Сперва проанализируем: какое «непобедимое явление», мы наблюдаем?

Если не принимать в расчёт «паранормальность», в которой я всё равно — как лесной ёжик в компьютерном программировании, Григорий Распутин, двигающийся в последнее время под фамилией «Новых» — врождённый психолог и гипнотизёр[180]. «Приручить» такого, действительно — большая удача!

А как можно приручить «врождённого психолога и гипнотизёра»?

«Как, как»… Психологией и гипнозом: я ведь, вроде тоже — психолог и гипнотизёр! Правда, не врождённый — а «благоприобретённый»:

На его стороне — сильные врождённые способности и звериное чутьё.

На моей — «современная» наука: у меня «жар холодных чисел», у него — «дар божественных видений».

Я — Сальери: «Музыку я разъял, как труп. Поверил я алгеброй гармонию…». Он — «безумец, гуляка праздный… О Моцарт, Моцарт»!

КТО КОГО?!

Как это, «кто»? Конечно, при любом раскладе — коварный и злой Сальери загеноцидит «безумца»-добряка Моцарта!

Короче, когда Григорий Распутин (Новых) зашёл в мой купе-кабинет поздним вечерком, я был психологически готов к «битве экстрасексов»…

Старец Григорий, наслышавшись разное про враз изменившегося — буквально во всём, Императора, должно быть сильно удивился — застав того стоящим на коленях перед образами в углу и неистово молящимся, с битием «земных» поклонов. Будем считать, полдела уже сделано: удивить — значит победить!

Стоит, молчит, образно говоря «репу чешет» — не решаясь прервать Царя за таким важным занятием, как молитва…

Уверен, у Распутина отлегло от души: на поверку, «Папа» всё тот же — сдвинутый на православии. А, что рожей брит и одет как-то чудно… Ну, видать, шибко сильно «сдвинулся»! Боковым зрением заметил, как тот с лёгким вздохом облегчением перекрестился… Типа, не всё потеряно!

Сразу «берём быка за рога» — перехватываем инициативу: я не сторонник «глухой» обороны — я адепт яростной атаки!

— Григорий! Разве ты не хочешь помолиться Господу нашему, вместе со своим Государем?! — прервавшись на ненадолго, не глядя в его сторону, спрашиваю постным голосом протестантского проповедника.

Беспрекословно, встал рядом со мной на колени, кланяется и крестится на святые образа, под мой бубнёж… Постепенно, наши с ним движения стали синхронными.

Пора переходить к следующему шагу.

— Когда я молюсь ЕМУ(!!!), Он приходит и становится мною…, — говорю «потусторонним» голосом.

— К-к-к-т-т-то…, — заикается в крайнем испуге, — кто, п-п-приходит, Г-г-государь?

— А ты кому молишься, старец Григорий?

— Г-г-господу нашему…

— Ну, хоть одно радует — что не Лукавому врагу человеческому… Вот, он — Господь наш и, приходит и становится мною. Вселяется в моё тело и говорит моим голосом.

Молчит, сцука!

— Ты мне не веришь, друг мой? — замогильным голосом — не предвещающим ничего хорошего, спрашиваю, — не веришь в силу и всемогущество Господа нашего?!

— В-в-в-верю, Батюшка… В-в-в-верю, Милостивец ты н-н-наш…

Залязгал зубами с перепуга — значит, мы с ним на верном пути. Продолжаем…

Единственная молитва, мне знакомая была: «Отче наш, иже еси на небеси…». Прочитав её монотонным голосом раз десять, я стал читать из Пушкина: «У лукоморья дуб срубили, златую цепь с него стащили, кота на мясо зарубили…». Распутин, даже не заметил этого, продолжая синхронно со мной бить «земные» поклоны, креститься и что-то бубнить…

Кажется, «работает»!

Вдруг прекратив молиться, я встал и подошёл к окну. Проигнорировав это, Распутин, продолжает «бодать» лбом пол. «Клиент» созрел, причём — без особых усилий с моей стороны! Впрочем, это всегда так — когда что-то умеешь, это кажется делом лёгким и делается как бы само собой.

— Тот, кто называет себя «старцем Григорием»… Ты слышишь меня?

Замерев сперва, тот как-то глухо — как из погреба, ответил:

— Слышу…

— Я хочу, чтоб ты встал и подошёл ко мне, старец Григорий!

