— Хочешь высказаться? — вскинул брови «Лоренс».

— Зачем тебе все это? — спросил Брайсон.

— Поясни.

— Ты мог начать жизнь с чистого листа в любой точке мира, но вернулся сюда. Зачем?

— Не твое дело, — спокойно ответил Рей, отодвигая Зака с дороги, чтобы выйти.

— Кларк, ты же…

— Не называй меня так, — прошипел Реймонд, впечатывая Брайсона в стену с такой силой, что задрожала перегородка. — Ты понял? Понял, я спрашиваю?

— Она только начала возвращаться к нормальной жизни. Ты бередишь старые раны и…

— Нормальная жизнь? — перебил его «Максвелл». — Я смотрю, вы все преуспели в том, чтобы обеспечить ей такую «нормальную жизнь», — он выделил последнее словосочетание. — Знаете, в чем ваша проблема? Нужно было лучше смотреть за Мариссой, тогда не пришлось бы разгребать все это дерьмо.

— Ты не имеешь права…

— Послушай, Брайсон! — снова ударил его спиной о стену Реймонд. — Не тебе говорить мне о правах. Знаешь почему? Потому что я могу с уверенностью сказать, что никогда бы не допустил того, что случилось с ней. Сдох бы, но не допустил.

— А ты и сдох.

— Ты прав, — кивнул Рей. — Вот только в том, что я сдох, а не во всем остальном. Сдохнуть мне пришлось для того, чтобы разрулить все ваши косяки. Поэтому захлопни пасть и не путайся у меня под ногами. Понятно? — и вышел, не дожидаясь ответа.

Зак тяжело вздохнул. В какой-то степени, Кларк был прав. Он делал хоть что-то, чтобы защитить Мариссу. Делал не только сейчас, а всегда. По крайней мере, пока он стоял за ее спиной, Тайлер Кларк не осмеливался трогать девушку. Подумать только…! Даже собственную смерть этот ушлый парень умудрился использовать себе во благо, если это можно было так назвать. Новое лицо, новая жизнь — разве это не прекрасный шанс прожить жизнь так, как не получилось уже однажды. Все равно, что родиться заново: ни прошлого, ни воспоминаний, ни общих знакомых с кем бы то ни было. Словно тебе дали второй шанс прожить ту же самую жизнь. Зак даже затруднялся ответить, что бы отдал за такую возможность. Вернуться назад хоть на какое-то время и не делать того, что было сделано на сегодняшний день. Например, поступить иначе относительно Элейн или… Какая теперь разница? Все идет, как идет.

Достав мобильный, Брайсон набрал городской номер Бостона. Трубку схватили на втором гудке, и приятный женский голос сообщил ему о том, что он дозвонился в центральную больницу Бостона. Словно он сам этого не знал.

— Скажите мне, как состояние Элейн Дарлинг? — поинтересовался Зак. — Ей лучше? — выслушав детальный отчет о том, как прошла последняя пара суток, он тяжело вздохнул.

— Так что, все будет в порядке, — закончила девушка, желая обнадежить собеседника. — Шок уже прошел. Если бы не вы, все могло быть намного хуже.

Если бы не он… Если бы не он, все было бы намного лучше и даже больше.

Когда весь мир сужается до одной пропахшей чужой жестокостью и собственной кровью комнаты, приоритеты меняются. Все, что было до и будет после — вторично. Даже неважно будет ли это "после"… Время словно постепенно замедляет бег, чтобы потом остановиться вовсе. Остановиться именно в тот момент, когда так плохо, что хочется умереть. Нет боли, нет мыслей — все превращается в черную сосущую пропасть, из которой не выбраться ни за что и никогда. Вот в такие моменты мысль о смерти перестает казаться столь дикой, как в обычные будни. Вот только проблема в том, что не каждый готов срываться в эту пропасть. Иногда, чтобы выжить, достаточно столкнуть в нее того, кто подвел к краю, что сделать достаточно просто, поскольку этот человек даже подумать не может, что его жертва способна на подобное. Он уверен, что контролирует ситуацию. Вот эта уверенность обычно подставляет такую подножку, от которой кубарем летишь с той вершины, на которую влез по чужим головам. Интересно, насколько больно падать?

