Люди всю жизнь чуда ждут, а мне вот, на блюдечке. Видимо, в реальной жизни и чудеса-то так себе, на любителя.

Странным казались и какие-то отголоски, словно эхо, долетающее до меня. Несколько десятков муравьев, периодически начинающие бродить внутри и вызывающие неприятную щекотку.

Ангелы? Вот это вот — ангелы? Светлые и справедливые? Вот это чудовище, едва не убившее меня в моей же квартире только потому, что посчитало, что я знаю больше, чем положено? Что за кривое правосудие свыше?

Если они настолько жестоки, то кто им дал право вообще влезать в наши дела? Холод внутри сменялся огнем. Никакого разрешения им никто не давал, никто и никогда, раз уж о них до сих пор не знают. Пришли и взяли сами, пастыри. Сводить с ума, убивать, на мелкие осколки разбивать твои жизнь — спасибо, мы не просили о такой помощи!

Медленно капали минуты. Профиль одного из чудовищ тонул во мраке.

Интересно, как все сложилось бы без его вмешательства? Вадим, если верить Паше, все-таки любил меня больше…вернулся бы, наверное, со временем, поныл жалостливо, и я приняла бы его, сходя с ума от измены и не показывая своих чувств. Простить бы я точно не смогла…или не приняла бы, и просто жила так же, как живу сейчас, за минусом всех ужасных моментов.

Впрочем, всех хороших — тоже. Бессмысленное существование.

Не выдержав, я закрыла лицо руками. Выходит, я сама по себе совсем ничего не стою. Так всегда и было, ничего нового, но почему так больно именно сейчас?

— Ну почему ты не такой ангел, как положено? С белыми крыльями и все такое? — глухо пробормотала я сквозь пальцы и вздохнула. — Какой от вас толк, если после вашей помощи больнее, чем до нее? Зачем ты полез в мою семью?!!

Голос становился все громче и громче, и я уже не могла сдержать крик.

— Зачем, Паша? Какой бы скотиной не был отчим, ты не подумал, почему я сама не лезу в это, нет? Дело ведь не в том, что она мне не верит, а в том, что они счастливы, счастливы вместе, как бы там ни было в прошлом, а я нормальной уже не стану, неважно, накажете вы его или нет! Мне не нужен был мститель или защитник, мне нужен был просто близкий человек, который понял бы меня!

Сумерки скрадывали движение, но мне показалось, что он дрогнул. Наверняка показалось, ведь с человеческими эмоциями у них не очень ладится.

— Я для тебя как дипломная работа. — с горечью пробормотала я, отворачиваясь к окну. Первая горячая, соленая капля щекотно прокатилась по щеке. — Сделать лучше всех. Сделал… что теперь с тобой будет?

Спросила и замерла. Все-таки не все равно, что с ним станет.

— Какая разница. — глухое, равнодушное. Я закусила губу и стерла непрошеные слезы.

Меня мотало, как выброшенного за борт — океан эмоций, то резкий взлет, то неожиданное падение. В любом случае, для меня же уже все кончилось, так? Можно ли верить хотя бы этим словам? Я глубоко вдохнула и слезла с кресла, перебираясь поближе.

— Я все не мог понять, почему ты не борешься. Не пытаешься мстить сама, у тебя ведь были рычаги. А тебе просто не надо. — отстраненно проговорил Паша, не поднимая на меня глаза. Я села на расстоянии вытянутой руки, обняв себя за плечи. — Откуда мне могло прийти в голову, что даже в этой ситуации ты думаешь о ком угодно, но не о себе?

— Это нормально — думать о других. — огрызнулась я. — В этом нет ничего плохого. И ты, пока был рядом, должен был это понять. Я говорила об этом не один раз.

Пока был рядом. Был — и нет, как будто и не было. И куда девать очередную дыру, аккуратно прорезанный черный силуэт в ленте моей жизни?

— А если это всплывет? Каково будет твоей маме, когда она узнает, какой он на самом деле? Что ты пострадала от него, действительно пострадала? Не останешься ли ты виновата в этом? — Паша покосился на меня и, упершись локтями в колени, зарылся пальцами в волосы. Я фыркнула:

— Она меня любит, конечно, но я и так всегда виновата. Привыкла. Я просто пытаюсь построить новые отношения с ней, выкинув все, что было раньше. Так проще, чем бесконечно ковыряться, кто и где сделал что-то не так. Разом — с чистого листа.

