— Узнать семейную тайну, которую ты так жаждешь раскрыть. Возможно, дух брата раскроет твой потенциал. — загадочно произнес Нивер Ан Брадос.

Я трусил. Перед глазами стояла картина десятилетней давности. Пинер на белых простынях с бледным лицом и закрытыми глаза, которые он больше никогда не сможет открыть. Зареванная Валенсия в обнимку с Нивером, у которого дрожат губы и руки. Даже Мила постарела. Красивое молодое лицо и руки старухи. Позже я узнаю, что она пыталась воскресить брата, использовал хентерийские техники. Женщину вовремя остановили, но в наказание ее руки сморщились и посерели.

Я задыхался от боли и осознания собственной глупости. Юнец, что оставил семью в самый страшный момент. Возможно, будь я в академии смотрящим на испытании кругов, смог бы спасти брата. Этого мальчишества мне не простят. И я начну делать еще большие глупости. Итогом вылечу из академии, растеряв былые связи.

Рукою проведя по створкам дверей, что вели в семейный склеп, я так и не отважился их открыть. Время утекало, как песок сквозь пальцы, а я продолжал стоять перед резным каменным входом.

— Малик?! — послышалось позади меня. Мать впервые за долгие годы улыбнулась искренне. Она действительна радовалась моему появлению. А может, за собственными обидами я не замечал ее истинного отношения?!

— Здравствуйте, Валенсия! — в ответ прошептал я. Женщина приблизилась положила руку на двери, вторя мне, и толкнула их, открывая.

— Смотри! — крикнула мачеха, — смотри! — повторила она со злостью.

Повернул голову и увидел Иена лежащим на белом камне. Обрядовые одежды не покрывали тело, голый торс блестел от масла. Под ребрами не затянувшийся шрам от удара ножом, как и говорил Сорин, Иена убили точным ударом.

— Мила помогла вернуться брату на Юму. Не знаю, каким образом ему удалось обмануть Дита На Марине, убедив в собственной гибели, — проговорила Валенсия и подошла к спящему вечным сном сыну.

— Прости! — все, что я смог вымолвить, глядя в глаза полные слез. Женщина редко сдерживалась и любила выплеснуть эмоции на окружающих, как впрочем и я свои обиды. Воспитание Валенсии дало свои плоды.

— Я старалась не разделять Вас, мальчиков, на своих сыновей и отпрыска Карии. Она хорошо служила старому Армару, даже слишком хорошо. — со вздохом добавила Валенсия. — Но когда Нивер добавил Кария к моему имени, я словно помешалась, выплескивая всю свою боль на твои плечи и калеча неокрепшую психику. Понадобились годы и смерть Пинера, чтобы я осознала, как нуждаюсь в своих мальчиках. Теперь ты один — надежда семьи и ее погибель одновременно.

Женщина протянула мне медальон, что хранила долгие годы. Символ семьи первого мужа Айна Ан Брамана птица с опущенной головой, но распущенными крыльями. Непонятно, готовиться она к атаке или смиренно ждет исхода сражения.

Слов не требовалось. Я поблагодарил Валенсию, поцеловал тонкую руку и отправился в Алманские горы навстречу с Александром Дитом. Остается только надеяться, что он выполнит свое обещание. Цель моя не изменилась. Пусть ее достижения станет другим. Надеюсь, мне поможет душа Иена.

София

С каждым моим шагом настроение отца менялось. Рассматривая меня Александр Дит выглядел обеспокоенным. От былого задора и надменности ничего не осталось. Тревога поселилась в глазах отца, распуская свои черные щупальца по всему телу. Оттого при первом прикосновении император Марины вздрогнул. Погладил мою спину и прошептал сам себе, обнимая дочь.

— Все слишком далеко зашло. Риск неоправдан. — и потом добавил уже вслух, — Давай вернемся домой, София?!

— О каком риске вы говорите, отец? — встревожено спросила, но ответа не услышала.

Странный намек Александра заставил задуматься, оттого я не сразу обратила внимания на подошедшего Виктора. Рядом с отцом мужчина казался еще бледнее и невзрачнее. Как нашаливший ребенок, он понурил голову и согнул спину.