Джин не хотела знать, насколько больно падать с того пьедестала, где находился ее обидчик. Ей наплевать сразу он размозжит себе голову о камни чужих страданий и слез или еще немного помучается. Она сделала все, чтобы доставить ему удовольствие, которого этот подонок так хотел. Позволяла бить себя, унижать, насиловать и делать черт знает что еще. Ничего из того, что вытворял этот извращенец, нормальному человеку даже в голову не придет. Однако, речь ведь и не идет о нормальном. Не смотря на дикие фантазии этого придурка, его несчастная жертва дожила до утра. Измученная, почти невменяемая, окровавленная — она дождалась своего часа.

Джин точно знала, когда нанести удар. Она не имела права на ошибку, не могла торопиться, поэтому выбрала самое подходящее время — раннее утро. Самый сладкий сон и самое бешеное желание приходит с первыми лучами солнца. И это желание отключает все инстинкты, кроме одного…

— Сучий потрох! — пропыхтела Джин, отпихивая в сторону истошно вопившего отморозка. — Думал сломать меня? Черта с два! — она вскочила с кровати и с удивительной прытью ринулась туда, где стоял стул.

Тот, кто всю ночь рвал ее на части, с утробным воем катался по постели, прижимая руки к окровавленному паху. Судя по всему, его мало интересовало, куда делась женщина и что она делает. В эти минуты боль всецело владела мужчиной, что попал в ловушку собственной похоти.

Вытерев окровавленные губы, Джин сплюнула густую темно-алую жидкость и повернулась к нему.

— Изнасиловал? — она сняла один чулок и обошла кровать. — Самоутвердился? Ты кое-чего не знаешь обо мне, малыш. Боли я не боюсь, а секс люблю, — с этими словами подруга Мариссы накинула на шею насильника импровизированную удавку.

Не соображая, что происходит, он попытался просунуть скользкие от крови пальцы под тугой капрон, не видя света белого от раздирающей его боли, все еще пытался вырвать свою жизнь из неожиданно сильных рук женщины. Джин не отпускала, лишь сильнее затягивала петлю на шее недоноска. До боли сжимая челюсти, она старалась не смотреть на него, чтобы не видеть, как приобретает синеватый оттенок еще совсем недавно самодовольная физиономия, как на шее вздуваются вены… Судорожно всхлипывая, женщина еще жестче вцепилась в чулок, молясь всем богам, чтобы это скорее закончилось. Джин надеялась, что боль окажется сильнее его. Всю ночь терзающая тело женщины, теперь она стала ее главной союзницей.

— Тварь, — прохрипел он, хватая одной рукой ее за волосы.

Зажмурившись от горячей боли, разливающейся по затылку, она до крови закусила нижнюю губу. Чувствуя, как по подбородку струится кровь, Джин старалась сдержать рвущиеся наружу рыдания. Мужчина в ее руках начал мелко дергаться, возя при этом ногами по скомканной изгвазданной в крови простыне. Он уже хватался за все, что попадалась под руки, но обильная потеря крови сделала свое дело. Спустя несколько минут ожесточенной, липкой, отчаянной борьбы все было кончено. Тело наемника обмякло и расслабилось, руки безвольно поникли, уже не царапая ее и не причиняя боли.

Подруга Мариссы сползла с постели и на четвереньках перебралась в противоположный угол комнаты, где ее вырвало. Тяжело дыша, Джин прижалась лбом к стене.

— Долбаные дебилы, — прошептала она. — Ублюдки! — держась за стену, она поднялась на ноги.

Выбравшись из своей темницы, женщина обнаружила, что находится на какой-то стройке. Большой особняк, уже почти завершенный, он обещал быть красивым и светлым. В другое время Джин обязательно бы оценила оригинальность архитектора и прочие изыски, но сейчас ей было не до этого. Осторожно оглядевшись по сторонам, она подумала о том, что сегодня ей везет. Поблизости не было никого похожего на напарника убитого ею наемника. Видимо, парень решил не возвращаться, пока дружок не устанет от оргии и не расправится с ней. Что же, тем лучше…

Пройдя несколько сотен метров вдоль дороги, Джин вышла к главной трассе, что вела в город. Скорее всего, ее привезли в какой-то дачный поселок, куда богатые и знаменитые любят ездить на барбекю. Одна машина пронеслась мимо, но уже вторая затормозила, немного обогнав ее. Из автомобиля высунулся довольно молодой парень, почти мальчишка. Оглядев ее, он присвистнул.