Генерал что-то произнес по-французски.

— Кто ты такой? — перевел коллаборационист.

— Андрей, — ответил я с чистым сердцем.

— Твое воинское звание?

— Я гражданский.

— Что делал на дирижабле?

Я и не знал, что во время войны 1812 года использовались дирижабли. Какое упущение в образовании!

— На каком дирижабле?

— На том, который ты вместе со своими товарищами напал на уланский дозор.

— Мне об этом ничего не известно.

— Допустим. Чем в таком случае ты занимаешься?

Я замялся, и мое секундное замешательство не ускользнуло от проницательного генеральского взора. Генерал что-то сказал коллаборационисту, и тот без малейшей запинки перевел:

— Завтра ты будешь расстрелян.

«Аааа! — взревел внутренний голос, — Я тебе говорил!»

— Я менеджер, менеджер! — заорал я.

Коллаборационист и это перевел.

Генерал бросил на меня острый взор и налил граненый стакан водки.

— Выпей за свою смерть, менеджер!

Я крякнул и опрокинул стакан в себя. Спросил, ставя пустой стакан на стол:

— А закусить не найдется?

Генерал протянул миску с квашеной капустой. Я зачерпнул капусту пальцами и отправил в рот. Что же, теперь буду знать, что в 1812 году умели готовить квашеную капусту.

— Ты какой товар толкаешь? — спросил генерал, упирая в меня тяжелый взгляд.

— А какой нужно? — осторожно спросил я.

— Кушай, не стесняйся, все равно скоро умирать, — посоветовал генерал, наливая по второму стакану.

Коллаборационисту генерал не наливал — тот был при исполнении.

После второго стакана разговор пошел оживленнее.

— Через месяц возьмем Москву, — говорил генерал, наливая еще по одной. — Еще через два месяца — Петербург. Если, конечно, ваш царь не сложит оружие ранее.

— Не сложит, — возражал я. — Вы будете разгромлены под Москвой, после чего успешно ее возьмете. В Москве перезимуете, а потом отправитесь в Париж, в который через два года войдут русские войска.

— Ты совсем пьяный! — смеялся генерал и грозил мне пальцем.

Неожиданно из генеарльского кителя раздалась трель. Генерал вытащил смартфон, посмотрел, кто звонит, и смог подняться на ноги:

— Слушаю, мой император!

«Слушаю» мне не переводили, конечно, — я сам догадался. Остальное содержание разговора осталось неизвестным. Закончив беседу, генерал спрятал смартфон в карман и, пошатнувшись, обратился в мою сторону:

— К сожалению, вынужден вас покинуть. Служба. Напоминаю, что расстрел назначен на завтра, на закате.

Я не успел возразить, поскольку дожевывал соленый огурец, а генерал уже покинул избу. К сожалению, дожевать соленый огурец не удалось: солдаты схватили меня и выволокли из избы.

Меня отволокли на прежний сеновал и оставили там, в разобранном состоянии, вместе со своим внутренним голосом.

Я, на следующее утро

На следующее утро я был никакой, даже внутренний голос заплетался. Спортсменам пить нельзя — просто нельзя, и все. Противопоказано.

Алкогольная интоксикация усугублялась тем, что вечером мне предстояло быть расстрелянным. В мыслях об этом я отлеживался в сене, когда дверь в сарай отворилась, и вошел один из тех французским конников, которые меня арестовали. Офицер — я понял это по нашивкам, которыми он отличался от прочих солдат.

К сожалению, офицер говорил только на французском. Он выяснил это еще во время моего конвоирования, но теперь снова обратился ко мне на французском.

— Слушай, уйди, а? — пробормотал я, переворачиваясь на другой бок.

Офицер потормошил меня за плечо, затем ощупал и вытянул из моего кармана первертор. За все время пленения меня вообще ни разу не обыскали — видимо, по той причине, что оружием я увешен не был, а мелочевка из карманов французов не интересовала.

— Отдай! — я сонно потянулся и забрал первертор из рук француза.

Тот не возражал, но что-то опять залопотал на своем французском.

— Что б тебя!

Поняв, что толку от меня не будет, француз исчез, а я продолжил мучительное полузабытье.