— Может, нам тоже так попробовать?

Я посмотрела на неподвижного парня. Похоже, мое отношение к нему беспокоило его куда больше предстоящего разбирательства.

— Как ты себе это представляешь? Поправь меня, если я не права — тебе теперь вообще запретят приближаться ко мне, отправят спасать еще каких-то несчастных людей, счастливцы, живут же пока нормально, до первой встречи с вами! И не скажу, что я буду огорчена…

Внезапно в голове что-то щелкнуло, незатейливо стянув в голове два факта. Я замерла.

— Послушай. — медленно начала я. — Я так понимаю, у вас с наказаниями небогато? Убить, и делу конец?

— Примерно так. — Паша оторвался от созерцания ковра и глянул на меня с интересом. Я сама свой голос не узнавала — ровный, словно металлический, звенящий.

— А вы же к своим какие-то другие применяете? — добралась я до сути дела. — То есть вы же бессмертные, да?

Паша грустно усмехнулся:

— Откуда я знаю? Боюсь, я не в той весовой категории, чтобы знать такие подробности. Да и не убивали меня ни разу пока что. Зато твоя жизнь сразу придет в норму…

Где она, эта норма. Была она вообще когда-то или нет?

— Мне бы не хотелось, чтобы ты…ну, подвергся такому наказанию. — нейтрально, но неуклюже завершила я. — Все ошибаются, за это же не нужно убивать.

Ну, кроме Олега, или как там его. Тут я их практику полностью поддерживаю, чего таить.

— Не удивлюсь, если для своих припасено что похуже. — ровно проговорил Паша. — Слушай, я не знаю даже, как мне еще извиниться. Мне казалось, что я делаю все правильно. Только теперь, на расстоянии, вижу все так, как оно есть. Я даже не знаю, как назвать свое поведение.

— Провал. Раздолбайство. Идиотизм. — перечислила я, загибая пальцы.

— Влюбленность. — мрачно дополнил он. Я выдохнула.

— Ты же вообще не человек, Паша. У тебя и чувств нет таких, зачем ты мне голову дуришь? — я попыталась перехватить его взгляд. — Это нечестно, хотя бы сейчас мог бы не врать.

— А я и не вру. — пожал он плечами. — С чего ты взяла, что у нас какие-то особые эмоции? Такие же, какие были в нормальной жизни. Просто с людьми ладить сложнее, сразу видишь, кто есть кто. Теперь вижу, что мы не очень-то и лучше.

— Меня-то ты тоже видишь как есть. — горечь прорывалась, невзирая на все попытки ее удержать, хоть рот сама себе затыкай. — Трусливая, неприспособленная, глупая, истеричная, слабая…

— Слабая? — Паша изумленно приподнял бровь. — Ты не путай, это мне все видно, не тебе. С недальновидными поступками и самооценкой еще работать и работать, насчет остального…

— Впервые в жизни могу честно сказать, что во всех моих проблемах виноват мужик. И тут не будет ни капли вранья. — я закрыла лицо руками, потирая виски.

— Ты никогда не была слабой. Да, ты вечно сомневаешься во всем и стараешься подстраховаться. Не подпускаешь ближе тех, кто для тебя может стать важным, потому что тогда будет больнее; правда, взамен сближаешься с теми, с кем ничего не выйдет. Но слабой тебя язык не повернется назвать.

Осязаемая тишина снова накрыла комнату.

Глава 20.

Под утро я провалилась в хрупкую дрему, скрутившись на самом краешке дивана — просто закрыла воспаленные глаза на секунду и сама не заметила, как уснула.

Сон был наполнен шепотом и полумраком, щемящим предчувствием потери и смутной надежды, но страх словно растворился, не оставив и следа. Казалось, что я стою на пороге каких-то счастливых перемен и прощаюсь со своей старой жизнью и со всем, что радовало меня в ней.

Разбудило меня неяркое зимнее солнце, пробившееся через тучи. Я сморгнула, ощущая, как под веками словно наждачкой проехались, прислушалась и резко поднялась на локтях.

Квартира была безнадежно пуста. В полосе света танцевали пылинки, часы все так же отсчитывали секунды, издевательски выщелкивая ритм. Не успела.