«Левин!» – по-военному кратко представился опоздавший и, опрокинув штрафную, сел за стол.

Меню было представлено фирменным Диминым блюдом: поджаренными на сливочном масле кусочками черного хлеба с добавкой только ему известных специй, а также солеными огурцами, колбасой за 2 руб. 20 коп., салатом оливье, водой из под крана и литром спирта, стыренным самым ценным гостем вечеринки, фельдшером «Крябсом», – по месту работы из Центрального института травматологии и ортопедии (ЦИТО). Спирт мы смешивали с водой 50 на 50, но некоторые предпочитали пить чистым!

Уже в подпитии Левин решил, на свою беду, произнести судьбоносный тост. По такому случаю ему налили под завязку. Для придания еще большей официальности предстоящей здравице он встал из-за стола, взглянул в стакан и почему-то сказал: «Интересно, а он горит?.. Я говорю – он горит?» – пытаясь перекричать магнитофон, повторил Левин. «А как же, это же медицинский спирт!» – крикнул в ответ поставщик товара «Крябс» и, приподнявшись, взял со стола зажигалку. Щелк. Стакан в руке Левина вспыхнул синим огоньком.

Следующий эпизод стал впоследствии предметом споров и разногласий. Он и часть присутствующих утверждали, что его намеренно поддел в локоть сидящий рядом «подлюка Шакал», другие – что его ненароком толкнула в спину широко виляющая бедрами в одиноком танце девушка, третьи, и в первую очередь сам «Шакал», – что это Левин сам, уже будучи в «жопу», добровольно выплеснул горящую горилку себе на физиономию.

Как бы то ни было, но лицо несостоявшегося тамады вспыхнуло огнем! Полные ужаса глаза выпрыгнули из орбит, как у Джима Керри в фильме «Маска»! Протяжный трубный зов из глубин дыхательной системы мгновенно перекрыл самого Нодди Холдера[8], поющего в это время «Get down and get with it» из магнитофона «Маяк»!

С полыхающим лицом Левин побежал по коридору в ванную, но дверь оказалась запертой изнутри. Сунулся в сортир, но, сообразив, что окунуть лицо в советский унитаз никак не получится, метнулся на кухню к спасательному крану! Тут подоспел я и накрыл подушкой очаг возгорания!

После победы над огнем миру явилась адская картина: вокруг деформированных очков Левина – красная и прямо-таки шипящая кожа мгновенно стала превращаться в пузырчатую яичницу. «Маяк» с группой Slade, все это время сопровождавшей события, наконец-то вырубили. Дима судорожно и безрезультатно копался в аптечке. Фельдшер «Крябс» предложил, за неимением препаратов антисептики, немедленно обработать ожог проверенным народным средством – мочой! На его призыв отозвалась все та же импульсивная танцовщица, которая предложила уложить Левина в ванну и там совершить над ним все необходимые «медицинские» процедуры. Между тем Дима уже выдавливал «лечебную жидкость» в хрустальную вазу с дворянской родословной, мирно стоящую до этого в серванте.

Смочив в натуральном «лосьоне» кухонное полотенце, аккуратно накрыли им воспалённое лицо! Дальнейшие события я помню обрывисто. С «Крябсом» пошли ловить машину для транспортировки горемыки в больницу. Поймали, погрузили. Пока ехали, водитель все выспрашивал о странном запахе. Довезли и сдали пассажира с полотенцем на лице в приемное отделение. Позвонили по его просьбе родителям, которые спешно выехали за сыном. Проснулся я дома на Смольной.

После этих «поминок» гитарист больше не показывался, но, по словам Димы, звонил и сообщил о полном своем выздоровлении, благодарил за помощь и извинялся за причиненные хлопоты. Об участии в «Сакко и Ванцетти» и не заикнулся!

