Внезапно Маккольну показалось, что он видит Тресилова с какой-то другой точки обзора. Со спины, что ли.
А тот, задумчиво посмотрев на Дэна, спросил:
— Слушай, а что это он там насчет Бога?..
И немного опустил плазмер.
Этого было достаточно. Дэн стремительно бросился на Олега, краешком сознания с удивлением фиксируя ощущение того что его тело размазывается по огромному расстоянию размером, как минимум, с поверхность Луны. Потом оно на мгновение замерло и резко схлопнулось в одну из неисчислимого множества точек Вселенной, носящей название «Дэн Маккольн».
Точка материализовалась вплотную к другой точке с именем «Олег Тресилов», коротким движением выбила у нее из рук плазмер и нанесла сокрушительный удар в челюсть, от которого Тресилов взмыл в воздух и, полетев по крутой дуге, ударился спиной о край лежака, сломался и начал закатываться под него. Нажать на спусковой крючок плазмера он даже и не попытался. Не успел.
А Дэн уже разворачивался на носке правой ноги и ударом пятки левой закреплял успех. Олег только коротко выдохнул воздух и обмяк.
В дверях возникло бесстрастное лицо Чжана. Он хотел было что-то сказать, но, увидев скрюченное тело Тресилова, бросил взгляд на упавший возле пульта плазмер и только невыразительно хмыкнул:
— Что, бунт на корабле, босс?
Маккольн, прислушиваясь к себе, повернулся к китайцу. Вся громадина Вселенной сдвинулась вместе с ним. Что-то происходило. Он хотел сказать нечто типа: «Тресилов напал на меня», но вслух произнес:
— Было нападение вот.
И сам поразился неуклюжему построению фразы.
Чжан, впрочем, на это внимания не обратил.
— Я всегда говорил, что русским доверять нельзя, — прищурившись, бросил он.
«А тебе можно?» — мелькнуло у Маккольна, изо всех сил пытающегося взять себя в руки. Тщательно следя за своей речью, он произнес:
— Как Раджив? Готов?
Чжан взглянул на наручные часы:
— Сейчас должен стартовать.
По «Лунной Республике» прошла волна мелкой вибрации.
— Взлетел, кажется.
Дэн подошел к экранной панели, по дороге подняв с пола оружие, и включил сразу все мониторы. «Лунный Президент», истекая струями плазмы, поднимался в черное небо и стремительно превращался в оранжевую точку, скатывающуюся за горизонт. Горизонт был пуст и печален.
— «Президент», «Президент», — произнес Маккольн, включая дальнюю связь, — здесь «Республика». Инструкции все понятны?
— «Республика», я — «Президент». Все ясно, Дэн, — отозвался, довольно отчетливо слышимый, голос Раджива. — Единственное сомнение. Может, давай не по Архимеду ударим, а рядышком? Демонстрация, так сказать, силы.
Маккольн бросил косой взгляд на неподвижное тело Тресилова.
— «Президент», я — «Республика». Никаких отклонений от инструкций. Удар — только по комплексу!
За спиной хмыкнул Чжан. Маккольн повернулся к нему.
— Не теряй времени. Бери Ларсена, и разворачивайте систему на борту. Ситуации разные бывают. Возможно, Радживу помощь потребуется.
— Ты, кажется, в чем-то неуверен, босс?
Дэн отвернулся, включая сейсмографы — мощность удара неплохо бы определить — и пожал плечами:
— Мы испытывали только опытные образцы. Натуральные, так сказать, просто негде было: развалили бы к чертям собачьим какой-нибудь континент. И хотя, согласно расчетам, мощность плазеров возрастает по экспоненте, но точно так же она может и падать. — Он на мгновение замолчал. — Давай работать, Чжан. Нас ждут великие дела.
— А с этим что делать? — мотнул китаец головой в сторону, слабо зашевелившегося, Тресилова.
Маккольн даже головы не повернул.
— Выкинь за борт. Без скафандра. Инвентаря жалко. — И добавил: — Вот надоело всем тут.
Чжан без лишних разговоров нагнулся к Тресилову, который попытался приоткрыть глаза, пару раз для профилактики въехал ему по физиономии своим сухоньким, но крепким, кулаком и, крякнув, перекинул вновь обмякшее тело через плечо. Взглянул на Маккольна, молча наблюдающего за ним, и, странно расширив свои узкие глаза, уперся ими во что-то, находящееся за спиной Дэна:
— Эт-то что за?!..