В таком состоянии я находился до полудня. Едва я начал приходить в себя и соображать, в каком положении оказался, как очнулся и внутренний голос.

«Допрыгался? — сказал он. — А я предупреждал: лучше президента».

«А ну тебя!»

Я вспомнил, как француз забирал у меня первертор, и от страха, что потеряю связь с создателями вселенной, совсем очнулся. По счастью, первертор был на месте. Заодно я проверил и наличие айфона: тот был тоже на месте.

По неискоренимой утренней привычке запустил браузер, чтобы посмотреть утренние новости, и прочитал в первом же вывалившемся сообщении:

«Кровожадный, ненасытимый опустошитель, разоривший Европу от одного конца ее до другого, не престает ослеплять всех своим кощунством и ложью, стараясь соделать малодушных и подлых сообщников своих еще малодушнее и подлее, если то возможно. Но, к счастью, есть еще руки, готовые владеть оружием, есть сердца, могущие метать гром, провозглашая истину. Внемли, коварный притеснитель! внемли и трепещи! — Не одно потомство станет судить козни и злодейства твои — современники судят их. В ужасном сем зерцале увидишь верное изображение твое, угрюмое и мрачное, заскрежещешь в ярости и отчаянии: современники осудили тебя на низвержение в бездну адскую.»

Ну разумеется, я же в 1812 году! Интересно, а что там еще? Вау, «Солдатская песня»!

«Ночь темна была и не месячна,

Рать скучна была и не радошна;

Все солдатушки призадумались.

Призадумавшись, горько всплакали.»

Последующие сообщения были под стать первым.

Некоторое время я с восторгом первооткрывателя лазил по сети образца 1812 года, потом вспомнил: меня же сегодня расстреляют!

«А я предупреждал», — напомнил внутренний голос.

«А пожалеть?»

«Человек — сам кузнец своего счастья», — сообщил голос увесисто.

Внутренний голос прав: пора выбираться с сеновала — вселенная в опасности!

Какие у меня возможности, собственно? Тут я снова вспомнил о полученном от кенгуру перверторе. Да ведь это устройство связи! Кенгуру — создатели нашей вселенной. Неужели создатели вселенной не посоветуют, как выбраться из передряги?

Я прислушался: за стенами узилища было тихо. Приник к щели сарая: несколько французов увлеченно беседовали, опершись на ружья. Обо мне никто не вспоминал.

Решив, что сеансу связи с создателями вселенной ничто не помешает, я достал первертор и осмотрел его. Кнопка включения имеется, говорить в дырочку. Оставалось надеяться, что кенгуру снимут трубку. Впрочем, кенгуру сами заинтересованы в устранении протечки, иначе не привлекли бы меня в качестве исполнителя. По не известной мне причине демонтаж вселенной им крайне невыгоден.

«Можно приступать.»

С такой мыслью я нажал кнопку на перверторе, приблизив губы к отверстию, чтобы было наверняка слышно. Я не знал, какая громкость на перверторе предустановлена, а регулировки громкости не обнаружил.

Немедленно после нажатия в лицо мне ударил пахучий запах, как будто я вошел в вольер крупного зверя в зоопарке. Я инстинктивно отшатнулся. Не веря глазам своим, принялся наблюдать, как из отверстия первертора начинает вытекать розовая субстанция. Субстанции было много, очень много. Грешным делом, я подумал, а не это ли протечка во времени. То, что я сейчас наблюдал, гораздо более походило на протечку, чем облезающий пространственный полиэтилен под обеденным столом.

Розовая субстанция вытекала и вытекала, прямо в сено. Я отскочил подальше, чтобы она меня не запачкала. Я еще не позабыл световой луч и прозрачный щуп со светящимися присосками — не хотелось снова быть уволоченным в помещение без дверей.

Раздался звонкий чмок, и вытекание прекратилось. Теперь ожила сама розовая субстанция. Она, извиваясь и на глазах преображаясь, принялась формироваться в… Скоро я понял, в кого принялась формироваться розовая субстанция — разумеется, в кенгуру. Минут через пять после того, как я запустил первертор, передо мной возник Пегий, собственной персоной.