В этом случае, правда, виноваты не немцы, а, видимо, полковник А. Л. Фейгин. Именно с его слов они записали, что один из командиров дивизий после столкновения с солдатами 267-го батальона связи, сдался в плен военнослужащим 134-й или 260-й дивизий. Не вдаваясь в проверки, немцы приписали эту заслугу себе. Но был ли такой комдив в действительности, так как подходящих кандидатур, на первый взгляд, как будто бы нет.

Исходя из текста самого приказа, можно сделать предположение, что в данном случае речь может идти о ком-то из комдивов, которые воевали в составе либо 63-го, либо соседнего 67-го корпусов. Известно, что командиры 154-й и 167-й дивизий генералы Я. С. Фоканов и В. С. Раковский вышли из окружения, а генерал Н. А. Прищепа, возглавлявший 61-ю дивизию, считался умершим от ран.

Единственный известный нам командиром дивизии, оказавшийся в плену на данном направлении, комбриг И. Г. Бессонов, возглавлявший 102-ю дивизию 67-го корпуса. Правда, по имеющимся на сегодняшний день данным, это случилось значительно позднее – 26 августа 1941 г., и в приказ за 19 августа попасть никак не мог.

После того, как его дивизия оказалась в окружении и все попытки организованно пробиться к своим не увенчались успехом, было принято решение разбиться на отряды и группы и выходить самостоятельно. Один из отрядов численностью до 200 бойцов и командиров возглавил сам комбриг И. Г. Бессонов. В последующие дни августа в различных стычках и на переходах он растерял большую часть своих красноармейцев и, отчаявшись выйти из окружения, вышел к д. Роги Старосельского района, где сдался медработникам немецкого полевого лазарета.

О действиях комбрига И. Г. Бессонова в качестве командира соединения в условиях окружения что-либо внятное сказать трудно.

Из протокола допроса красноармейца Николая Беспалова можно узнать оценку рядовым составом действий своих командиров. Так, первый из них, полковник П. М. Гудзь, как не справившийся был снят с командования. Его сменил полковник С. С. Чернюгов, однако и он вскоре выбыл из строя по ранению. В последние дни боев соединение возглавил начальник штаба комбриг И. Г. Бессонов. Он, как и его предшественник, показал себя строгим командиром. В качестве примера Н. Беспалов привел случай с начальником разведывательного отделения дивизии капитаном Самойловым. Тот держал в отделении в должности шоферов двух женщин, а в его служебной машине вместе с личным багажом разъезжала еще одна женщина. Когда об этом узнал новый командир дивизии, по-видимому, полковник С. С. Чернюгов, то выгнал всех этих дам-«военнослужащих».

Расстроенный подобным оборотом дела капитан Самойлов начал пить. По ночам перестал появляться в штабе, даже когда его вызывал сам комбриг И. Г. Бессонов. Начальнику штаба доложили, в чем причина отсутствия его подчиненного, и тот добился его отстранения от службы, ареста и предания суду. Впрочем, не лучше оказался самойловский «сменщик», лейтенант Профашилов, и его также пришлось отстранить. В конечном счете комбриг нашел замену начразведотделения в лице капитана Н. В. Адаховского [87, Fr. 871, 872–873].

Между тем вряд ли немцы могли предвосхитить пленение комбрига И. Г. Бессонова, так что, они, скорее всего, имели в виду какого-то иного командира дивизии.

Можно сделать предположение иного рода. Есть вероятность, что речь выше шла все-таки о командире 61-й дивизии Н. А. Прищепе. Основанием для такого вывода служит разведывательная сводка штаба немецкого LIII армейского корпуса за 20 августа 1941 г. В ней дословно сказано: «О судьбе противостоявших корпусу штаба 63-го стр. корпуса, как и штабов подчиненных див., в настоящее время известно следующее:

Ком. 63-го стр. корпуса – погиб

Начальник штаба – попал в плен

Ia – попал в плен раненым

Ком. 61-й стр. див. ранен (предположительно, попал в плен)…» [67, Fr. 404].

