Интересно, летчик надеялся, что казах скажет: «Виноват, гражданин начальник»? Скорее всего, он вообще об этом не думал. А Идрисов соображал. Потому что начальник тут он — на этой территории, этой земле и воде. Пилот в небе хозяин, а не тут.

— А я понял, что посадка будет только на Цитринах, — отрезал Идрисов и быстро, будто фотовспышка, улыбнулся. — Через неделю решим с мукой. С другой стороны, экстремальность — одно из условий нашей работы в тайге. Как в небе — летчики тоже рискуют. Правильно?

Черноглазый бортмеханик Валера, известный всему Уралу, переглянулся с пилотом.

— Инспектор должен уметь выживать в любой ситуации, — напористо продолжал Идрисов. — Зимой, в сорокаградусный мороз, с одними спичками и топором!

— Это понятно, — протянул пилот Владимир Васильевич, — экстремальность — хорошая вещь, с лавсаном.

Прошел месяц — наконец-то на кордон доставили муку.

А еще через месяц, в начале августа, появился вертолет, сел рядом с кордоном, двигатель не заглушил — винты вращались на малых. Василий подбежал к борту и увидел в открытую дверь бортмеханика Валеру. Тот приветливо кивнул головой и быстро сдал Зеленину в руки несколько пластиковых мешков. Вертолет улетел, а в мешках обнаружились свежие караваи хлеба в вакуумной упаковке.

Больше Василий вертолетчиков никогда не видел. Тогда, в августе 1996 года, кругом кордона шли затяжные обложные дожди…

Югринов подошел к двум длинным головешкам, лежавшим на краю небольшой поляны, и улыбнулся — вспомнил свою декабрьскую ночевку в нодье, которую соорудил здесь, в пуху колючего снега. Там, где он спал когда-то, стояли четыре драгоценных цветка родиолы розовой. От одного корня — пушистые парашютики желтовато-красного цвета, распустившиеся над землей. А там толстый корень, уходящий в каменистую почву, целебный, дающий здоровье и силу.

Яков опустился на колено, погладил стебелек рукой. Не успел он в тот раз перехватить Рафаэля Идрисова в тайге — ничего, нынче ночевать не придется. Устрою ему танцы с саблями и шутки с ножами.

Не такой голод, чтобы лебедей жрать. Кто это сказал? Сейчас не зима, поэтому выжить можно — без огня и золотого корня. По прикидкам, к дому Фёдора Николаевича он должен выйти часа через три. Не позже. Иначе стемнеет, и Идрисов может опять выскользнуть из рук, как щука, точнее, сука — да, так точнее будет. Полчаса на черный хлеб, черный чай, черный, как августовская ночь. И дальше — на ту сторону Тулыма. Только полчаса! Кто остановится на полпути, тот не дойдет до конца. Если ты остановился на полпути, значит, не дошел до конца. Надо идти. Жизнь заставляет красиво идти — быстро, экономно, целенаправленно, как лесной зверь ходит. Правильно я говорю, товарищ директор?

В училище все началось. Или раньше?

Преподаватель истории, помнится, спросила:

— Приходилось ли вам, ребята, видеть, как унижают человеческое достоинство?

— Приходилось! Приходилось! — раздались дружные голоса.

— Приходилось! — сказал поднявшийся из-за стола Олег Сидоров. — Бывало, как вдарю одному, как суну другому!

После занятий Югринов подошел к Сидорову и прочитал шедевр школьного фольклора: «От сердца и от почек дарю тебе цветочек!» И тут же вмазал ровеснику по «капусте» — тот упал, бедный, засморкался кровью, закашлялся так, будто в последний раз.

— Это тебе за наглость, — сказал Югринов.

— Ты баран, блядь! — возразил поверженный враг.

И Яков понял: неправда, что истина рождается в споре. Она появляется в тишине, в уединении и бесконечном молчании. Но понял он это значительно позже — тогда, когда смог точно сформулировать мысль.

