— Ложись тут. — предложил Паша, кивая на диван. — Могу даже кровать уступить.

— Нет, с кроватями я пока не очень дружу. — я потерла глаза. — Представляешь, ко мне та девушка приходила сегодня, которая с Вадимом…спрашивала, не приворожила ли я его.

— А ты приворожила? — серьезно уточнил Паша и поднял руки вверх, спасаясь от моего праведного гнева. — Все, верю, верю, он тебе и даром не нужен.

Я перебралась на диван, пристроила голову на подлокотник, подложив ладони под щеку. Паша, ни на секунду не задумавшись, устроился за моей спиной. Я предсказуемо напряглась.

— Не трогаю. — пробормотал он, отодвинувшись подальше — спине сразу стало прохладнее. — Но очень меня интересует вопрос, что же с тобой такого случилось. Почему спина?

— Ничего со мной не случилось. — сон как рукой сняло. Я перевернулась на спину.

Паша задумчиво угукнул и замолчал. Я раздраженно вздохнула.

— Я не могу тебе ответить, не соврав, а врать я не люблю.

— Ты же сама хочешь рассказать. — констатация факта. — Мучает же. Так расскажи, и закончим с этим вопросом. Я, по крайней мере, буду знать, чего еще нельзя делать.

Я длинно выдохнула и закрыла глаза. Ну как о таком можно говорить с парнем, в которого уже влюблена?

Паша молчал. Просто лежал рядом и молчал, не делая никаких попыток заговорить или поторопить меня. Наверное, именно поэтому я решила, что отнекиваться дальше будет свинством.

— У меня было не самое счастливое детство. — пробубнила я. — То есть какое-то время оно нормальное было, а потом…мама привела нового папу.

Как обычно, за простыми словами вспухала туча непонимания и обиды.

— Сначала нормально было, потом он начал придираться, кричать на меня. А она никогда не была на моей стороне, понимаешь? Вроде бы должна защищать меня, а защищает его от меня, что за глупость? Мне восемь лет было, какой я противник?

В комнате словно похолодало на пару градусов.

— Потом…потом они начали пить. Много, долго, с кучей гостей и одними и теми же песнями на повторе, Бони Эм, вроде так. Не могу теперь их слышать. Иногда уходили в гости. А один раз ушли вместе, а вернулся только он…

Я сглотнула и дальше постаралась говорить сухо, как сводку новостей, хотя видела и ощущала сейчас совсем другое.

Дикий крик, что-то летит мне в голову — темное, квадратное, я столбенею; удар. Грохот разбившегося видика, пьяные причитания. Темнота, моя узкая кровать и тяжесть сверху. Маме мы ничего не скажем, ей не нужно знать…

До сих пор не знаю, как я вывернулась, не помню, как сорвала голос от криков, но с того дня о нормальной жизни я забыла. Постоянное чувство опасности, попытки подобраться сзади, обнять, прижать; я плакала, боясь оставаться с ним наедине, но всем было плевать.

Это были просто мои фантазии, ревность и капризы. Никак иначе.

Через полгода я начала заикаться. Еще через полгода сбежала из дома.

После того, как я дошла до необходимости убийства и всерьез начала прикидывать, хватит ли мне на это сил, он отстал — по крайней мере, физически. Но не психологически. И я до сих пор могу разреветься, если на меня повысят голос.

Договаривала я уже сквозь слезы. Попыталась закрыть лицо руками, но Паша перехватил ладонь, да так больше и не выпустил. Молча смотрел, сжимая мои пальцы, потом подтянул кисть поближе, прижался губами, оставляя горячий след на коже.

Я замолчала, глядя куда-то в потолок.

Странное ощущение — как будто половину скопившейся темноты отдала.

Как никогда была благодарна за тишину. Никакие «господи, какой ужас», «да как такое могло случиться» не помогают, наоборот, растравляют раны, как соль, необдуманно рассыпанная по еще кровящему. Благодарна за соучастие и сочувствие, теплое, как будто огородившее меня — нынешнюю от меня — совсем маленькой. Глупо закрываться от части себя, но иногда это единственный выход.

Тикали часы. Губы у моей ладони. Я покосилась на Пашу.

