Режущее изнутри чувство, что уже все происходит, а может и вовсе произошло, а ты осталась за бортом, ударило так сильно, что я слетела с дивана и побежала обуваться, не представляя, куда и зачем я бегу. Я должна была успеть, как бы там ни было, я должна знать!
Я не могу всю жизнь вспоминать об этом и мучиться. Хватит уже сожалений.
Куда они могли его увести? На какую-нибудь глубоко засекреченную квартиру? На берег реки, в подвал, откуда я знаю, как мне его найти?
Уже в подъезде я остановилась и глубоко выдохнула. Как он говорил? Уже не все мои эмоции — мои? Значит, надо отделить мух от котлет.
Глупая идея, невероятно глупая, у меня же нет никаких способностей, это давно ясно, я цепляюсь за призрачную надежду и за слова, которые могла просто неправильно трактовать… какая разница, если у меня больше ничего нет. Я закрыла глаза и попыталась перестать думать, хоть на секунду. Какофония мыслей отошла на второй план.
Вот эта истеричная, лихорадочная жажда бежать, паника, все свое, привычное и родное, никаких сомнений. Вдох, выдох, отпустить…
Спокойствие охватило меня, как кокон. Неестественное спокойствие, больше похожее на обреченность. Смирение, почти библейское, никаких попыток что-то изменить, никакого желания воевать. На первый взгляд все так. Только под тонкой корочкой показного принятия такое море бушует, что даже тронуть страшно.
Вот это точно не мое.
Ветер в лицо. Оглушает, гудит в ушах…бездна под ногами совсем нестрашная и даже не очень большая, что там десять этажей для крылатых.
Я сорвалась вверх по ступенькам. Только бы это была та крыша…
Вполне в их духе, лихорадочно думала я, совсем упуская из виду, что ничего о них не знаю и рассуждать подобным образом просто глупость. Все равно — в их духе. В одном и том же месте ткнуть носом в ошибки и наказать.
Больше никогда не полезу на крышу.
Боль-ше-ни-ког-да, стучало в висках. Дыхание сперло, сбилось комом в груди, ступеньки прыгали перед глазами.
Ветер тараном ударил в грудь, когда я вывалилась на заснеженную площадку. Обхватил сразу со всех сторон, потянул, пытаясь сбить с ног. Заложило уши.
Я оказалась в самой гуще толпы.
Несколько человек расступились, с любопытством глядя на задыхающуюся меня. На секунду смутилась — все-таки не ожидала, что тут будет столь многолюдно, и тут же успокоилась.
Людей-то тут нет.
Темные куртки, обычные лица с разными глазами, приглушенные эмоции. Все разные, и все одинаковы. Все одно целое.
Словами не описать, что я ощутила, оказавшись между ними. Словно в размаху упасть в кисель и барахтаться в нем, приятном и вкусно пахнущем, чувствовать прикосновения — не физические, а словно изнутри, и все это чудесное, благожелательное и красивое поглощает тебя, забиваясь все глубже в глотку, растворяя в себе.
Меня повело в сторону, но в глубине толпы — сколько их здесь, как стая ворон — увидела того, кого искала. Увидела и не глядя оперлась на чью-то руку.
Захотелось смеяться. Обе физиономии — и Пашина, и того черного — были на удивление озадаченными. Черноглазый фыркнул и закатил глаза.
— Вот же, как пластырь прилипла. — что-то в нем изменилось. Даже язвительные слова не пугали.
Или не в нем?
— Не хотели бы, чтобы я вас нашла, ушли бы в другое место. — я отлепилась от озадаченного парня, даже не глянув, за кого ухватилась, и сделала еще один шаг. Кисель вокруг синхронно колыхнулся, пытаясь выжать меня. Нет уж… — Или дверь бы заперли. Или еще кучу вариантов придумали. Вы же не тупее, чем я.
На Пашином лице все отчетливее проступало отчаяние. Точнее, мне казалось, что оно проступает, но лицо было неподвижным, словно окаменевшим — это во мне прорастало его отчаяние.
— Дай мне минуту. — хрипло попросил он, оглянувшись на черного. — Уведу, и продолжим.
Черноглазый глянул на меня с каким-то садистским изумлением — надо же, топлю, топлю, а все не тонет! — и кивнул. Паша двинулся ко мне, я выставила руки вперед.
