Я встал и зааплодировал стоя:

— БРАВО!!! Брависсимо, Сергей Михайлович!

Он смутился и покраснел:

— Извините, Ваше Величество!

— За что Вас извинять? За правду?! Это, Вы меня извините за то — что в результате моих деяний или бездеяний, в России появилось многие тысячи вот таких вот «Крупининых», как Вы — с такими мыслями… Страшно мне думать о будущем — но и, отрадно осознавать, что не всё ещё потеряно — раз у России такие есть!

— …

— В одном лишь Вы не правы, господин прапорщик, — сделал я ему внушение, строго глядя и прижав палец к кончику его носа, — зарубите себе на носу: настоящий человек никогда не будет «жить по-свински» — ни при каких условиях, а свинья — даже в шелках, бархате и жемчугах всё равно останется грязной свиньёй!

Вторым человеком, отобранным нами с Мордвиновым в мои личные секретари, был поручик Шильке Виктор Сергеевич. Спокойный и ровный, голосом напоминающий по своей монотонности метроном, с феноменальной памятью и умеющий оперировать в уме четырёхзначными цифрами. Он был артиллерийским офицером, но после тяжёлого ранения на полях Галиции в четырнадцатом году, случайно попал в Ставку — ещё к Николаю Николаевичу, где и «несколько» задержался.

В конце дня, уже после обеда, по нашему — ужина, сел переписывать письмо Императрице… Однако, помешал мой Генеральный Секретарь: сначала он обрадовал меня, принеся «траншейные» часы — про которые я уже было забыл.

— Где спионерили, господин Генеральный Секретарь? Иль, раскулачили кого?!

— …??? Да, нет — в авиаотряде у лётчиков выменял, Ваше Величество!

Часы были английской фирмы «Girard-Perregaux» (кажется это будущий знаменитый «Rolex»), имели простой кожаный ремешок, незатейливый стальной корпус с позолотой и защитную «решётку-гриль», предохраняющую стекло. Возможно, для кого-то они выглядели крайне непритязательно… Но, для меня! Примерно такие же, но уже советские, я видел на довоенной фотографии моего деда — командира Красной Армии, погибшего ещё в августе сорок первого.

Мордвинов, тут же настроение мне испортил, сообщив:

— Генерал-лейтенант Жилинский, Ваше Величество, имел беседу наедине с Воейковым и Мосоловым…

Твою ж… В этой истории, я кажись уже канаю за инженера Брунса — из «Двенадцати стульев», зачмырённого Отцом Фёдором!

— О чём «беседовали» и, с каким результатом?

— Я думаю, их беседа неким образом напоминала мою: сей генерал настойчиво просил посодействовать вашей встрече с представителями союзнического командования. И, смею надеяться — «результат» также, был несколько удручающим для генерала…

Я тоже был уверен в этих двоих (после моих то, «реорганизаций»!), но сам факт попытки влиять на меня через «фаворитов» меня несколько раздражал и, я долго ворочался, прежде чем уснуть…

На следующий день с утра, моё раздражение только усилилось. За первым завтраком вся моя «банда» так или иначе — хоть намёком или в иносказательной форме, но пыталась на меня надавить — побуждая пойти на уступки и встретиться с представителями союзников.

В принципе я сам не прочь с союзниками кое о чём перетереть — есть кое-какие идейки, но пока не был готов это сделать.

Да! «Построить» свою Свиту — от престарелого Министра Двора до разжиревшего «буфетчика» и самого распоследнего поварёнка, у меня получилось — просто сказочно легко. Великих князей, тоже — стоило только на них хорошенько поорать… А, вот с генералами как? Не знаю, прежней уверенности уже нет. А, ведь впереди ещё думцы — волчары ещё те, своенравные министры, рвачи-промышленники, прожжённые журналюги и многая, многая, многая… Не считая свою гемофильную «половину» с нашим «лучшим другом» Гришкой.

Мама родная!

В этот раз я проявил непонятную, для самого себя сдержанность. Даже, когда мой Генеральный Секретарь после завтрака заявил мне:

— Генерал-лейтенант Жилинский снова просит аудиенции у Вашего Императорского Величества! Очень настойчиво просит…

Я всего лишь, устало:

— Шо? ОПЯТЬ?! Да, пошлите Вы уже его на… «Прогуляться лесом», господин Генеральный Секретарь!

— Слушаюсь!

Принесли свежие сводки из Ставки и, сопровождающий их офицер передал записку — личную просьбу Алексеева как можно быстрее принять представителей от союзников.

Да, мать вашу так! Сколько ж можно, на царских нервах играть, то?!

Я, психуя, отправил ответную записку в Ставку: свою личную просьбу Начальнику Штаба — не совать свой генеральский нос не в своё дело.

Дел было по самые царские уши, но именно сегодня с утра намечались грандиозные «перестановки мебели» в Царском Поезде: в мой кабинет должны были наконец-то установить телефоны, а Генеральный Секретариат и Имперская Канцелярия должны были переехать на новое место — в вагон-детскую. Личные же секретари, с пока не найденной машинисткой, должны будут жить и работать в вагоне-дублёре напротив моего.

Общая обстановка на полустанке, несколько напоминала шмон публичного дома накануне визита налоговой инспекции. Поэтому, когда есаул Мисустов сообщил что «полигон» для царских стрельб готов, я несказанно обрадовался — есть чем и где убить время до обеда!

Должен сказать: оружие я люблю, интересуюсь им с детства и очень много про него знаю — намного больше среднестатистического человека, думаю… Но, по большей частью чисто теоретически. Даже стрелял из чего-нибудь огнестрельного всего несколько раз в жизни. В армии я служил в автобате, а стрелковая подготовка там — не есть основное занятие… Далеко, не есть!

На «гражданке», всё мечтал стать охотником, приобрести хорошую коллекцию оружия, настреляться вдоволь… Хоть по банкам! Но, сначала было — не на что, потом — некогда и, наконец — незачем.

Ну, счас то я оторвусь — за всю прошедшую «старую» жизнь и за всю оставшуюся «новую»!

Полигон, находящийся где-то в метрах пятистах от Царской стоянки, был оцеплен охраной и оборудован хоть и наспех, но грамотно — не придерёшься! Уже имеющаяся в сосновом лесу узкая просека была расчищена от кустов и высокой травы в сторону небольшого холма, находившегося где-то в километре от огневой позиции — который будет ловить пули на перелёте.

И, не только «пули» — как позже оказалось!

Предложили подъехать на «Фюрермобиле», но я решил пройтись пешочком и, за мной сразу же увязалась небольшая толпа бездельничавших придворных — в том числе и мой персональный шофёр Кегресс. Генералы, полковники из Свиты и даже вообще — какие-то «левые».

Не, ну сколько тунеядцев ещё предстоит «выкинуть»! Одно радовало: «моих», кроме есаула не было видно — все при деле.

Первым что я увидел была небольшая, приземистая пушка с бронещитом. Ну, ни … себе струя!

— Есаул?

— Вы же просили «всё оружие, что под руку подвернётся — кроме холодного», Ваше Величество! — в хитрых глазках есаула плясали лихие кавказские чёртики.

Стёб? Без сомнения — стёб! Но, «стёб» — умный и к месту.

— Ну, молодец, есаул! — восхитился я, — далеко пойдёшь — если милиция, конечно, не остановит!

— Рад стараться, Ваше…, — черкесочка на лихом казаке-офицере, выглядела как влитая!