Он лежал расслабленно, не делая никаких попыток заговорить или придвинуться, но в глазах я видела злость. Перехватив мой взгляд, улыбнулся, и через секунду я уже не была уверена, не показалось ли мне.

Воспаленные глаза жгло, все труднее было держать их открытыми. Я перевернулась на бок, не решаясь вернуть конечность, и мы оказались нос к носу.

— Все это уйдет. — убежденно проговорил он, переплетая пальцы с моими. — Однажды проснешься, а все это было не с тобой. И больше нечего бояться.

— Что мне делать, чтобы этот светлый день настал как можно быстрее? — голос охрип. Паша пожал плечом:

— Ничего. Все само случится.

Сердце беспомощно трепыхнулось в груди. Слишком близко, еще несколько сантиметров…Я замерла, разглядывая то ссадину на брови, то кончики ресниц, что угодно, только бы не в глаза.

— Принесу подушку. — тихий шепот разбил напряжение. Я вздохнула, то ли облегченно, то ли разочарованно.

Нащупав телефон, поставила будильник и заснула раньше, чем он вернулся. В полудреме ощущала, как меня перекатили с подлокотника на мягкое, но сил не осталось даже на спасибо.

Среди ночи проснулась резко, как будто кто-то позвал меня прямо в ухо. С минуту хлопала глазами и оглядывала комнату, силясь понять, куда это меня занесло. Наконец в свете фонаря опознала чужую квартиру и вспомнила, что меня разбудило.

Несколько минут лежала, разглядывая обстановку, до неузнаваемости изменившуюся в темноте. Потом в мою сонную голову забралась одна крайне любопытная мысль.

Иногда меня несет. То есть что-то втемяшивается в голову, и я должна получить, узнать или сделать что-то «вотпрямщас», ни секунды промедления. В таком состоянии мозг очень плохо поддается уговорам и логическим выкладкам, переходя на какой-то странный режим автопилота.

Вот и сейчас я выпуталась из одеяла, спустила ноги с дивана и на цыпочках прокралась в коридор.

Планировка в наших квартирах довольно дурацкая — туалет через стенку со спальней, так что в случае чего скажу, что шла туда, а назад спросонья завернула в комнату…

Я заглянула в спальню. Обстановка там была еще более спартанская — большая кровать с высоким изголовьем, крошечная тумба и стенной шкаф. Паша спал на животе, разбросав руки в разные стороны, лицом к окну.

Телефон валялся на тумбе почти у двери. Я осторожно вытянула руку, ухватила прохладный прямоугольник и метнулась обратно в зал.

Лишь бы там никакого пароля не было…

Пароля не было, да и программ почти что никаких — либо у него телефон только для звонков, либо…не знаю, может, еще один где?

Руки подрагивали. Тихо выдохнув, я прислушалась. Никаких звуков из комнаты не доносилось.

Это плохо, очень плохо. С другой стороны, мы никак с ним не связаны, и я не собираюсь лезть дальше, чем мне нужно…

Я зашла в исходящие звонки и начала листать назад, на тот самый день.

103.

Так я и думала.

Осталось узнать, каким образом Паша узнал о моей болезни и о том, что мне нужна помощь? Мы тогда были даже незнакомы, что за бред? Чем больше узнаю, тем меньше начинаю понимать.

Я отнесла телефон обратно и вернулась на диван.

Глава 12.

Проснулась я даже раньше будильника. Лежала, глядя в темный потолок, пыталась собрать мысли в кучу. Что мне дальше делать? Пытаться загнать Пашу в угол? Смешно, честное слово. Выпрашивать честность? По каким причинам он все это делает? Просто так ли он поселился прямо надо мной?

Откуда он знает, когда и что со мной происходит? Может, я давно уже под наблюдением, и даже не подозреваю об этом. Номера счетов, которые он оплатил — откуда он знает их?

Интересно, это уже паранойя — считать, что незнакомый человек сменил место жительства исключительно ради незнакомой рыжей соседки? Или мания величия? Никакими особыми богатствами или умениями, способными привлечь ко мне такое внимание, я вроде как не обладаю.

Проблема в том, что мне совершенно не хочется ни в чем его подозревать. Не так уж и часто кто-то привносит в мою жизнь положительные эмоции.