«– Надо сорвать переправу танков врага через реку, – спокойным, но твердым, не допускающим возражения голосом сказал генерал. – Отправляйтесь к мосту и взорвите его!

– Есть, товарищ командующий! Задачу понял! Разрешите выполнять? – бодро отчеканил полковник и пошел к машине. Но тут его вдруг окликнул командарм, повысив голос:

– Задачу выполнить при любых условиях! Ценою жизни, но выполнить, полковник Гайдук!

– Ясно товарищ командующий! – ответил Гайдук и ушел в темноту».

Полковник отправился выполнять задачу, понимая, что у него нет ничего – ни людей, ни взрывчатки. Еще оставалась собственная жизнь, которой он готов был пожертвовать, но этого оказалось слишком мало, чтобы выполнить генеральский приказ.

Вскоре вернулся водитель полковника и сбивчиво доложил, что когда они подъезжали к мосту их машину внезапно обстреляли немцы. Сам он успел убежать, а полковник А. Ф. Гайдук остался, и водитель не знал, ранен тот или убит. Тогда генерал И. С. Конев отправил к мосту танк «КВ», но тот вернулся ни с чем: машина полковника была пуста. В официальных донесениях о потерях полковник А. Ф. Гайдук числится как погибший 9 июля у железнодорожного моста в г. Витебск [322, Л. 152; 332, Л. 109]. По словам И. А. Толконюка тот был взят в плен, будучи тяжело раненым [478, с. 126–127].

В самом деле, полковника, ехавшего на броневике в сопровождении еще трех командиров, захватили солдаты 3-го батальона 90-го полка 20-й моторизованной дивизии противника на восточном берегу р. Двина. Немцы утверждали, что при нем оказался приказ по 19-й армии от 8 июля 1941 г., откуда стали известны соединения, входившие в ее состав, и места их выгрузки. Самого полковника допросить не удалось: во время обстрела бронемашины он получил тяжелое ранение в грудь [213, Fr. 1145, 1158; 214, Fr. 900]. Так что сведения И. А. Толконюка относительно ранения полковника А. Ф. Гайдука во время его захвата в плен нашли свое подтверждение.

Еще одним полковником, взятым в плен солдатами 20-й моторизованной дивизии, стал начальник штаба 46-й стрелковой дивизии. Командир дивизии поставил перед ним задачу по овладению г. Демидов, выделив для этого батальоны 314-го и 176-го полков, но все оказалось тщетно. Днем 22 июля оставшиеся в подчинении полковника Е. Л. Ованова части подверглись атаке немецкой 7-й танковой дивизии и были рассеяны. Сам он укрылся в лесу у д.

Ополье, откуда во главе примерно 100 красноармейцев ночью попытался прорваться. Попытка завершилась пленением полковника: не видя перспектив к дальнейшему сопротивлению, он сдался [146, Fr. 581; 179, S. 259].

К вечеру 18 августа 1941 г. командование немецкого XXXXIII армейского корпуса с удовлетворением констатировало: «Операция на окружение 2-й армии против находившегося в районе восточнее Жлобин – Рогачев и северо-восточнее от него сильного противника, в основном, завершена. В расположении XXXXIII корпуса в период 14–18.8. взяты в плен около 8 500 чел. Командир 63-го стрелкового корпуса, генерал Л. Г. Петровский, погиб в бою. Начальник штаба 63-го корпуса полковник Фейгин и офицер штаба 154-й стр. дивизии взяты в плен» [109, Fr. 201]. Командиром из штаба 154-й дивизии, упомянутым в донесении, оказался начальник оперативного отделения подполковник Л. Г. Иофель.

Обстоятельства гибели командира генерала Л. Г. Петровского даже на сегодняшний день нельзя считать окончательно ясными. Поэтому постараемся собрать все имеющиеся в нашем распоряжении данные, касающиеся боев 63-го корпуса в середине августа 1941 г. Незначительные, но важные, подробности, касающиеся смерти комкора, приведены в разведывательной сводке штаба XXXXIII корпуса за эту же дату. В ней сказано следующее: «Командир 63-го русс. стр. корпуса, который противостоял нашему корпусу в боях под Жлобин – Рогачев, генерал Петровский, после того как он, будучи раненым, оказал сопротивление и погиб вместе с 3 комиссарами» [66, Fr. 416].