Подходит… Впервые вижу его лицо. Да! «Матерый человечище» — говоря словами классика. МУЖИК(!!!) — с большой буквы! Только, среди народа могут такие рождаться — а, не среди полудохлой, протухшей и прогнившей насквозь аристократии. Вот он, при определённых условиях, мог бы представлять для меня смертельную угрозу… Хорошо, силы он всей своей не знает, хотя и догадывается — иначе, наворотил бы делов!

…Дальше, в принципе стандартная «процедура» — как и в истории с Сандро. Правда, в науку о гипнозе, я внёс свой небольшой вклад:

— Я хочу, чтоб ты посмотрел на Небо…

Распутин-Новых, как сомнамбула задрал бороду ввысь.

— Ты слишком возомнил о себе, впав в грех гордыни. Я хочу, чтоб ты осознал — где ты и где Благодать Небесная… Когда ты осознаешь своё полное ничтожество, старец Григорий, тебе станет больно.

В этом месте, я пнул Распутина по яйцам. Не особо сильно: чтоб «осознание» появилось — а «мужская сила» не исчезла. В стране, большие потери мужского населения — пусть осеменяет всех подряд, мне не жалко! Хорошие, здоровые крестьянские гены… Да и, пригодиться могут в дальнейшем, некоторые его способности. Кто знает, как жизнь после моего вмешательства повернёт.

Старец присел и, схватившись за причиндалы, зашипел от боли. В уголках его глаз появились слезинки.

— Я хочу, что ты заплакал, старец Григорий!.. Ты плачешь?

Целый поток слёз, как плотину прорвало:

— Я плачу, Господи…

— Ты осознал своё полное ничтожество, старец Григорий?

— Осознал! Спасибо за науку, Господи!

По своему богатому «опыту» я знал, когда примерно «отпустит», поэтому чуть промедлив, я велел:

— Я хочу, чтоб твоя боль прошла… Тебе не больно, Григорий?

— Нет, не больно, — распрямившись, радостно сообщил тот, — хвала тебе, Всевышний!

Остался последний штрих:

— Я хочу, чтоб ты закрыл глаза, старец Григорий, — кладу ему ладонь на лоб, — ты чувствуешь тепло?

— Да, чувствую…

— Это моё — божье вразумление входит в тебя, — слегка давлю, — ты чувствуешь его тяжесть?

— Да, Господи…, — шепчет благоговейно.

— Я хочу, чтоб ты расслабился — сейчас ты упадёшь. Ты чувствуешь, как сила вразумления божьего, тебя тянет вниз и назад?

— Чувствую…

— Падай!

ВСЁ!!! Пациент в кресле, готовый к внушению.

— Я хочу знать о том, что тебя беспокоит, старец Григорий. С чем ты пришёл к своему царю?

— Слишком много мертвых, раненых, вдов, слишком много разорения, слишком много слез… Подумай о всех несчастных, которые более не вернутся и, скажи себе, что каждый из них оставляет за собой пять, шесть, десять человек, которые плачут… А те, которые возвращаются с войны, в таком состоянии… Искалеченные, однорукие, слепые… В течение более двадцати лет, на русской земле будут пожинать только горе.

Надо же… Все люди одинаковы и, этот туда ж: чуть что — сразу о глобальном! А то, что в собственном подъезде насцанно, почему-то не замечают.

— А меня беспокоит, что погряз ты в блуде и гордыне, старец Григорий. Блудниц в их похоти ублажаешь, царей и цариц поучаешь… Ты кем себя возомнил, пёс смердючий?

— …Царь с царицской слабы, они погубят себя, Расею и православный люд.

— Гордыня — самый тяжкий грех, порождающий все другие грехи. Думая, что спасаешь — ты действуешь по навету Лукавого, разрушая и губя — свою собственную бессмертную душу, в первую очередь. Царь ждёт от тебя подставленного плеча под тяжёлую ношу, а ты советуешь — куда и с кем ему идти. Грех это! Правильно ли ты понял Господа — которого почитаешь, старец Григорий?

— Я всё правильно понял, о, Господи!

— Я хочу, чтоб ты вернулся к Царице и убедил её как можно быстрее выполнить царскую волю. Ты меня понял, старец Григорий?

— Да, понял… Я вернусь и расскажу Маме про Божью волю.

Ну, кажись дело сделано: очи Распутина горели фанатичным огнём. Этот человек умеет добиваться того, что считает нужным — за это его и, убили. Сейчас, моё, его и особенно желание «общества» совпадают, поэтому сломить — уже мной подломленную волю Аликс, ему не составит особого труда.