«Наконец, благодаря поразительной интеллектуальной свободе в Древней Греции научное мышление достигло вершин. Древнегреческий ум был на удивление свободным от потусторонних ограничений, оставлявших место для смутных предположений о таинственном вмешательстве богов. Древние греки жили во внятном мире настоящего, открытом для человеческих действий и человеческого восприятия. Олимпийские боги служили частью древнегреческого пейзажа и древнегреческой жизни, неотъемлемым элементом культурного сознания. Ощущение бессилия перед могуществом природы больше не довлело над древними греками. Наблюдение природы было пронизано пантеистическими и поэтическими тонами. Наука стала аспектом философского мышления.

Скачок от мифологических культур Древнего Востока к ориентированной на реальный мир древнегреческой культуре возвел науку с уровня разрозненных эмпирических наблюдений до логически последовательной натурфилософии, занятой главным образом вопросами космологии. Древнегреческий ум впервые заместил мифическое, или религиозное, представление о мире рациональными объяснениями и тем самым впервые уравнял пределы науки с пределами мироздания. В этом отношении общепринятое мнение о возникновении науки в Древней Греции вполне обоснованно. Даже если древних греков где-то на три тысячи лет опередили внушительные, но разрозненные начинания (которые Мокир [Mokyr, 2002, pp. 18–19] называет “единичными заявками”), мы вправе считать древнегреческую науку первой систематической и универсальной попыткой объяснить устроение всего космоса» (Goldstein, 1995, pp. 45–46).

Справедливость выводов Голдстейна убедительно подтверждается на примере учения Фалеса. «При всем практицизме древних греков они страстно любили задавать практически бесполезные вопросы»[131]. Откуда мы? Из чего состоит мир? Что такое добродетель? Истина? Многие народы, конечно, задавали подобные вопросы и до древних греков, но ни один не поставил их так много и не продвинулся столь далеко в ответах, как древние греки. Фалес был одним из тех мыслителей, который сформулировал проблему в типично древнегреческой манере: «Из чего состоит мир?». Ответ, данный им, «был основан на совершенно абстрактном теоретизировании… [абсолютно свободном] от всякого религиозного мистицизма, которого вполне можно было ожидать от мыслителя, чьи предшественники оперировали только мифологическими смыслообразами»[132]. «По его мнению, космос и земля возникли в силу естественных процессов, а не по велению богов»[133]. Даже если мы не считаем ответ Фалеса – мир возник из воды – верным, то его метод поиска ответа используется до сих пор.

Таким образом, отличительной чертой древних греков, насколько можно судить, была именно «твердая вера в разум»[134]. В Древней Греции рациональное мышление приобрело наивысший статус. Можно говорить о двух принципиально различных способах теоретизирования, созданных в Древней Греции. Они существуют по сей день и делят ученых и мыслителей на два лагеря. Первый способ основан на убежденности в силе априорного мышления. Его приверженцы считали, что лишь чистое мышление способно обнаружить истину, а сведения, полученные с помощью чувственного восприятия или путем каких-либо наблюдений, способны лишь отдалить от истины. За сложностью и многообразием наблюдаемых явлений скрываются немногочисленные, простые и всеобщие законы, правильное понимание которых тождественно объяснению устройства мироздания. Это направление мысли привело к возникновению метафизики и математики и последующим успехам обеих дисциплин. Чтобы оценить вклад и влиятельность этого направления, достаточно упомянуть таких его представителей, как Евклид, Зенон, Пифагор, Сократ и Платон.

Абстрактное мышление достигло апогея у Пифагора и его последователей. Пифагор считал, что миру присущ внутренний порядок, облеченный в математическую форму. В его понимании мир представлял собой «математически структурированный космос, возникающий согласно фундаментально простым законам внутренней и внешней гармонии, т. е. был всекосмической проекцией мироощущения древних греков, считавших динамическую гармонию основой всего сущего»[135]. По мнению Голдстейна, «пифагорейская картина мира… оказала на наше мышление столь сильное влияние, что оно заметно по сей день».

Чистое априорное мышление способно достичь высот, совершенно недоступных эмпирику. Однако ложное звено в цепочке умозаключений может повести его неверным путем. Вот только один пример. Пифагорейцы установили, что звук и числа связаны определенным отношением. В частности, гармонический интервал октавы два к одному, и соответствующие тональности производятся струнами, одна из которых вдвое длиннее другой. Отсюда пифагорейцы сделали вывод, что числа составляют основу всего – мироздания, искусства, скульптуры, даже религии и морали. Бог стал единицей, справедливость – четверкой, а прочие этические понятия выражались квадратами последующих целых чисел.

Другой способ теоретизирования, тоже свойственный древним грекам, мы сейчас называем научным методом. Он представляет собой последовательный процесс формулирования гипотез, их проверки, переформулирования и дальнейшей проверки, т. е. цепочку умозаключений, содержанием которых являются накопленные эмпирические данные. Само слово «гипотеза» – древнегреческого происхождения. Данный метод теоретизирования ближе всего к тому, который выше описал Мерлин Дональд. Главным его представителем следует, несомненно, назвать Аристотеля, но можно упомянуть и великого математика Архимеда. Можно не верить тому, что свое знаменитое объяснение плавучести Архимед проверял, лежа в ванне. Однако практическая полезность изобретений, основанных на его идеях, например Архимедова винта, заставляет предположить, что его заботило отнюдь не только математическое изящество доказательств.

Таким образом, во главе списка новшеств, которыми мы обязаны древним грекам, следует поместить процесс логического мышления. Древние греки формулировали самые глубокие вопросы, стоящие перед людьми, а потом искали ответы, не связывая себя суевериями и мифами, которые предлагали в качестве ответов более ранние общества. Далеко не все ответы, найденные древними греками, выдержали проверку временем, но сами методы поиска безусловно ее выдержали.

В политике, философии, математике, астрономии, искусстве и литературе Древняя Греция породила гигантов, чье величие нисколько не уменьшилось даже сейчас. А вот ее религия по нынешним стандартам представляла собой нечто карликовое.

Как мог народ, давший миру Аристотеля и Платона, придерживаться анимистического политеизма, наполненного нелепыми мифами? Почему греки не изобрели монотеизм того или иного рода? Попытка пространно ответить на эти вопросы увела бы нас слишком далеко от главной темы, но оставить их совсем без ответа мы тоже не можем, поскольку одна из проблем, поднятых в книге, – это напряженные отношения между религией и демократией.

Политеизм древних греков объясним довольно легко. Они были смесью разных народностей и просто включали в свою культуру тех богов, чьих почитателей подчиняли своему влиянию.

Поскольку религия древних греков не была всеобъемлющей, они довольно легко пренебрегали ею. Мы уже подчеркивали свойственную древним грекам пытливость. Мифы и связанные с ними боги объясняли происхождение греков, солнца и океана. В ранние времена эти объяснения, возможно, удовлетворяли большинство древних греков, но по мере развития их интеллектуальных способностей становились все менее и менее приемлемыми. Здесь мы опять могли бы привести пример Фалеса.

Древнегреческий бог не был совершенно безупречным Высшим существом, требовавшим безоговорочного повиновения.