— Нет-нет-нет! — заговорила торопливо. — Эй, я имею право знать, я же во всем этом по уши, память вы мне не стираете, и что мне делать? Гадать, убили вы его или отослали куда-то? В соцсетях по фото искать? Во всех похожих парней до конца жизни вглядываться? Вам не кажется, что достаточно уже надо мной издеваться?
Светловолосый гигант в темно-зеленом пуховике, стоящий в первых рядах, с недоумением покосился на черноглазого.
— Что за дела? — медленно проговорил он. Звучный бас растекся по крыше. — Мы тут слушаем, как бедной девочке жизнь переломали и в каком она теперь состоянии, а девочка вполне себе в порядке, и даже не выглядит поломанной. Вон сияет как, глазам больно. Так в чем причина сбора?
— Она же знает. — прошелестел тихий голос за моей спиной. Я не оглянулась.
— Да плевать мне на ваши разборки. — злость превратилась в раскаленный добела камень, обжигающий где-то глубоко внутри. — Я не спрашиваю, зачем вы это делаете, может, с другими у вас получше выходит, но вы же должны лечить, а не доламывать, или я что-то не так поняла? У вас рогов с копытами нет, случайно? Это я даже не спрашиваю, в норме ли у вас душить людей в их квартирах! Лучше б сразу убили, чем вот так!
Голос сорвался. Я судорожно втянула ледяной воздух.
— В том, что она знает, нет большой беды. Не она первая, не она последняя. — лица чередой, кто-то говорит, что-то понимающе улыбается, и я уже не могу отследить, чей голос слышу. — Эту проблему можно было решить и без нас.
— Никто не собирается…доламывать. — выделив последнее слово, блондин оказался передо мной, заглядывая в глаза. Радужка была настолько светлого голубого оттенка, что казалась светящейся. — Боюсь, твое знакомство с нами было не самым удачным. Но мы соблюдаем правила.
— Да какие, к черту, правила! — из глаз брызнули слезы. Я же видела, что они не все такие, как этот маньяк, душивший меня, так почему я никак не могу добиться реакции? — Скажите мне! Можете ли вы сломать человека сами? Сделать ему так больно, чтобы он потух совсем?
— Можем. Но это неправильно.
Я уцепилась взглядом за светлую голубизну, казавшуюся мне спасительной.
— А что будет, когда я останусь без него?
Тишина и вой ветра в ушах.
Черноглазый хмыкнул, а потом расхохотался, запрокинув голову и оголив острый кадык.
— Ну ты и зараза. — опустив голову, он вытер рукавом глаза. — То есть мы должны наказать его за то, что он слишком глубоко влез в твою жизнь, а это против правил; но при этом не можем наказать, потому что тогда сломаем все то, что он успел сделать, что опять же против правил. Хитро.
Светловолосый укоризненно покосился на веселящегося черного. Тот затих мгновенно, словно выключился.
Наконец снова нашла Пашу среди бесконечных лиц, нашла и ужаснулась смеси отчаяния и надежды. Губа закушена. Ладно, будем считать, что я все делаю правильно.
Все равно больше ориентиров никаких.
Светловолосый потер подбородок. Прямо взглянул на Пашу:
— Ты понимаешь, в чем ошибался?
Тот кивнул, спокойно выдержав взгляд.
— Мы в этой ситуации бессильны. — приняв решение, светловолосый резко кивнул черноглазому. Тот отошел и слился с толпой. — Наказать надо, но не нам. Придется тебе самому.
— Я понял. — сипло прошептал парень.
Я нервничала все сильнее. Что-то шло совсем не так, но я не могла понять, что.
— У тебя остается выбор. — напомнил светловолосый. Паша снова кивнул, глянул на меня — серая радужка, почти серебряная — и опустил глаза.
— Уведите девушку. — распорядился черный. Я увидела протянутую руку и шарахнулась в сторону. Нет, только не сейчас!
Сзади тут же перехватили в захват, прижав руки к телу. Я закричала, замолотив ногами в воздухе, пока меня осторожно несли к выходу сквозь казавшееся бесконечным скопление тел.
Спины сомкнулись, отрезая меня от Паши.
— Пожалуйста, отпустите. — бормотала я, выворачивая голову назад и силясь хоть что-то разглядеть. Слезы стекали за шиворот, я дышала, как выброшенная на берег рыба, но кольцо рук ни на секунду не ослабло, и даже шаг не сбился. — Пожалуйста. Я должна быть там.