Маккольн резко обернулся, всем телом ощутив какой-то внутренний толчок неимоверной силы. Словно в него с разгона въехала вся лунная масса. На экранах сейсмографов высветился крутой пик, а потом пошли затухающие колебания. Как будто кто-то в колокол с размаха ударил. Или грохнулся на поверхность Луны.
— Раджи-и-ив!!! — заорал Маккольн. — Раджи-и-ив!!! Ответь «Республике»!
Эфир, в отличии от лунной глыбы, молчал. Только на одном из экранов над печальным, траурным горизонтом всплыло медленно вращающееся, мутное облачко и начало медленно рассеиваться в угольной пустоте.
21 апреля 1970 года,
Барьерные Острова (побережье штата Флорида, США)
Медуза напоминала медленно вращающееся мутное облачко, всплывающее из мерцающей, угольной пустоты. Судя по небольшому размеру, она была довольно ядовита. Те, которые покрупнее, эту самую ядовитость почему-то теряли. Взрослели, наверное, и становились терпимее к этому миру. Если к нему, вообще, можно быть терпимым.
Джордж вздохнул и отошел от борта, видавшей виды, яхты, взятой им по дешевке напрокат еще в Дестине. Включил радио. «Президент Никсон объявил о выводе еще ста пятидесяти тысяч американских военнослужащих из Вьетнама, — зачастила женская скороговорка. — Вот как прокомментировал этот шаг сенатор…» Политика. Джордж крутанул ручку настройки. По волнам, разглаженными шаром закатившегося солнца, запрыгали сиплые выкрики «Роллингов». О, Господи!..
Старик выключил радиоприемник, снова подошел к борту и посмотрел на берег Галф-Айленда, на котором в сумерках мерцало бледное и одинокое пятно чьей-то палатки. Одиночество… Какое одиночество!.. Возвращаться в Пенсаколу, в свой душный гостиничный номер, расхотелось совершенно. Да и Барни, владелец ресторанчика «Флаундерс», в котором подавались отличные устрицы с не менее отличным белым вином, вряд ли его дождался. Поздно уже. Вечернюю партию в шахматы перенесем на завтра. А сегодня…
Заночует-ка он здесь сегодня. Возьмет фонарик и будет до утра бродить по пляжу острова, вылавливая шустрых белых крабов. Как когда-то, давным-давно, в далеком Крыму. Насобирает полный пластиковый мешок. То-то Барни завтра обрадуется.
С левой стороны борта что-то всплеснулось. Джордж повернул голову и различил в стремительно наступающей темноте пятно чьего-то лица. Пятно улыбнулось и выкрикнуло:
— Добрый вечер, капитан! Можно взять вас на абордаж?
Старик ничего не имел против молодых голых пиратов и потому приветливо кивнул:
— Прошу, если не боитесь залпа пушек моего галеона.
Пловец засмеялся, ловко вскарабкался на борт и через минуту, мерцая влажной кожей, протягивал руку хозяину ветхой посудины:
— Джон.
— Джордж, — ответил старик на рукопожатие. И, секунду подумав, добавил: — Барсукофф.
Лицо Джона показалось ему почему-то знакомым.
— Мистер Барсукофф, — блеснул тот ослепительно белыми зубами, — проявите милосердие и спасите наш сегодняшний ужин, — он махнул головой в сторону одинокой палатки, возле которой начал мерцать огонек разжигаемого костра. — Дело в том, что наши, просоленные водами пяти океанов, желудки уже не воспринимают пресной пищи. А про соль мы не подумали, — неожиданно жалобно закончил он.
— Надеюсь, вы не каннибалы? — ухмыльнулся Джордж.
— Как можно! — деланно возмутился новый знакомый. — Мы — благородные, но временно неудачливые, флибустьеры.
— А благородных флибустьеров устроят отличные пищевые концентраты в прекрасных и качественных отечественных упаковках?
— Никаких концентратов! Только естественная еда, испеченная на естественном огне. Сегодня у нас на ужин собственноручно пойманная рыба, — хищно облизнулся Джон.
— Жаль, — откликнулся Джордж из каюты, в которой упаковывал баночку с солью в целлофановый пакет, — жаль. Я хотел угостить вас настоящей космической пищей. Которую употребляют наши бравые астронавты. Больше такой вы, наверное, нигде не попробуете.