Появляются и путевые записки первых русских путешественников, побывавших в странах Африки и Ближнего Востока. Еще с 1786 году опубликовал свой отчет о плаваниях в Тунис и Алжир бригадир флота М.Г. Коковцев. В его книге явственно прозвучали ноты уважения к народам, населяющим Северную Африку, к их обычаям и достоинствам. «Несправедливо было бы, – писал Коковцев, – осуждать целый народ потому только, что в нем, носят на голове чалмы, но должно рассматривать его законы, обычаи, воспитание, климат, их правление и по тому делать общее заключение»123.

Большим успехом пользовалась и книга капитана В.М. Головина о его плавании на шлюпе «Диана» из Кронштадта через южную оконечность Африки на Камчатку в 1807–1809 годах.

В. Кюхельбекер, например, писал в журнале «Невский зритель» в феврале 1820 года: «Когда мы услышали, что в «Сыне отечества» будут появляться время от времени описания пера г. Головина, мы обрадовались и приготовились читать статьи занимательные без всяких пустых украшений, восторгов и восклицаний – мы не ошиблись».

В 1818 году в Петербурге открывается Азиатский музей, ставший центром отечественной ориенталистики. Ширится преподавание и изучение восточных языков, и вот уже Пушкин, описывая в «Послании к Дельвигу» жилище рижского студента, упоминает

Пушкин внимательно следит за публикациями по Востоку, он мог просматривать книги и журналы на эту тему в Петербургской публичной библиотеке, в книжных собраниях Москвы, Одессы124, Три-горского…

Осведомленность поэта в международных делах вообще поражала современников. Адаму Мицкевичу при встречах и беседах с Пушкиным казалось, что тот прибыл с прений в европейских парламентах. А.О. Смирнова-Россет в шутку назвала поэта «министром иностранных дел на русском Парнасе».

Конечно, восточные интересы Пушкина отразились и на составе его личной библиотеки (в описании Б.Л. Модзалевского в частности, упоминается четырехтомная «Всеобщая география» Мальте–Бруна, изданная в Брюсселе в 1829–1830 годах и разрезанная на страницах, посвященных Африке и Абиссинии).

П.А. Плетнев, один из ближайших друзей Пушкина, писал: «Едва ли кто из наших литераторов успел собрать такую библиотеку, как он. Не выходило издания почему-либо любопытного, которого бы он не приобретал. Издерживая последние деньги на книги, он сравнивал себя со стекольщиком, которого ремесло заставляет покупать алмазы, хотя на их покупку и богач не всякий решится»125.

Другим важным источником ориентальных знаний Пушкина в разное время, на протяжении многих лет являлись его знакомые востоковеды, путешественники – все, кто мог сообщить ему те или иные сведения о «полуденной земле». Кто же были эти собеседники поэта?

Первым среди них назовем Осипа Ивановича Сенковского (1800–1858) – крупнейшего востоковеда, арабиста и тюрколога, профессора Петербургского университета, литератора и путешественника. «Лекции его не ограничивались языком и литературой, а были живою энциклопедиею науки о Востоке», – вспоминал ученик Сенковского П. Савельев. «Я не Сенковский, чтобы знать все в мире языки!» – восклицал А. Бестужев-Марлинский.

Сенковский, писавший под псевдонимом Барон Брамбеус, известен и своей издательской деятельностью – с 1834 года он редактировал журнал «Библиотека для чтения». (В 1836 году, например, в т. XV «Библиотеки для чтения» можно найти сообщение об англоашантийской войне рядом с объявлением об ожидающемся выходе в свет первого выпуска пушкинского «Современника».) Отношение Пушкина к литературной работе Сенковского было сложным, но поэт неизменно ценил его эрудицию в вопросах востоковедения. «Многие из его статей <…> достойны были занять место в лучших из европейских журналов. В показаниях его касательно Востока мы должны верить ему, как люди непосвященные…» (XII, 96), – скажет Пушкин в том же 1836 году в «Письме к издателю». Интерес Пушкина к восточным познаниям Сенковского был постоянным. Внимательно следил он за публикациями о путешествии Сенковского в Египет и Нубию (1820 год) – это была одна из первых русских экспедиций в государство Мухаммеда Али, правителя Египта, присоединившего к своим владениям бóльшую часть Аравии и Судана, Киренаику, Палестину, Сирию, Ливан, приморские провинции Эфиопии и Сомали. В июне 1836 года Пушкин размещает на листе голубой бумаги арабские буквы с объяснением их произношения. Есть основания полагать, что они записаны со слов Сенковского (предположение Л.И. Жеркова).