Да и у нас эти невинно казненные итало-американские анархисты стали устойчиво ассоциироваться с недавней трагикомедией. Особенно Сакко! Вскоре проект бесславно умер, а вслед за ним исчез и Дима. «Воскреснет» он лишь через 16 лет, в Миллениум, в главе 59-й звонком из Сан-Франциско, что повлечет за собой события волшебные и местами буйные.

Grigorian & Pyjov

Музыка давалась мне довольно легко, мелодии появлялись негаданно, как письма в почтовом ящике, оставалось лишь вскрыть конверт и прочитать содержание. Иногда они приходили во сне, и это было самое неудобное время. Из-за лени покидать сладостную негу в небытие отправилось множество мотивов и даже уже готовых песен! Они там так и лежат и, если кого туда занесет, – можете взять, я разрешаю!

На заре туманной юности мелодии и ритмы зарубежной эстрады воспринимались лишь по настроению, драйву, красоте, качеству исполнения и без особого углубления в смысл слов. Поэтическое содержание моих англоподобных творений оставалось для слушателей полной загадкой, впрочем, равно как и для автора.

Когда позывы к переходу на осмысленное русскоязычное вещание стали явными, пришлось покопаться в отечественной поэзии! Этому тяжелому поиску сопротивлялись детские травмы, полученные на уроках литературы от нудного бормотания училки Соловьевой М.Г. обо всех этих стихотворных размерах с хореями, амфибрахиями и антидактилями. Одни только названия вызывали уныние и ассоциации с ужасными динозаврами юрского периода.

Московские группы «Машина времени», «Воскресенье», «Оловянные солдатики» и другие, поющие на русском, концерты которых я посещал регулярно, желания порифмоплетить самому почему-то не вызывали!

Все мои настойчивые поиски поэтов-песенников среди многочисленных школьно-студенческих графоманов, которых можно было бы склонить к сотрудничеству, привели к ничтожным результатам. Кто-то дал мне тетрадочку с произведениями безымянной восьмиклассницы из параллельной школы. Лишь один стишок про «джентельменов и леди» приглянулся лаконичностью, быстро стал песенкой и позже был издан под вывеской «Крематория»!

Штурм семейной библиотеки тоже результатов почти не принес. Из внушительной толщи всемирной литературы на мою музыку «согласились» лечь переводы стихов Эмили Дикинсон и Пабло Неруды. Несколько раз пытался договориться с Эдгаром Аланом По и даже приступил к написанию оратории на его «Ворона», но выяснилось, что меня уже опередил Alan Parson.

С русским стихосложением наметился кризис! Преодолен он был внезапным ветром с берегов Невы.

В самом начале 80-х я услышал песни Майка Науменко и Юрия Морозова, о которых до этого и понятия не имел. В одночасье оба питерских автора сказали мне одно и то же.

Пусть стихи пишут поэты, настоящим поэтам ноты не нужны! А вот если тебе есть что сказать, и в твоей голове множество историй, которыми ты не прочь поделиться, нарисовать чей-то портрет или пейзаж, и у тебя достаточно для этого красок, то беспокоиться тебе не о чем. Пиши сердцем! Просто складывай предложения и встраивай их в мелодию, пока не сочтешь рассказ законченным. И постарайся не злоупотреблять прилагательными.

Была бы музыка, а все остальное приложится! И текст, и музыканты, и студии, и концерты, и аудитория! И даже если у тебя ни черта не получится, ты скажешь, не лукавя: «Я хотя бы попытался!» В противном случае будешь жалеть всю оставшуюся жизнь, что, оказавшись у новой двери, испугался ее открыть, спасовав перед неведомым!

Первая песня на собственный текст не огорчила ожиданием! На дне рождения моего институтского приятеля Вити Рыскина в Красногорске среди прочих застольных певцов я робко исполнил дебютное произведение, которое, безусловно, было создано под влиянием этих ребят! Называлась песенка «Крылатые слоны». И вдруг… все захлопали! Постепенно с текстами отношения наладились, и русские опусы стали плодиться и размножаться!