— Приветствую! — одной фразой унизил императора Юмы Дит, не обозначив ни титула ни имени Виктора. В глазах последнего загорелся нехороший огонь, а рот изогнула кривой линией в подобии улыбки.

Мужчина кивнул в ответ и пригласил нас в тронный зал, который не отличался помпезностью и красочностью в отличии от такого же помещения на Марине. Пастельные тона тканей на окнах и спинок стульчиков, что расположились по периметру комнаты, казались скромными. Светло-коричневый пол блестел помытый и очищенный, как перед важной встречей. В нем отражался свет, льющийся с потолка, на котором отсутствовали ангелы, лепнина и какие-либо украшения. Простый белый холст с множеством лампочек в золотой оправе больше напоминал потолок на военном космическом корабле, где все устроено для комфорта и экономии пространства.

— Зеркальное отражение?! Неужели только такого вида комнаты достоин император Марины, прибывший на Юму с визитом?! — голос отца был полон негодования и злости.

Что значит фраза про “зеркальное отражение” я благоразумно спрашивать не стала, поскольку видела настроение мужчины и подрагивающие кончики белых крыльев. Напряжение нарастало.

— Я побоялся, что вам захочется разрушить еще одну прекрасную залу, помимо родового дома Анбас, — попытался отшутиться Виктор, но Дит перебил его на полуслове.

— За покушение на жизнь моей дочери ваше государство еще ответит. А сейчас я бы хотел прекратить всякие игры и поговорить со всеми вашими советниками. — раздраженным тоном произнес Дит и указал совсем не по-светски указательным пальцем в цветную стену. Она была единственным ярким пятном в этом сером помещении.

— Как пожелаете, — проговорил с наслаждением император Юмы, будто именно к этому велся весь разговор.

Мужчина сделал несколько пасов рукой, описывая круг, потом притопнул и снова вытянул ладонь вперед. Перед кистью возникла виртуальная панель.

— Доступ император. Отмена зеркального отражения. — после этих слов Виктора Лан Финреса стены задрожали, потолок пошел рябью.

Вокруг нас загорелось золотое кольцо, которое начало медленно сужаться, подталкивая делегацию к телесному контакту. Отец приобнял меня за талию, распуская крылья и закрывая от локтей офицерского состава. Вокруг Виктора свет повторял огненный круг.

Мне показалось, пол раскололся в месте соприкосновения со светом. Та его часть, на которой мы стояли, приподнялась над основой, что закрутилась, как планеты вокруг Солнца, и опустилась вниз. Наверх поднялся уже нарядный пол выкрашенный в ярко-красные цвета с вкраплениями фиолетового и белого подобно небу на Юме.

Потолок зазвенел богатой хрустальной люстрой ручной работы. На восьми плафонах рассказывались разные истории: любви первых созданий на Юме, появлению космической метки через прикосновение, откровенные и военные сцены. Они светились ярким желтым светом, отражаясь на полу и придавая помещению загадочности.

Стены повернулись лицевой стороной, оголяя свое яркое нутро. Каждая имела различный оттенок, как и дождь на Юме. В горах он пропитывается цветом отравляющего воздуха, и чем дальше от них, тем прозрачнее вода.

Вместе с самой чистой стеной на глаза показался золотой трон на небольшом в три ступени постаменте. Справа и слева расположились два ряда стульев, на которых сидели советники. Несколько ближних стульев пустовало, одно место должен занимать Малик Ан Брадос, который, по словам Кресана, обвинен в подлоге и измене короне. Самый дальний стул занимал отец Сорина, создание неприятное и мнительное. Чем ближе место, тем больше прислушивается к мнению данного советника император.

Платформа, на которой мы стояли, медленно опустилась. Александра Дита со мною взяли в плотное кольцо, а Виктор Лан Финрес проследовал к трону. Советники приподнялись со своих мест, приветствуя своего императора и одновременно косясь на опасного гостя.

Зеркальное отражение в доме Аниты Анбас помогло скрыть следы ее преступления, обмануло моего отца и сделало из меня сумасшедшую от пережитой боли девушку.