Минут через пять-десять, вместо Алексея Николаевича с бритвой, в кабинет ворвалась целая толпа народу с тревогой — как на пожар, на лицах. Вернейшие придворные, как можно было догадаться, встревожены душевным здоровьем монарха.

С ходу — по высокому росту и огромным, торчащих параллельно полу «будёновским» усам, я узнал лишь одного из них — графа Фредерикса[16], Министра Императорского Двора. Ещё один в профессорском пенсне и с интеллигентской бородкой — единственный кто предстал пред мои очи в штатском — без эполет на плечах и всяких блестящих погремушек на груди, был лицом и всем своим обликом не дать, не взять — царский лекарь… Единственное умное лицо, средь всех этих мохнатых придворных рыл.

Неужели знаменитый доктор Боткин?!

…Не! Тот постоянно при хвором наследнике престола находился, кажись, вместе с прохиндеем и экстрасексом Гришкой Распутиным… «Экстрасенсом», хотел сказать.

Как-то, резко поплохело: ну, счас в дурку императора-самозванца определят…

— Я, разве, кого-то из господ вызывал? — ровным, но твёрдым и с угрожающими интонациями голосом, спросил я, — или, так принято сейчас на Руси — без приглашения и стука врываться в кабинет к Императору?

Загалдели было, но я рявкнул:

— МОЛЧАТЬ!!!

— Графу Фредериксу остаться, остальные — пошли вон!

Замешкались… Пришлось «добавить звук» и, топнув ногой повторить:

— Я СКАЗАЛ — ВОН!!!

Возникла небольшая «пробка» в дверях, но вскоре «толпа» рассосалась, закрыв за собой двери.

— Что за дела, граф? Что за херня, господин Министр Двора? — предельно грозно спросил я, когда все вышли, а я подступив плотную — загнал в угол эту престарелую орясину и, заглянул снизу вверх ему прямо в глаза, — что за порядки, Вы здесь устроили? Да, даже в самом дешёвом портовом борделе, «сотрудницы» вот так — НАГЛО(!!!), к клиенту не врываются!

— Ваше… Императорское… Величество…, — по-бабьи плаксиво запричитал тот.

— Что, «Величество»? Что, «Императорское»?! Раз «Ваше», значит — каждый мудак, в любой момент… А, если б, я сейчас на «толчке» сидел или онанизмом занимался?!

Я, распалил себя так — что уже и, сам не соображал, какую околесицу «нёс».

— Мы узнали… Что Вы пожелали…

— «Мы» — про себя имеют право говорить, только царственные особы и заражённые глистами больные! Конкретно: кто узнал, про что узнал, кому сказал и что из всего этого получилось! Коротко, внятно и быстро!

Имена, что произнёс находящийся в предынфарктном состоянии министр двора, мне ни о чём не говорили. Понял только, что узнав на ходу от пробегающего мимо парикмахера новость, что царь хочет сбрить бороду, кто-то передал эту инфу дальше и, этот фейк мгновенно — как птичий грипп, разнеся по всему импровизированному полустанку и среди придворного персонала — привыкшего лицезреть «суверена» бородатым, поднялась страшная паника.

— Во-первых, — интересуюсь, — кому какое дело, что я решил себе сбрить?

— Верный Вашему Императорскому Величеству народ, привык лицезреть…

— Да, как привык — так и, отвыкнет — на то он и, народ!

«Ему ещё и, не к таким «рожам» предстоит привыкать!», — аж, чесалось добавить.

— Что за бред, Вы несёте, граф?!

Тот, горячо продолжил, с мольбой в голосе:

— В каждом полицейском околотке, в каждом губернаторском доме, в каждой гимназии и школе…

— …И, в каждом деревенском сортире, понятное дело, висят портреты с моей царственной… Особой. Мне, интересно — какое до всего этого должно быть дело? Закрасьте или замажьте чем-нибудь — что под руку попадётся, бороду на них — да и, дело с концом!

Тот, в испуге позеленел и, зажал рот рукой — как будто услышал нечто кощунственное. «Наезд» продолжается:

— И, во-вторых: это что за порядки Вы здесь устроили, повторяю — если любой «пук» монарха, тут же становиться известен каждой собаке за сто вёрст вокруг?!

