Пройти незамеченными на этот раз не удалось. Немцы обнаружили движение крупного отряда и успели приготовиться к отражению возможной атаки. В бою, продолжавшемся почти весь день, с обоих сторон участвовали не только пехота, но и артиллерия. Немцы, уступая численно, превосходили атакующих огневой мощью. Все организованные попытки прорваться через дорогу были ими отбиты. Отряд Г. Е. Муравьева потерял еще около 800 человек. Сам полковник получил ранение. Перешедшие в атаку немецкие солдаты загнали красноармейцев в лесисто-болотистую местность, захватив 50 орудий и 20 противотанковых пушек. Однако и 61-я пехотная дивизия понесла очень чувствительные потери – 114 убитыми, 136 ранеными и 30 пропавшими без вести.

В ночь на 3 июля полковник Г. Е. Муравьев распустил остатки своего отряда, разрешив всем желающим выходить маленькими группами самостоятельно. Как потом рассказывали красноармейцы и командиры, попавшие в руки противника, они получили приказ в случае угрозы пленения снимать с себя знаки различия. Командование XXVI корпуса приказало сформировать боевую группу для окончательного уничтожения отряда Г. Е. Муравьева. В нее вошли 1-й батальон 389-го полка 61-й дивизии и передовой отряд 217-й пехотной под командованием оберст-лейтенанта Зибера. Общее руководство операцией осуществлял командир батальона майор Рогальски. В ходе зачистки полковник Г. Е. Муравьев, оставленный раненым на торфозаводе (в 25 км от Риги) был обнаружен немцами и взят в плен [461, с. 244].

В районе г. Елгава в тот же несчастливый день 3 июля трижды раненым попал в плен военком 67-й дивизии полковой комиссар И. И. Котомин. Его отправили в лагерь военнопленных в г. Тильзит, где в сентябре 1941 г. он был расстрелян [461, с. 249].

Во время попыток прорыва из-под Лиепаи и Виндавы в немецкий плен попали генерал, дивизионный комиссар, бригвоенюрист, два полковника и два полковых комиссара.

Единственным генералом, плененным войсками финской армии, стал командир 43-й стрелковой дивизии генерал-майор В. В. Кирпичников. Еще 17 августа 27-й пехотный полк 18-й пехотной дивизии финнов форсировал р. Вуоксу и образовал на ее западном берегу небольшой плацдарм. На следующий день полк был усилен моторизованной бригадой «Т», что позволило быстро расширить плацдарм до 14 км по фронту и до 5 км в глубину. Оттуда теперь можно было развивать наступление как в сторону Выборга, так и в направлении Ленинграда.

Советское командование получило информацию о форсировании Вуоксы только 20 августа. В этой связи командующий 23-й армией отдал приказ отвести войска левого крыла от границы, но район Выборга предполагалось удерживать и дальше. Оборону города возложили непосредственно на дивизию генерала В. В. Кирпичникова.

Заметив начавшийся отвод советских войск, финны 22 августа перешли в наступление с плацдарма в р-не д. Вуосалми. Вскоре части финских 12-й и 18-й дивизий и бригады «Т» захватили станции Лейпясуо и Кямяря и перерезали шоссе и железную дорогу Выборг – Ленинград. Наступавшая с севера 4-я дивизия оттеснила советские войска к самому Выборгу. К исходу 27 августа город оказался фактически в окружении. Приказ оставить Выборг был направлен Военным советом Ленинградского фронта только в 5.00 28 августа. До штаба 43-й дивизии он дошел только во второй половине следующего дня.

Генерал В. В. Кирпичников, оставив 29 августа Выборг, решил выходить из окружения не через д. Няюкки, где у оз. Няюкки-ярви еще оставался слабо прикрытый коридор, а лесными дорогами на Койвисто – через д. Юля-Соммее и д. Порлампи. Местность в этом районе была болотистой, труднопроходимой. Более того, 29 августа начались дожди, сделав лесные дороги почти непроходимыми для транспорта. В результате остатки дивизии застряли близ Порлампи, где финны заставили их принять бой.

