«Несправедливо мир устроен…» Несправедливо мир устроен: Он то жесток, то суетлив. И так мне не везло порою! Но ты был жив… Решив уехать из России В край Откровений и олив, Я знал: замучит ностальгия. Но ты был жив… Но ты был жив, И мне казалось, Я слышу голос твой: «Держись…» А год иль два – такая малость, Когда была в запасе жизнь. Но ты не знал, и я не думал, Что рано кончится запас. И, как пылинку, ветер сдунул Надежду, что роднила нас. И жизнь моя осталась в прошлом, Где мы с тобой наедине… И не в Кабуле, и не в Грозном — Погиб ты в собственной войне. И, проиграв ценою жизни И победив ценой любви, Ты был, наверно, Богом призван На все сражения свои. «Как много нас – людей одной судьбы…» Как много нас – людей одной судьбы. Одной беды… Мы все похожи взглядом. Я узнаю среди любой толпы Тех, С кем в несчастье Мне стоять бы рядом. К твоей могиле ходит чья-то мать. Она, как я, похоронила сына. Наверно, в одиночку ей страдать Уже невыносимо. Но я ничем помочь ей не могу, Как и она ничем мне не поможет. Стоим мы на нездешнем берегу, На двух печальных призраков похожи. «Как меня тревожила в тебе…» Как меня тревожила в тебе Эта обнаженная ранимость! Потому, наверно, и не вынес Горьких перемен в своей судьбе. Ты хотел забыть все – и не смог. Все простить, чтобы вернуть былое. Вас всего-то в жизни было трое: Ты, она и сын. Еще – курок… «Надо мне с тобой поговорить…» Надо мне с тобой поговорить, Многое сказать мы не успели. И откуда в юных эта прыть? Вы хотите сразу быть у цели. Ну а если на пути стена Или ложь в неодолимом чине — К сердцу подступает слабина… Впрочем, это не твоя вина. Это мы вас жить не научили. «Я думал, на Святой земле…» Я думал, на Святой земле Я легче боль свою осилю. Но сердце просится в Россию, И так здесь одиноко мне! Перед глазами – твой портрет Своим молчанием нас судит. В Святой земле покоя нет… И на родной его не будет. «Я возвращаюсь из поездок…» Я возвращаюсь из поездок В пустоту. Хотя есть дом, И дочери, и внуки… Но я живу в тисках Такой разлуки, Что ей любую гибель Предпочту. «Перебираю в памяти те дни…» Перебираю в памяти те дни, Когда ушла любовь И ты был на пределе. При встрече я сказал: – Повремени. Все обойдется. Что ты, в самом деле… – Вот только жаль — Потеряны года. — Ты мне ответил непривычно резко. О, если б только мог я знать тогда, Что нас ждала последняя поездка. Мы собрались Андрюшку повидать. В то утро птицам безмятежно пелось. Кругом была такая благодать, Что говорить о грустном не хотелось. Вы оба были счастливы в тот день. И, сына посадив себе на плечи, Вы с ним ушли в березовую тень. Я вдруг поверил – сын тебя излечит. Но, видно, сердце выбилось из сил, Хотя и не показывал ты вида. Ты ничего у жизни не просил, Все заслонила горькая обида. Мы долго после ехали домой И слов необходимых не искали. Но я тогда подумал – «Боже мой, Как сын мой одинок и неприкаян». «Не ропщу…» Не ропщу. Ничего мне нельзя изменить. Невозможно ничто возвратить Из былого. Прервалась эта еле заметная нить, На которой держалось отцовское слово. «Днем и ночью я тебя зову…» Днем и ночью я тебя зову. Суеверно думаю о встрече. Я не знаю – для чего живу, Если жизнь порой заполнить нечем. Все я жду, что ты приснишься мне. Скажешь то, что не успел при жизни. И, быть может, только в горьком сне Я пойму нелепость этой тризны. |
