Еще одним большим достоинством нашего мыслительного процесса является способность генерировать отвлеченные (decoupled), или разъединенные, мысли. Мы можем представить, что находимся в другом месте, в другое время, с другими людьми, и даже вообразить себя другим человеком[46]. Способность иметь отвлеченные мысли позволяет нам строить планы. Я могу представить, что будет, если завтра я пойду охотиться на другой берег реки, что будет, если со мной пойдет сосед, как поступит он, если мы встретим львиный прайд, и как поступлю я. Опять же, в этом рассуждении мне очень помогает интуитивное понимание поведения львов как животных и соседа как человека, а если я хорошо знаю соседа, то и личное представление о нем.

Сотрудничество в охоте на крупных животных или в сражениях с другими племенами, безусловно, повышало шансы наших далеких предков на успех и выживание. Такие виды деятельности, как охота и ловля рыбы, приобретают форму дилеммы заключенного; мои шансы на выживание повышаются, если мое племя побеждает соседнее племя в сражении. Однако они станут даже выше, если я каким-то образом избегу участия в сражении. В эпоху плейстоцена сотрудничество между членами племени было столь важно для выживания, что мы унаследовали генетическую предрасположенность к некоторым типам поведения, которые укрепляют сотрудничество. Правда, иногда они выглядят «иррациональными»[47]. Вот два из этих так называемых иррациональных типов.

1. Склонность к сотрудничеству. Одно из объяснений иррациональной на внешний взгляд склонности людей к сотрудничеству в однократных играх ДЗ таково: оба игрока чувствуют, что находятся в такой социальной ситуации, когда сотрудничество выгодно для группы, и что у них есть генетически унаследованная предрасположенность к сотрудничеству в подобных ситуациях. Повторение игры может побудить одного или другого игрока к отказу от сотрудничества, но его первая инстинктивная реакция – готовность к сотрудничеству[48].

Голосование – еще одно действие, которое с индивидуальной точки зрения может показаться иррациональным. Многие говорят, что голосуют из чувства гражданского долга или потому, что это морально «правильный поступок»[49]. Таким образом, голосование, возможно, тоже отчасти обусловлено нашим генетическим наследием.

2. Предрасположенность к наказанию жульничества. Один из способов обеспечить сотрудничество в группе – суровое наказание отступников. И здесь людям, видимо, тоже свойственна генетическая предрасположенность выявлять и наказывать как самих отступников, так и тех, кто не наказывает отступников. Люди, стоящие в длинной очереди за билетами или на съезде с магистрального шоссе, мгновенно приходят в ярость, когда кто-нибудь нагло лезет вперед. Во время бензинового кризиса в США в 1970-х годах за бензином выстраивались огромные очереди, и многие из тех, кто пытался пролезть вперед, даже получали пули, порой смертельные, от разъяренных водителей, стоявших в конце очереди.

К сожалению, не все психические реакции, помогающие выжить в африканской саванне, столь же продуктивны в постиндустриальном обществе XXI в. Если карманник вытаскивает у вас кошелек, и вы это замечаете, ваша инстинктивная реакция – бешеная ярость. Хотя чисто финансовый ущерб от кражи сравнительно невелик, многие гонятся за вором, рискуя получить сердечный приступ или удар ножом. «Дело не в деньгах, а в принципе», – говорят они. У большинства людей карманная кража или ограбление квартиры вызывают неистовое возмущение. Они воспринимают это как страшное личное оскорбление и в своих эмоциях часто переходят меру, принимая все слишком близко к сердцу.

Для тех, кто балансирует на грани выживания, кража может стать крайне серьезным ущербом. Потеря части пропитания может стать вопросом жизни и смерти. Беспощадная реакция на кражу, обман и другие формы асоциального поведения способна предотвратить их и повысить шансы на выживание. Инстинктивные и неконтролируемые реакции такого рода, вполне вероятно, тоже генетически запрограммированы[50].

Готовность сражаться, убивать и, если необходимо, умирать за свое племя должна была повышать вероятность успеха племени в битвах с другими племенами и, соответственно, вероятность выживания его членов. Верность своему племени и враждебность к другим отчасти тоже генетически детерминирована[51].

Но прежде чем приступить к защите соплеменников, разумеется, необходимо уметь их узнавать. Пятьдесят тысяч лет назад это, надо полагать, было проще, чем в наших теперешних многоязычных обществах. Национальная, языковая и религиозная принадлежность – очевидные отличительные черты; история наполнена общественными конфликтами и войнами по национальным, языковым и религиозным причинам. Но к противостоянию могут привести и гораздо менее существенные обстоятельства. Разделите мальчиков в летнем лагере на две команды, и вы сразу получите неприкрытую вражду между случайно попавшими в «красные» или в «синие». Даже если мы попробуем делить людей, бросая монету, то «орлы» или «решки» могут ощутить сильную групповую солидарность[52].

В эпоху плейстоцена нашим предкам постоянно грозила смерть от нападений хищников или враждебных племен. Сейчас в развитых странах люди, как правило, не сталкиваются с такими опасностями. Но солдаты, попадающие на ту или иную войну, находятся в той же самой ситуации, что их далекие предки: жизнь или смерть. А на войне одна сторона обычно третирует другую сторону как низшую, как недочеловеков, и презрительно обзывает ее «чурками», «япошками», «фрицами». Некоторые солдаты творят ужасные зверства. Да что говорить: те самые солдаты, которые совершают чудеса героизма ради спасения своих товарищей, могут проявить столь же невероятную жестокость по отношению к врагу. Например, 16 марта 1968 г. американские солдаты открыли огонь по безоружным жителям вьетнамской деревни Сонгми; погибли сотни людей: мужчины, женщины, дети. Похожие, хотя и не столь масштабные, акты жестокости засвидетельствованы на войне в Ираке. В таких ситуациях солдаты, видимо, впадают в неистовство. Их поведение легче понять (но, естественно, не оправдать), если принять во внимание, что в подсознании этих солдат убиваемые ими люди, возможно, в каком-то смысле предстают существами низшего сорта или недочеловеками.

Нам известно немало примеров того, как люди долгое время мирно живут вместе, а потом происходит событие, разделяющее их на разные группы, после чего они начинают враждовать и ненавидеть друг друга. Одним из таких событий был раздел Индийского субконтинента в 1947 г. по религиозному признаку на Индию и Пакистан. До этого индуисты и мусульмане сосуществовали вполне мирно. Раздел отчасти был ответом на пожелания мусульман, таких, например, как поэт и философ Мухаммад Ик-бал. Он опасался, что ислам не выживет на субконтиненте, если индуисты и мусульмане продолжат жить вместе, когда Индия получит независимость: ведь индуисты гораздо многочисленнее мусульман. Благодаря разделу ислам сохранился, но дорогой ценой. Изолирование религиозных сообществ привело к массовой миграции, сопровождавшейся многочисленными актами насилия и убийствами; по оценкам, число жертв достигает двух миллионов человек. В результате раздела возникли новые типы самосознания, представляющие собой комбинацию религиозных и национальных элементов; это привело к росту недоверия и враждебности между индийцами и пакистанцами. Со времен раздела две страны несколько раз воевали друг с другом, а периодические акты терроризма продолжают уносить много жизней. Обе страны являются ядерными державами и смотрят друг на друга со смесью страха и ненависти[53].