«Однако, теперь русским придется выгребать против ветра, — подумалось Дюмаре. — Этим стоит воспользоваться.»

Разумеется, на борту дирижабля имелось стрелковое оружие. Русские произвели с воздуха несколько выстрелов, но такого обстрела Демаре не боялся, он дело привычное. Появилась минута передышки, и лейтенант скомандовал:

— По лошадям.

Уланы кинулись собирать разбежавшихся лошадей. Пока собирали отряд, русский дирижабль смог-таки развернулся и принялся выгребать против ветра. Однако, инициатива была теперь за французами.

— Пли!

Уланы произвели новый залп по оболочке дирижабля, третий по счету. С дирижабля послышались крики. Было видно, как русские задирают головы, что-то рассматривая вверху.

— Попали! — крикнул Демаре радостно.

Выстрелы с дирижабля прекратились, дирижабль принялся разворачиваться по ветру. Стало понятным, что дыры в оболочке представляют угрозу для дальнейшего полета, поэтому русские решили возвращаться на базу.

— В погоню! — отдал приказ лейтенант.

Уланы вонзили шпоры в лошадиные бока, и погоня началась. С одной стороны — скачущие по полю уланы, с пиками наперевес, с другой — дирижабль, который успел развернуться и теперь скользил над землей. С обеих сторон раздавалась ругань, у всех участников были разгоряченные смертельной опасностью лица.

Дирижабль, гребцы которого изо всех сил налегали на парусиновые весла, двигался быстрее. Однако теперь было заметно снижение. Не будь в оболочке пробоин, дирижабль мог подняться ввысь и не спеша лететь в любом направлении, по ветру или на веслах. Однако, запаса времени у русских не осталось: дирижаблю необходимо было оторваться от преследовавших его французов во что бы то ни стало.

Интрига состояла в том, что случится ранее: дирижабль опустится на землю или французские уланы безнадежно отстанут.

Дирижабль опускался ниже и ниже, вместе с тем сохранял прежнюю высокую скорость. Тем более что ему не приходилось избегать препятствий. Этого нельзя было сказать об уланах, которым приходилось огибать изредка встречавшиеся на пути кусты и овраги. Тем не менее, уланы, стараясь при этом не утомлять и без того усталых лошадей, продолжали преследовать врага.

Впереди показалась речка. Дирижабль миновал ее без помех, тогда как уланам пришлось спешиваться и вести коней через брод. Когда выбрались на другой берег, дирижабль был далеко у леса, перерезаемого силовой дорогой. Насколько можно было увидеть с такого расстояния, воздушное судно совсем потеряло высоту. Казалось, дирижабль плывет над кронами деревьев, почти касается их.

— Смотрите! — вскрикнул капрал.

По привычке он вздернул раненую руку, чтобы указать товарищам, куда смотреть, и поморщился от боли.

Было видно, как, пытаясь пересечь силовую дорогу, дирижабль дернулся и зацепился за провода. Весла безрезультатно забили по воздуху. Из дирижабля высунулся шест: русские пытались оттолкнуться от проводов шестом, но тщетно. Дирижабль остался намертво прикованным к силовой дороге.

— Вперед!

Уланы поскакали к застрявшему дирижаблю.

Поняв, что освободить дирижабль не удастся, русские выбросили веревочную лестницу и принялись, один за другим, покидать воздушное судно. Понятно, что они не желали послужить прекрасной мишенью для французских стрелков. На себе русские выносили поклажу — но небольшую, чтобы донести. Демаре понимал, что сейчас русские рассыплются по лесу, и преследование окажется невозможным.

Так и случилось. Когда уланы доскакали до дирижабля, тот уже пустовал, лишь с бортика свешивалась одинокая лестница.

— Дым, — произнес кто-то, указывая на потянувшийся с дирижабля черный шлейф.

— Назад! — приказал Демаре.

Он приказал вовремя: едва уланы отъехали под прикрытие деревьев, раздался оглушительный взрыв. Оболочка дирижабля мгновенно вспыхнула и загорелась ярчайшим пламенем. Корзина, покореженная взорвавшимися бомбами, немного повисела, потом веревки перегорели, и корзина рухнула вниз.