Вениамин Каверин в книге «Барон Брамбеус» писал: «С помощью «Библиотеки для чтения» Сенковский ввел в интеллектуальный обиход русского общества научные вопросы, которые были достоянием крайне узкого круга специалистов, и сделал это широко, талантливо, умело… Его оригинальная художественная проза была основана на глубоком изучении этнографии Востока». Приведем также мнение выдающегося арабиста и эфиописта академика И.Ю. Крачковского, который, оценивая наследие Сенковского, отметил: «Основной результат его деятельности сказался, главным образом, в усилении «ориентализма» в русской литературе».

Через десять лет после Сенковского в Египте побывал другой знакомый Пушкина – поэт, писатель и путешественник Андрей Николаевич Муравьев (1806–1874), будущий член Российской академии. Его первые впечатления о Востоке связаны с поездкой в Крым в 1825 году, где он встретился и подружился с А.С. Грибоедовым. Зимой 1826/27 года Муравьев в Москве у Е.А. Баратынского знакомится с Пушкиным, Дельвигом, Вяземским. В салоне З.А. Волконской Муравьев читал свои крымские стихи Пушкину, и поэт похвалил «некоторые строфы из… описания Бахчисарая». К 1827 году относится одобрительный отзыв о поэтических опытах Муравьева (в оставшейся неопубликованной рецензии на альманах «Северная лира»). В 1830 году Муравьев посещает государство Мухаммеда Али и в том же году составляет свое двухтомное «Путешествие ко святым местам…» – один из лучших, по мнению специалистов, образцов географической литературы первой трети XIX века. По словам самого Муравьева, Пушкин написал по поводу его «Путешествия» стихи, до нас, к сожалению, не дошедшие, «он никак не мог их найти в хаосе своих бумаг»126, а Лермонтов создал в доме Муравьева свой шедевр – «Ветку Палестины». В 1832 году Пушкин предполагал писать рецензию на книгу Муравьева «Путешествие ко святым местам». Как показывает сохранившийся черновик рецензии, Пушкин намеревался раскрыть в ней перед соотечественниками необходимость основательных знаний о народах, населяющих арабский Восток. После возвращения Муравьева в Петербург они снова встретились – на сей раз в архиве Министерства иностранных дел, где Пушкин собирал материалы для истории Петра. Встреча была дружеской, и отношения поддерживались до самой гибели поэта.

Еще одна книга с описанием восточных – хотя и не заграничных – путешествий, привлекшая внимание Пушкина, принадлежала перу Ивана Матвеевича Муравьева-Апостола (1768–1851) дипломата и литератора, тоже члена Российской академии. Речь идет о книге «Путешествие по Тавриде» (СПб., 1823). В письме к Дельвигу (декабрь 1824) Пушкин сожалел, что не встретился с Муравьевым-Апостолом в Крыму (тот был в Гурзуфе месяцем позже Пушкина). Выписка из «Путешествия по Тавриде» была приложена к изданию «Бахчисарайского фонтана» в 1824 г.

Следующим после А.Н. Муравьева русским путешественником, побывавшим в Египте, стал московский знакомый Пушкина отставной подполковник, литератор, содержатель типографии Николай Сергеевич Всеволожский (1772–1857). Пушкин встречался с ним на вечерах в доме историка М.П. Погодина. Всеволожский предпринял свое путешествие в 1836–1837 годах.