В течение 30 и 31 августа генерал В. В. Кирпичников предпринимал безуспешные попытки прорваться через кольцо. Но финны успели создать хорошую оборону, сорвав планы советского комдива и нанеся частям 43-й дивизии и ее штабу серьезные потери. Еще 30 августа был убит начальник артиллерии дивизии полковник А. К. Лукин, на следующий день погибли начальник оперативного отделения капитан А. М. Булдаков и командир 162-го артиллерийского полка майор В. В. Кабачинов. Остальные части также понесли большие потери в людях и технике.

В распоряжении генерала В. В. Кирпичникова к 31 августа остался всего лишь батальон пехоты. Стало ясно, что дальнейшее продолжение боев приведет к неминуемому уничтожению остатков соединения. Поэтому вечером в д. Порлампи комдив собрал совещание. После доклада командира дивизии о создавшемся положении, было решено под прикрытием сумерек предпринять еще одну попытку пробиться к своим. Для большей скрытности разбились на несколько небольших групп, что не очень помогло. При подходе к лесу красноармейцы и командиры были обнаружены и обстреляны противником.

Как показал на послевоенном допросе бывший командир дивизии В. В. Кирпичников, «бойцы и командиры штаба разбежались. Я двигался со своим адъютантом лейтенантом Климановым. В этот момент в непосредственной близости от нас взорвалась мина, в результате чего я был легко ранен и вследствие контузии потерял сознание. Очнувшись через некоторое время, я увидел, что лежу засыпанный землей, рядом со мной находится тяжело раненный адъютант. Я попытался подняться, но не смог этого сделать ввиду сильной контузии. Здесь же я впал в забытье и пришел в себя, услышав голоса. Ко мне подошел инструктор политотдела старший политрук дивизии Старощук, он попытался оказать мне и моему адъютанту помощь, но не смог один что-либо сделать и пошел за людьми. Больше я его не видел. Вскоре после его ухода я услышал пистолетный выстрел и увидел, что мой адъютант покончил жизнь самоубийством. Убедившись, что помощи ждать неоткуда, я снял ордена, вынул из кармана бумажник с документами и спрятал все под мох и камни около меня. Тут же я вторично потерял сознание и пришел в себя, услышав рядом человеческие голоса. Как оказалось, ко мне подошли несколько финских солдат, которые подняли меня и доставили, по-видимому, в какой-то штаб» [493, с. 30].

Генерал В. В. Кирпичников в финском плену, сентябрь 1941 года

На следствии после войны В. В. Кирпичникову был задан уточняющий вопрос в такой формулировке: «Что побудило вас совершить это предательство?» На что тот ответил: «Попав в плен, я был морально подавлен и, потеряв веру в боеспособность Красной Армии, полагал, что победа будет на стороне Германии и Финляндии. Исходя их этого появившегося у меня пораженческого настроения в собственноручно мною докладе я начал возводить клевету на советскую власть и Красную Армию, надеясь таким образом расположить к себе белофиннов и, сохранив жизнь, обеспечить себе более или менее привилегированное положение в плену» [493, с. 27]. Сомнительно, что в протокол занесли истинные слова генерала, скорее всего перед нами их интерпретация «идеологически подкованным», а потому предвзятым следователем.

К вечеру 4 октября 1941 года оборона на о-ве Сааремаа выглядела окончательно сломленной. В руках оборонявшихся советских войск остался только полуостров Сырве и часть перешейка, ведущего к нему. Все остальное пространство острова контролировалось частями немецкой 61-й пехотной дивизии, на море господствовала Кригсмарине, превращая возможность эвакуации в крайне зыбкую надежду.

Полковник Н. Ф. Ключников собрал небольшое совещание командиров и политработников, чтобы донести до них крайне неприятные новости: организованной эвакуации не будет. Последние корабли еще 3 октября утром увезли часть командования 3-й бригады во главе с командиром, военкомом и начальником Особого отдела. Но в море его перехватили немецкие самолеты и потопили.