Трудно сказать, что бы сложилось из Алексеевской организации, если бы большевики не послушали бы Ленина и всё же не стали бы брать власть в свои руки. Но можно вполне вероятно предположить, что в этом случае при дальнейшем ослаблении Временного правительства и развале армии данная организация офицеров попыталась бы установить в России свою военную диктатуру, особенно вспоминая попытку генерала Корнилова в августе семнадцатого. Нельзя, однако, утверждать, что офицеры желали заниматься политикой или самим влезать в гражданское управление. При широком спектре политических мнений среди офицеров, от монархистов, которых оставалось совсем мало, до сочувствующих социал-демократам, у довольно значительной части офицерства были общие объединяющие идеи: установление сверху правительственной власти, независимой от созданных снизу различных Советов; боеспособная и дисциплинированная армия без политики и без всяческих солдатских комитетов; война в полном единении с союзниками против Германии; наведение твердого порядка, восстановление экономики и решение продовольственного вопроса; откладывание решения всех принципиальный государственных вопросов (о земле, о власти и прочее) до Учредительного собрания, то есть сохранение существующего положения крестьян и рабочих. Беда этих взглядов была в том, что ничего из этого в тех условиях не было осуществимо. И поэтому можно так же предположить, что подобная вероятная попытка офицерской организации взять власть потерпела бы поражение по причинам, озвученным словами того же А.И.Деникина: "А стихия действительно бушевала. Но стихия всецело враждебная корниловскому движению. В его орбите оставалось только неорганизованное офицерство и значительная масса интеллигенции и обывательщины, распыленная, захлестываемая, могущая дать искреннее сочувствие, но не силы, нужные для борьбы."
В ухудшающихся условиях жизни и в хаосе бушующих идей и страстей обострились старые и появились ранее незамечаемые противоречия и конфликты. Армейцы против гражданских, ориентирующиеся на Антанту против ориентирующихся на Германию, солдаты против офицеров, казаки против иногородних, казацкие старшины против казачьей "молодёжи", местная национальность против окружающих, село против города, периферия против центра. А марксизм внёс еще одно, весомое противоречие: эксплуатируемые против эксплуататоров.
На Дону проявились все эти противоречия. Избранный донским войсковым атаманом генерал Каледин, ранее смещенный Временным правительством с должности в армии и сочувствующий программе Корнилова, обещал дать приют на Дону русскому офицерству, но большую помощь Алексеевской организации предложить не смог и даже в частном порядке попросил не задерживаться надолго в казачьем Новочеркасске и в Донском крае. Атаман Каледин был вынужден так попросить по причине нежелания казаков вмешиваться в чужую вражду иногородних, нежелания их участвовать в новой войне и стремления большинства казаков сохранить нейтралитет. У части казаков, особенно молодых, вернувшихся с фронтов, имелись и симпатии большевикам и их идеям.
В это смутное время ослабления центральной власти у многих областей бывшей Российской империи появилось движение к обособлению и декларации своей автономии или суверенитета. На Кубани Кубанская Рада была создана еще в первой половине семнадцатого года. На Дону казачий край атаманом Калединым после октябрьской революции был объявлен независимым, с созданием собственного Донского войскового правительства. Однако при всём намерении Каледина бороться с большевиками сил у его правительства на подобное не было — казаки отказывались вести военные действия против большевиков, предпочитая нейтралитет. Даже когда в Ростове и Таганроге к власти пришли военно-революционные комитеты рабочих, атаман Каледин был вынужден в декабре семнадцатого обратиться за помощью в подавлении военной силой этих большевистских выступлений к добровольцам генерала Алексеева. Это было на Дону первое серьёзное противодействие большевикам с пролитием крови, и можно считать, что острая фаза гражданской войны в донской области началась.