Я, за голубую ленту через плечо, увешанную орденами, подтащил Министра Двора к столу:

— Берите перо, граф и пишите фамилии всех участников этого происшествия… Написали?

Пять человек всего в списке, фамилии мне по «послезнанию» большинство неизвестные — лиха беда, начало!

— Чтоб, к вечеру и духу ихнего при дворе не было!

Лакеев, распускающих языки про дела хозяев, надо гнать поганой метлой!

Граф Фредерикс, позеленел ещё больше. Тыча пальцем в список, он несколько раз назвал имя мой гемофильной супружницы. Кто такой? А, это один из моих флигель-адъютантов — капитан второго ранга Саблин. Понятно — наказуемый являлся её протеже… Ну, что ж — пора и, Алису начинать «строить»! Хотя бы пока виртуально и, на расстоянии:

— Вы отказываетесь выполнять МОЙ(!!!) приказ, граф?! Когда я присваивал Вам этот титул и вешал на Вас эти ордена…

Блин, да у него их тут — на хороший миноносец наберётся! Не, ну какое нерачительное вложение капитала — правильно тебе лоб продырявили, лошара!

Я, в ярости благородной, с силой подёргал один такой у него — размером с хорошее блюдце, на левой стороны груди и, наконец, «с мясом» его выдрал.

— …Вы не были таким строптивым… Или, мне это только казалось?

Взвесил на руке… Ого! Тяжёленький орденок, то! «Интересно, где у них здесь скупка ювелирных изделий»?

БУГАГАГА!!!

Засунул его в карман царских галифе — глядишь, пригодится на что-нибудь.

— Никак нет, Ваше Императорское Величество! — забавный старикан, старательно пучил поблёкшие от долгой трудовой деятельности глаза, в верноподданническом рвении…

— Тогда, граф, слушайте следующий приказ.

— Слушаюсь, Ваше Имп…

— В трёхдневный срок подыскать себе приёмника на должность Министра Императорского Двора, передать ему дела, ввести в курс дела и без промедления отправиться на заслуженный отдых. Список кандидатов, должен был мне предоставлен ещё вчера, но разрешаю предоставить его завтра — до… До завтрака. Задача ясна?

— Так точно, Ваше Императорское Величество…

По дряблым щекам министра-отставника текли старческие бессильные слёзы… А, непонимающий взгляд, как бы говорил с немой укоризной: «За что ты меня так, а?!»

Подошёл и посмотрел в окно… Потом сказал:

— Вы свободны, граф!

Я читал, что именно так — у окна, царь давал понять об окончании аудиенции.

А, что мне его жалеть? Вся жизнь его прошла при «их величествах» — не голодал, не мёрз, не перетруждался трудом тяжким или страдал ранами, полученными в битвах за Отечество. Сам себе такую собачью жизнь выбрал и нечего обижаться — что пнули под дряхлый уже зад, когда состарился и «потерял нюх».

Только, враз сгорбившийся экс-министр выполз на полусогнутых — робкий стук. Никак, «компаньон» вернулся? Точно он — не прошло и, полгода:

— Приступай к работе, Алексей Николаевич!

Когда он уже водил бритвой по моему царственному горлу, сбривая намыленную растительность, спросил:

— «Золинген»? Острая?

— Так точно! Немецкая… Отлично бреет!

— Это хорошо… Ещё, раз сболтнёшь кому-нибудь лишнее — как только что, Алексей Николаевич, язык твой ею отрежу.

Рука «компаньона» чуть дрогнула и замерла где-то близ сонной артерии…

— Ты — брей, брей, Алексей Николаевич! Не останавливайся!

Когда от бороды — кроме воспоминаний и, плавающей в тазике с мыльной пеной стрёмной рыжеватой волосни, ничего не осталось, процесс смены царского имиджа приостановился… Накосячивший не так давно мой личный цирюльник, наклонился к самому царскому уху и дребезжащим от страха голосом, прошептал:

— Усы хоть оставьте, Вашество… Совсем маленькие — аккуратные усики… С совсем «голыми» мордами — только актёры ходят, Вашество!

Меня, как кипятком обдало — чуть было в клоуна по своей воле не превратился, долбень!

— Хм, гкхм… Пожалуй ты прав, Алексей Николаевич! Спасибо…

Впредь, таких опрометчивых решений, принимать не надо — чтоб, не рассмешить по запарке народ.