Вдруг, немецкие артиллеристы, как будто озверели!

Примерно с четырёх часов дня, их огонь многократно усилился и, с места нашего со Свечиным наблюдательного пункта, артподготовка по звуку стала напоминать оркестр из одних — сплошь лишь барабанщиков.

Наша шестиорудийная батарея устаревших тяжёлых гаубиц — предназначенная в «жертву», из-за села лениво — как бы с одышкой отлаивалась, бросая снаряды — начинённые ещё чёрным порохом, куда-то в лес — откуда должны бы атаковать немцы.

С удаления в три-четыре версты, это действо не выглядело особенно впечатляющим! Ну, гремит где-то и, что?

Мы с генералом Свечиным, сидя у окошка в той же избе, попивали чаёк, наблюдали и разговаривали, позёвывая. Он то помоложе — а я, по правде сказать, уже давно на одном лишь адреналине держался, вызываемым аутотренингом…

Через два часа артподготовка стихла и, на опушке леса показалась немецкая пехота, которую напутствовал их командир верхом на лошади. Цепи ландвера несколько парадно построились и, не ложась, медленно пошли вперёд.

Наши «старушки» на минут на десять замолчали… Атака производилась не оттуда, откуда её ждали и нашим пушкарям, видимо, пришлось разворачивать свои пушки образца прошлого века. Затем, «старушки» открыли по немецкой пехоте огонь шрапнелью. Ещё через десять минут, шрапнели стали ложиться «правильно» и, это произвело должное «впечатление»: немецкое наступление в один момент перестало напоминать парад! Немецкий командир скрылся в лесу, а пехота — ломая правильность цепей, в беспорядке побежала, спотыкаясь вперёд — на наши позиции, выйдя из зоны нашей со Свечиным видимости.

Ещё через час, после ружейно-пулемётной трескотни в самих Камелях и, учащённо-астматического «кашля» наших вывезенных из Ковно «старушек», наступила тишина и из того же леса показались колонны немецкой кавалерии. Кажись, это были немецкие уланы — в потешных шлемах с «крылышками» и с старомодными пиками…

— Красавчики! Как хорошо идут: сразу видно — ЕВРОПЭЙЦЫ!!!

— Что-то, они рано в прорыв, — озабоченно прилип к окошку с биноклем Свечин, — не по нашему плану…

— Действительно, что-то пошло не так! — согласился я, довольно потирая руки, — так, что с них взять — «сумрачный германский гений»! Но, нам кажется, это будет на руку…

— Возможно, возможно… С чего вдруг, они так рано в прорыв кавалерию вводят?! — всё никак не мог успокоиться генерал, — как будто куда-то торопятся.

— Возможно, начальство хороший поджопник дало… Как бы там не было, операция началась! — действительно, связисты уже сматывали свои провода в катушки, — не буду дальше Вам досаждать своим присутствием, господин генерал… Действуйте по плану и, если что, не стесняйтесь импровизировать Удачи, господин генерал!

— Удачи, Ваше Императорское Величество!

Как и предполагалось по плану операции, с её началом я перееду в село Галина — где оставил большую часть своей Свиты. Там я наконец-то высплюсь и, с утра буду кошмарить интендантов и главное — не давать вмешиваться в ход сражения вышестоящему начальству.

Что-то разоспался, я сегодня!

К полудню на следующий день, проснувшись в штабной избе в посёлке Галина, я первым делом прочёл и выслушал свежие сводки. Как и предполагалось мною заранее, немецкая пехота за вечер и за ночь заняла оставленные нами после вялой перестрелки окопы близ села Камели. Потом, после ожесточённого боя были взяты сами Камели, деревни Шавлишки и Адамишки. Таким образом, в нашей обороне возникла «прореха» протяжённостью в три версты — куда противник вводит неожиданно сильные для нас подвижные соединения кавалерии и 14-ую дивизию ландвера. Других пехотных частей и соединений, пока замечено не было. Что, какие силы немцы оставили в районе деревни Гени — ключевого пункта нашего контрудара, пока под вопросом.