Инспектор торопился: алмазный вертолет наблюдал весь «вогульский треугольник». Яков летал на этом вертолете; когда внизу появлялся прииск, борт начинал опускаться в желтую, песочную бездну развороченной человеком земли: брошенные пустые цистерны, металлические конструкции, доски… Еще Демидов тут, говорят, начинал — на Сибирёвском прииске. Будто зверь, человек разгребал руками землю, чтобы добраться до золота. Зверь жадный, злобный, завистливый.

Давно все это началось. И никогда не прекращалось. Еще при советской власти Югринов входил в группу «зеленых», которые добивались вывода с территории края исправительного учреждения В-300. Тогда берега Вишеры покинули шестьсот семей первоклассных лесорубов. И вот Павел Оралов, Алексей Копытов и он, Яков Югринов, добились своего: сначала стали депутатами районного совета, а потом приняли решение о выводе учреждения за пределы Вишерского края. Как, выставить за дверь министерство наших кровных дел? Или кровавых? Кто мог себе это представить хотя бы десять лет назад? Памятник Железному Феликсу, стоявший перед штабом В-300 в районном центре, офицеры убрали ночью — тихо загрузили в автотранспорт и вывезли в неизвестном направлении. Просыпаются люди утром, смотрят: нет Феликса! А может, вообще весь XX век — это дурной сон? Сотрудники внутренней службы и охрана, освобождая территорию, громили постройки и автотехнику. Так, в одном месте было обнаружено сто пар валенок с отрубленными носками.

«Зеленые» добились своего: нефтяники вынуждены были прекратить подземные ядерные взрывы, а юристы с бандитскими наклонностями покинули Велсовский кедровник. «И это только начало», — решил Яков Югринов, серьезно готовившийся к пожизненной схватке за территорию. Железный Феликс еще не затонул в болоте, как царский колокол, затаился где-нибудь и ждет своего подлого часа.

О будущем Инспектор думал серьезно. Когда чувствовал, что тихой сапой к нему подкрадывается болезнь, он становился на лыжи, проходил тридцать километров по снежной целине в темпе армейского броска, а потом раздевался на морозе донага и выливал на голову три ведра ледяной воды из вишерской проруби, выпивал двести граммов водки, ложился на топчан у горячей каменки или на русскую печь. Болезнь для него была непозволительной роскошью.

Инспектор делал капканы на лису прямо в лесу — из подручных средств. И придушить Идрисова решил самой обыкновенной веткой ивы: ветка накидывается сзади, как веревка, и затягивается на затылке до последней отключки. А потом тело спускается в черную дыру ближайшей трясины. Конечно, Инспектор помнил, где тут такие трясины есть. Идрисов должен был пройти рядом с одной из них.

Вертолет алмазников доставил золотодобытчиков на Сибирёвский прииск и по пути высадил Идрисова с начальником охраны заповедника на Цитринах. Инспектор вспомнил: когда летишь на вертолете выше Вишерогорска, половина реки внизу — голубая, половина — коричневая от притока, на котором работает драга. В мутной, глиняной воде ловится золотая рыбка с бриллиантовыми глазами.

Инспектор не успевал… В небе появилась голая луна, и слева над Тулымом сверкнул фосфорическим светом снег, выпавший прошлой ночью на самый высокий пермский хребет.

Территория вогульского бога начинается у западного отрога Уральских гор — Полюда, от которого прямая линия тянется сорок пять километров на восток, к останцам Помянённого Камня, образуя основание треугольника, похожего на стилет. А северной вершиной является гора Саклаимсори-Чахль, на которой установлен каменный знак «Европа — Азия», отмечающий границу континентов. Эта гора — водораздел трех самых великих рек России: Волги, Оби и Печоры. В центре северной части территории — вершина Ойка-Чахль, названная в честь вогульского бога.

Как сказал один знакомый вор, нынче жизнь такая трудная — все время приходится подрабатывать на стороне. Поэтому в сегодняшней России каждый отросток норовит создать свою банду, чтобы баллотироваться в президенты страны. Летят за шерстью, а возвращаются стрижеными, бритыми наголо, в наручниках или в деревянных пиджаках. Конечно — кто кого победит и поставит в позу. Но мне нужны были конкретные имена, а не газетные метафоры. Я понимал, что играю с этой кодлой и колодой втемную.