душе, что ее заждались и еще ни одна на моей памяти не выбрала влачение не-жизни в Мострале вместо пути с тем, кто его ждал.

После этого сияние растворилось в воздухе, проводничий кивнул и бесследно исчез, одновременно выкидывая меня из серой грани.

— Мог бы и повежливее. — Недовольно буркнула я, перехватила сумку поудобнее, достала белую серу, обильно посыпала труп — одна искра и даже пепла не осталось.

Вернулась обратно в серую грань, чтобы было проще общаться с душами и пошла к следующему телу, у которого застрявшая душа покрывала грязными ругательствами гвардейцев короля. Мужчина, на лице, пересеченном шрамами, застыла гримаса злобы.

— Тебе пора. — Обратилась я к мужику.

Проводничего видно не было. Значит душа уже решила оставаться здесь и не зная имени я не смогу принудительно его отпустить, а это в свою очередь значит, что тело сжигать нельзя или он отвяжется от конкретного места.

— Как тебя зовут? — Максимально равнодушно спросила я, когда меня проигнорировали. — Я должна предупредить твою семью о том, что скоро к ним придет полтргейст.

— Как это полтргейст? — Вдруг прервал свою речь мужчина и обратил на меня внимание.

— Вот так. Тело твое погибло во злобе, душа отпускать эту злобу не желает, значит очень скоро ты забудешь практически все, кроме злобы и станешь искать родственников по крови с тем, чтобы отомстить за смерть тела.

— Но у меня же… — Как-то враз растерял весь свой запал мужчина.

— Ничего не знаю. Свой путь ты выбрал сам. — Как могла без эмоций проговорила я. — Так кто ты?

— Ивет Стаст. — Механически ответил он. — А можно мне передумать.

— Можно, Ивет. — Подпустила тепла в голос.

Полезла в сумку за мелом и костяной пылью. Мелом обвела тело непрерывной линией, в положенных местах введя в нее руны, потом пересыпала тело крестом пылью, но начинать ритуал не торопилась.

Неизвестно, придет ли за этой душой проводничий вообще, заставить существо явиться я не могу (точнее, не умею), а оставить все как есть не могу — это обесценивает всю традицию как класс.

— Оставайся здесь, постарайся успокоится. — Попросила душу. — Тебе здесь уже не место, но я должна помочь всем.

Торопливо обошла ближайшие несколько десятков метров, чтобы выявить все души, у которых не было проводничих, после — поспешила сволочь все тела к тому первому. Сумка мешалась, Бад не помогал. Когда я волокла предпоследнее тело из двадцати четырех, попутно увещевая застрявшую около него душу, что быть полтргейстом — плохо, меня резко выдернули в обычную плоскость мира.

Оказалось, что я своим задом пихнула высокого брюнета, который теперь недоуменно смотрел на меня огромными глазами потрясающего бирюзового цвета в обрамлении густых, будто в три ряда растут, ресниц. Соболиные брови в разлет, резкие, как из камня вырубленные скулы, тяжеловатый для такого лица квадратный подбородок и безумно дорогая черная одежда строгого кроя. Не гвардеец и не просто аристократ — кто-то из высших чинов королевства. Повезло же.

— С дороги. — Резко приказала я.

Никто во всем Соренаре, находясь в здравом уме, не стал бы мешать хранителю работать.

— Какая ступень? — Властно спросил человек-препятствие.

— Двенадцатая. — Ровно ответила я, заталкивая глухое раздражение поглубже.

— Чем помочь? — Тон не поменялся — манера речи все такая же властная, но почему-то один простой вопрос и я перестала скрежетать зубами.

— Тело надо к остальным отнести. — Кивнула на ноги огромного бывшего кузнеца я.

— А что с ними? — Пристраиваясь в ноги спросил неожиданный помощник.

— Жизнь закончили во злобе. — Оттудаваясь ответила я через минуту.

— И что? Многие же…

— Тебе не кажется, что не время для вопросов? — Спросила его, выуживая последний кусок мела, чтобы обвести тело.

Мне ничего не ответили, только странные глаза глянули удивленно.

Меж тем, за тот час, что я таскала павших, гвардейцы при поддержке стражи справились с бунтовщиками и теперь уводили их в казематы. Штабелями, видимо, будут укладывать.