Плохая новость: вчера вечером, во время обороны села Камели, погиб генерал-майор Кренке — начальник Сводного отряда. Оставленная там и принесённая в жертву батарея сражалась до конца…

Плохо, очень плохо!

Во все времена, отдача неприятелю пушек считалось несмываемым позором — вот старый служака и, не смог его пережить… Его ведь, не предупредили — что это «понарошку»!

Ну, что ж: «En guerre comme en guerre».

В принципе, всё идёт — хоть и не строго, но по плану.

Остатки Сводного отряда разбегаются по окрестным лесам — их вылавливает Заградительный отряд, приводит под конвоем сюда — в село Галину. Здесь солдат кормят, «строят» и по-отечески «вразумляют» немногочисленные унтера, кой-как «вооружают» неисправными винтовками или шанцевым инструментом и отравляют в «учебные команды» для переформирования.

Прогулялся со своей куцей Свитой, под охраной жандармов по селу: посмотрел — что творится и, послушал — что говорится… В прифронтовой полосе, всё села обычно пустеют — зато, обживаются окрестные леса — и, это не исключение. Пустые дома, хозяйственные постройки — крестьяне прячут скотину в «зелёнке» и прячутся там сами.

Делается то, что ещё вчера сделать не успели… Например, формируются из пожилых, хозяйственных мужичков-кулачков «трофейные команды» — для сбора и делёжки «шкуры», ещё не убитого немецкого «медведя». Среди безоружных выискиваются всякие рукастые и смекалистые — слесаря, сапожники, портные… В сельской кузне, не умолкают стучат молотки и из труб горнов валит дым столбом — то, из всякого железного хлама, куют шанцевый инструмент, с которым — просто беда.

Тонким, но постоянным ручейком, с передовой в дивизионный госпиталь поступают раненые. В госпитале, у ещё живых раненых — без всякой анестезии, хирурги споро отпиливаются ноги и руки, матеря интендантов за отсутствие антисептиков, даже — простого йода. Для человека из двадцать первого века, где даже большой зуб не рвут без обезболивающего и, где никуда без антибиотиков — наижутчайшая жуть!

Старшим врачом 2-ой Финляндской стрелковой дивизии был мой знакомец — врач-акушер из Полтавской губернии, по фамилии Краузе. Понаблюдал за ним от нечего делать: не знаю, каким он был акушером или, положим — гинекологом в месте проживания, но вот — организатор полтавчанин отличный!

Сколько бы не поступало раненых с передовой, у него всегда оказывались для них свободные места в импровизированном лазарете, солома для подстилки, продовольствие и по минимуму медикаменты. Санитары под его началом работали сноровисто: раненые всегда были тщательно перевязаны, их оружие и амуниция собраны, вычищены и аккуратно складированы. Эвакуация раненых происходила тоже — без сучка и задоринки, вовремя и в полном порядке.

— Как Вы умудряетесь за всем успевать, доктор? — высказал ему своё удивление, — ведь, у Вас не три пары глаз!

— У себя в Полтавской губернии, Ваше Величество, — пояснил тот, — я заведовал земским родильным домом и за год, «содействовал» рождению от пяти до шести тысяч ваших поданных… Так что, дивизионный госпиталь, для меня сущий пустяк!

— А, вон оно как…, — понимающе киваю и спрашиваю, — давно на фронте?

— С прошлой осени, почитай.

Ну, тогда ещё более понятно — кроме «роддома» и боевого опыта, уже немерено.

— Случаи мздоимства среди ваших подчинённых бывают? — спрашиваю и, видя недоумение, рассказываю про общение с ранеными санитарного транспорта, встреченного по дороге сюда.

— У меня таких случаев нет, Государь! — сгоряча было — но подумав, уточнил, — больше нет…