Данный документ указывает, что попавшим в плен командиром дивизии мог быть не кто-нибудь, а только командир 61-й. Вновь обратившись к документам отдела Ic соединений, действовавших против 63-го корпуса, нашел разведывательную сводку за 18 августа 1941 г., составленную в 52-й пехотной дивизией LIII корпуса. В п. 1 говорится: «По окончании успешного для дивизии наступательного сражения приводятся следующие цифры трофеев: 10 000 пленных, примерно 70 орудий, 14 орудий ПТО, 45 тяжелых миномета, 4 зенитки, 15 танков, 100 тракторов, 5 самолетов, сотни транспортных средств, аппаратуры и боеприпасов разного рода. Командир 61-й стрелковой дивизии попал в плен тяжелораненым и был отправлен в лазарет в Рогачев. Его машина попала неповрежденной в руки войск. Подсчет трофеев еще не завершен» [34, Fr. 719].

Из других сообщений и сводок 52-й пехотной дивизии следует, что 18 августа солдаты 1-го батальона 181-го полка проводили зачистки района между д. Руденка и ст. Солтановка. В незначительных стычках и перестрелках они взяли в плен ок. 2 тыс. чел., и захватили знамя 437-го стрелкового полка. В донесении сказано о пленении начальника оперативного отдела 63-го корпуса, но о командире 61-й дивизии не говорится ничего [103, Fr. 573]. Возможно, его захватили на другом участке боевых действий, информация о чем не сохранилось.

Как часто бывает в истории с советскими военнопленными в годы Великой Отечественной войны, немецкие официальные данные о них плохо согласуются с поздними советскими воспоминаниями. В данном случае – с мемуарными текстами Е. Е. Лундберг-Матвеевой, Н. А. Черкашиной-Фокановой и П. В. Васильевой, хранящимися в архиве Жлобинского государственного историко-краеведческого музея.

Летом 1941 года они служили в медико-санитарном батальоне 61-й дивизии, размещавшемся 16 августа неподалеку от г. Буда-Кошелево. Днем от командира части Е. Е. Лундберг получила приказ принять на себя медицинское сопровождение раненого при авианалете командира соединения генерала Н. А. Прищепу. Комдив находился в тяжелом состоянии, часто терял собрание, мучился болями в спине (одна из пуль попала в позвоночник), и ему время от времени вводили обезболивающее.

Вечером генерала погрузили на автомашину и отправили в госпиталь под надзором Е. Е. Лундберг, П. В. Васильевой и Н. А. Черкашиной. Сначала поехали в сторону г. Буда-Кошелево, но ночью закончился бензин, и шофер сбежал. Немцы временами обстреливали дорогу и местность вокруг нее. Через некоторое время показалась легковая машина. Оставшиеся при генерале санитарки смогли ее остановить, и оказалось, что в ней ехали работники политотдела корпуса, которые хорошо знали командира 61-й дивизии. Раненого положили на пол, под ноги, почти по диагонали.

Неподалеку от ст. Буда-Кошелевская, где, как казалось, должны были быть наши части, наткнулись на шлагбаум, охранявшийся немецким часовым. Шофер легковушки, услышав окрик, поддал газу и проскочил через станцию. Сзади раздалась пулеметная очередь, но почти никакого вреда она не нанесла. За станцией остановились на ночлег. К утру генерал Н. А. Прищепа скончался, его тело завернули в плащ-палатку и опустили в неглубокую, вырытую наспех, могилу. Часы генерала взяла себе Е. Е. Лундберг. Группа вышла через несколько дней в полосе 154-й дивизии и рассказала о случившемся ее командиру генералу Я. С. Фоканову [394].

В 1951 г. останки генерала обнаружили и перезахоронили в г. Буда-Кошелево, где в 1960 г. на могиле установили памятник.

Неоднократно в течение 1941 года оказывалась в окружениях 137-я дивизия. Всякий раз она несла потери погибшими, пропавшими без вести или же пленными. Из числа полковников этого соединения в немецкой неволе оказался командир 278-го легко-артиллерийского полка Т. Г. Смолин после того, как в августе его часть оказалась отрезанной противником в районе г. Сураж.

Ночью полковник собрал совещание командиров и политработников и объявил, что они находятся в глубоком окружении. Потом он императивно добавил: «полком к своим не выйти. Будем выходить группами. Приказываю: технику вывести из строя, коней распустить, каждому командиру вести свое подразделение». Бывший помощник начальника штаба полка вспоминал, что тогда встретил слова своего командира с недоумением и непониманием: техника была исправна, имелись снаряды, еще можно было вести бой. А приказ означал прекращение существования полка как боевой единицы.