Недолго полюбовавшись пожаром, Демаре принял решение возвращаться по грунтовке, петлявшей вдоль силовой дороги. Их полк находился в той стороне.

Отъехав от полностью выгоревшего, но продолжающего тлеть дирижабля, уланы заметили человека. Возможно, это был один из покинувших русский дирижабль гребцов. Демаре приказал догнать путника, и, к его удивлению, это легко удалось. Человек не пытался скрыться в зарослях, а, напротив, спокойно дожидался на обочине. Возможно, это был не гребец, а обыкновенный прохожий.

Когда Демаре увидел, как странно прохожий одет, то решил доставить его в армейский штаб. С этим человеком стоило пообщаться. Если, конечно, они поймут друг друга — арестованный ни слова не разумел по-французски, а в армейском штабе имелся переводчик.

Я, сразу после этого

Поняв, что я не понимаю французского, конники окружили меня и повели в обратном направлении.

Сначала вели пешком. После того, как я изрядно утомился, пытаясь бежать за конниками, подсадили за спину всаднику, и мне стало веселей. Панибратство закончилось, когда доехали до деревни, оккупированной французскими войсками.

Точно, деревня была не из нашего времени. Хотя чем деревня не из нашего времени отличается от деревни из нашего? Автомобилей не было — это да. И французская кавалерия в образ современности совершенно не вписывалась. Остальное вроде бы соответствовало. Или не соответствовало? Если я нахожусь во временах наполеоновского нашествия, что не соответствует принятой картинке?

Тут меня осенило: линия электропередач! Электричества в те времена точно не было. Следовательно, кенгуру не разыгрывали: протечка во времени существует, и линия электропередач в 1812 году — наглядное тому подтверждение.

Додумать мысль мне не дали, потому что поместили в деревенский сарай с сеном. Сено немного колючее, но для отдыха сгодится. В любом случае кров над головой и определенный статус, хотя бы и статус военнопленного, получены.

«Теперь жди, когда расстреляют», — рекомендовал внутренний голос, всю дорогу уныло молчавший.

«Типун тебе на язык.»

«Типун не типун, а что с военнопленными делают, давно известно.»

«Слышишь, что я думаю? Кенгуру правы!»

«Правы или не правы, какая разница для военнопленного?»

«Мы в 1812 году, но время перемешалось. В этом мире имеется электричество.»

«Может, они на проводах белье сушат?»

«Не исключаю, но это не принципиально.»

«Почему?»

«Потому что я знаю, каким образом обнаружить протечку.»

«Каким?»

«Линия электропередач где-нибудь начинается. Начинаться она может только от светового луча — это и есть протечка. Следует найти начало линии электропередач, тогда мы обнаружим протечку.»

«А если линия электропередач начинается в Гренландии?» — спросил внутренний голос.

Злой он у меня какой-то, внутренний голос, недружественный.

«Значит, придется идти в Гренландию, по морскому дну. Речь идет — ни больше, ни меньше — о спасении всего человечества. Если не мы, вселенная будет демонтирована, разве ты не слышал?»

«Слышал, но не верю.»

«А в говорящих кенгуру веришь?»

«В говорящих кенгуру верю.»

«А в то, что говорящие кенгуру создали нашу вселенную, веришь?»

«Если они разговаривают, тогда, вполне возможно, и создали.»

«Если создали, значит, могут и демонтировать. Придется искать, где начинается линия электропередач. Нет другого пути спасти нашу вселенную.»

Договорить нам с внутренним голосом не дали, потому что потащили на допрос.

Я, сразу после этого

Деревенская изба, в которой проводился допрос, была большой и светлой. За столом сидел военный. По мундиру и повадке было понятно: в высоких чинах — генерал, наверное. У генерала было мужественное лицо и тяжелый взгляд. На столе перед генералом стояла простая русская еда: вареная картошка, соленые огурцы, квашеная капуста и бутыль с мутной жидкостью. В горнице, помимо стоявших за моей спиной двух солдат, находился еще один человек, по виду не деревенский. Когда генерал заговорил, выяснилось, что русский коллаборационист прислуживает у французов переводчиком.