Формирование Добровольческой армии тем временем шло в полуофициальном порядке, почти как частная инициатива генералов Алексеева и Корнилова. На Дон съезжались политически активные офицеры, юнкера и учащаяся молодёжь, неприемлющие октябрьской революции, Советов и большевиков. При всём при этом оставалась большая часть офицеров русской армии не вступавшая в активную борьбу на за одну из сторон. При нехватке личного состава и идущем наборе добровольцев, на улицах донских городов наблюдалось множество праздных офицеров, живущих здесь или остановившихся временно проездом с фронтов, но не проявляющих желание вступать в белую армию. Добровольцев набралось несколько тысяч — в основном, офицеров и юнкеров. На границах области начались военные действия белой армии против наступающих отрядов красной гвардии. Казаки в боях в это время почти не участвовали. Кольцо окружения превосходящими по численности красными войсками сжималось, и генерал Корнилов дал приказ имеющимся силам в количестве четырех тысяч человек отступить из Ростова за Дон, в зимние степи, под снег и замерзающий в лёд дождь. Начался Кубанский "ледяной" поход, как позднее его стали называть среди белых.
В эти дни, как я понимал из газет и слухов и как вспоминал историю, Добровольческая армия шла с Дона по Кубанскому краю к Екатеринодару, воюя по пути в станицах с небольшими, по сравнению с численностью белой армии, красными отрядами. Пленных красных расстреливали, офицерам русской армии, воюющим за красных, делали предложение вступить в Добровольческую армию. В Екатеринодаре пока еще существовала власть Кубанской Рады с военной силой в виде офицерского отряда штабс-капитана Покровского. Однако вскоре, как я помнил, Раду должны были выбить из Кубани отряды группы красных войск во главе с Сорокиным, и надежды Корнилова организовать в Екатеринодаре новую базу для белой армии не оправдаются, а сам он погибнет при неудачной попытке штурма города от артиллерийского огня красных.
А в Москве тем временем случилось эпохальное для города событие — Москва стала столицей государства. Произошло всё тихо и незаметно, вечером 11 марта на вокзал прибыли поезда Совнаркома под охраной латышских красных стрелков. Их встретили члены Моссовета и развезли по временным местам пребывания. Были заняты гостиницы "Националь" и "Метрополь", названные первым и вторым Домом Советов. На следующий день, 12 марта, в Петрограде Троцкий сделал заявление, что Совнарком и ВЦИК выехали в Москву на Всероссийский Съезд Советов, и что планируется перенести столицу из Петрограда в Москву.
Несколькими днями позже, 16 марта 1918 года IV Всероссийский съезд Советов постановил, что в силу кризиса и тяжелого положения Петрограда столица временно переносится в Москву. Впору вспомнить шутливую поговорку, что нет ничего более постоянного, чем временное.
На этом же съезде Советов выступали с докладами о Брест-Литовском договоре Чичерин и Ленин. Против принятия соглашения с Германией бурно выступили левые эсеры, и в знак протеста члены их партии вышли из состава Совнаркома, оставшись, впрочем, в ВЧК и других советских органах. И 16 марта, поименным голосованием большинством голосов (около семи сотен делегатов против трёхсот) Брест-Литовское соглашение было ратифицировано.
В Кремле в бывшем Сенатском дворце разместились Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК) — законодательный и контролирующий орган власти, избираемый Всероссийским съездом Советов, и Совет Народных Комиссаров — правительство РСФСР. Здесь же устроили квартиры некоторых государственных деятелей, например, Ленина. Однако, кроме новых жителей от советской власти в Кремле хватало и других квартирантов. Целый квартал был застроен тесно заселёнными домиками. Жили там сотрудники бывших учреждений прежней власти, помещавшихся в Кремле, а также служители зданий, швейцары, полотёры, судомойки, и все со своими семьями. Кроме них находились монахи и монахини, жившие в кельях Чудова и Вознесенского монастырей на территории Кремля. На караулы и посты на въездах в Кремль и по кремлевской стене поставили латышских стрелков, а комендатуре пришлось завести правила выписки пропусков и по государственной надобности, и для кремлевских жителей, из которых в скором времени первыми из Кремля выселили насельников монастырей.