Все было бы хорошо, и лишних вопросов не возникло, если б не разведсводка 52-й пехотной дивизии за ту же дату. А в ней сказано нечто иное, а именно: «Командир 63-го русс. стрелкового корпуса, который противостоял 52-й дивизии на участке Мык – Рогачев, после того как он, будучи раненым, оказал сопротивление и был пленен вместе с 3 комиссарами» [176, Fr. 720]. Сразу же бросается в глаза сходство с корпусной разведсводкой № 38, в которой говорится почти все то же самое, за исключением одного слова. Дивизионный документ утверждал, что генерал попал в плен, а корпусный, что он погиб. Кто же прав? Неужели комкор-63 оказался в плену?

Известно, обстоятельств что немецкое командование проводило проверку гибели генерала Л. Г. Петровского, интересуясь, в том числе, и установлением его личности. О гибели комкора стало известно от одного из солдат 3-го батальона 439-го пехотного полка, который доложил о короткой перестрелке, произошедшей около 10.00 по берлинскому времени 17 августа у дороги Скепня – Руденка. Генерал «уже будучи раненым, сопротивлялся пленению с оружием в руках, пока не погиб».

При нем не оказалось никаких документов, за исключением нескольких фотографий. Одну из них солдат 439-го полка прихватил с собой, чтобы предъявить вышестоящему командованию. Как показалось немцам, изображенный на фото командир никак не генерал, а подполковник (фото плохого качества представляло Л. Г. Петровского в старом звании комкора с «ромбами» в петлицах, которые немцы ошибочно приняли за «шпалы»).

Личность погибшего помогли подтвердить пленные, захваченные под Скепней и Руденкой, в том числе несколько поволжских немцев. В дальнейшем фотографию предъявили попавшему в плен полковнику А. Л. Фейгину, и тот подтвердил, что на фото изображен командир 63-го корпуса генерал Л. Г. Петровский. На основании всех показаний немцы пришли к заключению, что погибший на дороге между Скепней и Руденкой генерал – именно Л. Г. Петровский, а фото просто старое, где он еще в прежнем звании. Погибшего похоронили в тот же день [49, Fr. 896].

Казалось бы, картина прояснилась: командир 63-го корпуса, видимо, как и все управление, не смог вырваться из кольца вслед за ударными группами 154-й дивизии. Растеряв в бесплодных утренних атаках остатки вверенных войск, он остался вместе с несколькими командирами и политработниками, с которыми принял свой последний бой за час до полудня 17 августа 1941 г. Перестрелку с раненым комкором вели несколько солдат 3-го батальона 439-го полка 267-й дивизии.

Однако неожиданно обнаружилась новая информация, источником которой оказались бывшие немецкие военнослужащие. В книге В. М. Мельникова «На днепровском рубеже» приводится допрос немецкого военнопленного Ганса Людвига Бремера, который в августе 1941 г. служил в 487-м полку в должности командира истребительно-противотанковой роты. Бывший солдат вермахта утверждал, что днем 17 августа солдат его роты Шиндекютте вместе с другим военнослужащим отправился искать трофейную легковую машину. На окраине леса к северу от д. Скепня они увидели подходящий экземпляр, под которым обнаружили спрятавшегося советского командира. На предложение сдаться он ответил огнем и убил немецкого солдата. Тогда Шиндекютте стал стрелять в ответ и застрелил командира.

Убедившись, что тот мертв, немецкие солдаты забрали его шинель со знаками различия и на трофейной машине вернулись в расположение части. Когда Г. Л. Бремер показал шинель командиру своего полка оберсту Хеккеру, тот приказал провести более тщательный осмотр. Все вместе, прихватив с собой хауптмана Беньке и лейтенанта Дейгнера они вернулись на той же машине к месту боя. Прибыв на место, они еще раз осмотрели убитого советского командира, сравнили знаки различия и изъяли у него из кармана удостоверение личности, где было указано, что она принадлежит генерал-лейтенанту Петровскому. В полевой сумке убитого нашлись несколько приказов и карты. Вернувшись в штаб, немцы предъявили документы, в которых была фотография, полковнику А. Л. Фейгину, и тот опознал в убитом своего командира корпуса [398, с. 292–293].