— Какие сплетни распространяют про меня в столицах, Михаил Константинович? — спрашиваю за чаепитием, после традиционных приветствий и разговоров о том — «как доехали».

— «Сплетни» про Вас, повторить не смею, лучше не упрашивайте, Николай Александрович! Могу рассказать анекдот, что уже успели придумать столичные бездельники про вашего Начальника Штаба — генерала Алексеева.

— Ну-с, слушаю… Если не слишком похабный, конечно!

— Говорят что завтракая у царя, Алексеев будто бы не дождавшись кофе — потому что не знал, что таковой всегда полагается, встал из-за стола раньше «хозяина» и ушёл…

Довольно долго ждал продолжения «анекдота» — но, так и не дождавшись, фыркнул:

— Ну и где смеяться, в каком месте? Ладно, раз «сплетни» про меня повторять не хотите, расскажите хоть — какие настроения в Северной столице, Михаил Константинович?

— Боюсь, обрадовать Вас мне — особенно-то нечем, Ваше Величество, — тот, лишь развёл руками, — после недолгого патриотического подъёма — вызванного вашими подвигами на Вилие, всё возвратилось «на круги своя».

Я, лишь усмехнулся:

— А кто бы сомневался! Столько лет, даже — десятилетий гадили на «светлый образ», чтоб одним махом смести с него весь сор — как Геракл дерьмо из Авгиев конюшен? Так не бывает!

— Даже, наоборот: общественность несколько обеспокоена — боится, что победив Кайзера, Царь задушит и будущую революцию — в коей, никто даже не сомневается, заметьте!

— Тоже, нисколько не удивлён — зная нашу «общественность» как облупленную, желающую и рыбку съесть и, на… На чём-нибудь бесплатно прокатиться!

Ещё из столичных новостей было, что недавно назначенный Министр внутренних дел сделал визит к редакторам газет Суворину и Гаккебушу и, по слухам, в «приватной» беседе с ними обещал убрать главного столичного цензора Катенина и назначить на его место того — кого ему укажут газеты.

Хвост завертел собакой!

— Неужели всё так печально, Михаил Константинович, спрашиваю, — перспектива то, хоть есть?

«Перспектива» по словам господина Лемке была — но какая-то слегка «туманная».

Была у Военного ведомства своя газета с несколько пугающим названием «Русский инвалид», но среди солдат она была популярна только добротностью своей бумаги для самокруток.

Я оказался прав: со слов Лемке, действительно — практически все периодические издания России к 1914 году пройдя трестирование и, преобразовавшись в акционерные общества, перешли под контроль крупнейших банков — зачастую иностранных.

Относительно независимых издательств, осталось сравнительно немного: так что, все разговоры о «свободе слова» в дореволюционной России — такой же «хруст французской булки», как и многое другое.

Далее, Михаил Константинович дал мне коротенький отчёт по «командировке»:

В киевском «Киевлянине», его сразу послали прогуляться лесом — хотя казалось бы, она принадлежит промонархически настроенному депутату Госдумы Шульгину, члену партии «Прогрессивная группа националистов»… Умеренных черносотенцев, то есть.

Морщу лоб, пытаясь понять коллизии российской политической жизни: эта партия совсем недавно вошла в «Прогрессивный Блок» — что общего может быть у черносотенцев с массонами?!

Нет, «умом» мне не понять и «аршином общим» не измерить! Какие-то «жидо-бандеровцы», право слово…

В Петрограде, дело пошло бодрее, но «договариваться» соглашались только за большие деньги:

— Первым делом, «заглянул» к редактору «Речи» господину Гессену… Он, очень заинтересовался моим «предложением», но попросил дать ему время — чтоб «подумать». Согласился же он лишь по моему возвращению из Москвы, в полтора раза подняв первоначальную «ставку». Кстати, он подал хорошую идею, Николай Александрович!

— Это, какую же?

— О желательности регулярных встреч генерала Алексеева с редакторами газет — для «взаимного ознакомления или получения сведений, могущих усилить обоюдные надежды и планы».

