Отец Отец мой сдает. И тревожная старость Уже начинает справлять торжество. От силы былой так немного осталось. Я с грустью смотрю на отца своего. И прячу печаль, и смеюсь беззаботно, Стараясь внезапно не выдать себя… Он, словно поняв, поднимается бодро, Как позднее солнце в конце октября. Мы долгие годы в разлуке с ним были. Пытались друг друга понять до конца. Года, как тяжелые камни, побили Веселое, доброе сердце отца. Когда он идет по знакомой дороге, И я выхожу, чтобы встретить его, То сердце сжимается в поздней тревоге. 1975 Дочери
У нас одинаковые глаза, Только твои сине́е. У нас одинаковые глаза, Только мои грустнее. У нас одинаковые глаза. И разные адреса. И разные по утрам рассветы В моем окне, На твоем этаже. И разные радости и секреты В сердце твоем И в моей душе. Через беды, Через разлуки Провожает тебя мой страх. Слышишь сердце? Ты — В этом стуке. Видишь слезы? Ты — В тех слезах. И приходят ко мне твои письма, Как в горло приходит ком… Словно ты на руках у меня повисла, Прибежав из разлуки в дом. – Здравствуй! — Строчки прыгают вверх и вниз. – Здравствуй! 1966 «Отец, расскажи мне о прошлой войне…» Отец, расскажи мне о прошлой войне. Прости, что прошу тебя снова и снова. Я знаю по ранней твоей седине, Как юность твоя начиналась сурово. Отец, расскажи мне о друге своем. Мы с ним уже больше не встретимся в мае. Я помню, как пели вы с другом вдвоем Военные песни притихнувшей маме. Отец, я их знаю давно наизусть, Те песни, что стали твоею судьбою. И, если тебе в подголоски гожусь, Давай мы споем эти песни с тобою. Отец, раздели со мной память и грусть, Как тихие радости с нами ты делишь. Позволь, в День Победы я рядом пройдусь, Когда ордена ты, волнуясь, наденешь. 1975 Нет женщин нелюбимых Нет женщин нелюбимых, Невстреченные есть. Проходит кто-то мимо, Когда бы рядом сесть. Когда бы слово молвить И все переменить. Былое светом молнии, Как пленку, засветить. Нет нелюбимых женщин, И каждая права. Как в раковине жемчуг, — В душе любовь жива. Все в мире поправимо, Лишь окажите честь… Нет женщин нелюбимых, Пока мужчины есть. «Сандаловый профиль Плисецкой…» Сандаловый профиль Плисецкой Взошел над земной суетой, Над чьей-то безликостью светской, Над хитростью и добротой. Осенняя лебедь в полете. Чем выше – тем ярче видна. – Ну как вы внизу там живете? Какие у вас времена? Вы Музыкой зачаты, Майя, Серебряная струна. Бессмертие – как это мало, Когда ему жизнь отдана! Во власти трагических судеб Вы веку верны своему. А гения время не судит — Оно только служит ему. Великая пантомима — Ни бросить, ни подарить. Но все на Земле повторимо, Лишь небо нельзя повторить. Сандаловый профиль Плисецкой Над временем – как небеса. В доверчивости полудетской Омытые грустью глаза… Из зала я, как из колодца, Смотрю в эту вечную синь. – Ну как наверху Вам живется? — Я Лебедя тихо спросил. 1982 «Зураб сказал…»
Зураб сказал: Металл проснуться должен, Чтоб музыку отдать колоколам. А до того он, словно царь, низложен, И ждет мелодий молчаливый Храм. Зураб сказал: Нет ничего прекрасней, Чем сумеречный звон колоколов, Когда закат под эти ноты гаснет, И все понятно, и не надо слов. И вот над возродившимся собором Поплыл впервые колокольный звон. И тихо замер потрясенный город, Как будто исповедовался он. Минует все. Останется искусство И к Богу устремленные глаза. Металл проснулся от чужого чувства, Как в небе просыпается гроза. И я стою, как пушкинский Евгений, Пред новою загадкою Петра, Вновь убеждаясь – все, что может гений, Понятно только гениям добра. 1999 |