Ага! Уже, напрямую подбираются! Хотя…:

— Идея вполне здравая, если перехватить бразды правления! Есть ли у Вас на примете надёжный офицер при Ставке, способный подавать информацию нужной нам формации и направленности? Для создании некого «Пресс-информ-бюро» при Начальнике Штаба? Учтите: у кандидата должно быть как минимум три достоинства: располагающая внешность, безукоризненное прошлое и хоть какой-то литературный опыт — если не дарование…

Подумав, Лемке ответил:

— Я бы порекомендовал капитана Навоева: горячая голова, всегда бодрый, на лицо приятный — хотя и выглядящий как-то по-детски наивно. Участвовал ещё в Японской и был на ней ранен, ну и имеющий понятие о деле — составитель патриотических «брошюр» о героях войны… Кстати, за сии свои «труды», капитан получает хорошие деньги!

— Вполне годится! Продолжайте о своих похождениях…

— Михаил Михайлович Гаккебуш (он же — по новой «моде» господин Горелов) — «де-факто» редактор Петроградских «Биржевых ведомостей», принял меня с подчеркнутой любезностью и со всей своей показной мещанской деликатностью. Но, узнав в чём дело, содрал с меня 60 тысяч — хотя обычно берёт в два раза меньше! «Дело, — говорит, — уж больно хлопотное».

— Да, — согласился я, — ободрал он нас с вами, просто как липку…

С такими «расценками» за каждого повешенного генерала, я пожалуй скоро без штанов останусь!

— Измайлов Александр Александрович, известный публицист, отказался даже разговаривать со мной об опубликовании нашего материала — хотя обычно падок даже на рекламу, не то что бы на такую сенсацию! Не помогло даже ходатайство вышеупомянутого Гаккебуша-Горелова — который, собирался сорвать с меня мзду ещё и за посредничество…

— Зато, редактор «Русского слова» Румянов, оправдал свою славу ловкого дельца и мага и чародея слова: он, прослышав обо сам меня нашёл и согласился опубликовать наш «вброс», причём за вполне божескую цену. Крайне неприятный тип, кстати — напоминающий противоестественную смесь чиновника и адвоката.

— Лишь бы дело делал, а там — пусть хоть Квазимодо в три часа ночи, «напоминает»…

— Хахаха! Согласен, Николай Александрович!

Затем, Лемке перешёл на свои злоключения в Первопрестольной:

— …В Москве, невозможно снять приличный номер в гостинице из-за наплыва беженцев! Пришлось мне поселиться в грязном номере «Гранд-Отеля» за девять рублей в сутки. Однако, господин Сытин почуяв «поживу» тут же сам приехал туда ко мне, стоило лишь позвонить и сообщить — что у меня есть дело к нему от Алексеева!

— Может, не стоило без крайней нужды поминать моего Начальника Штаба?

— Не извольте беспокоиться, Николай Александрович: с этим господином — через его зятя Благова, я знаком ещё до Японской войны — когда он предлагал мне редактировать одну из его газет.

— Ну, Вам видней, Михаил Константинович!

— За обедом в ресторане поговорили с Иваном Дмитриевичем и дело решилось быстро, легко и за вполне умеренную цену…

Вдруг, на чело его пала тень:

— Между делом, господин Сытин рассказал мне о диком воровстве, творящимся с начало войны… Промышленник Прохоров, к примеру, не только покрыл все свои долги — но и не менее десяти миллионов «припрятал» в английский банк. По словам же его зятя Фёдора Благова — призванного из запаса военного врача, в окружном санитарном управлении — воровство, хаос, полный упадок настроения среди раненых и, всё подобное…

— Дойдут и до того руки, Михаил Константинович! Это я Вам железно обещаю.

— После Сытина, встречался с редактором «Русских ведомостей» Мануиловым и его сотрудниками Максимовым и Розенбергом… Скажу прямо: если бы не господин Максимов — человек, хоть и глубоко штатский, но будучи военным обозревателем — разбирающийся в тактике и стратегии лучше некоторых генералов, ничего бы у нас в этом издании не получилось! Ну, а после того, я на вокзал и обратно в «Северную Пальмиру» — за ответом к Гессену…

Попили молча чай, затем я задал обобщающий вопрос: