Поморщившись, Рики поднял руку к лицу. В носу свербило от разлитых в воздухе ароматов смерти во всем ее разнообразии.

Справа меж домов появилась прогалина, через которую появилась возможность взглянуть на нижний уступ холма, где тянулись дома храмовников. Первый попавшийся на глаза двор заставил Рики отвернуться. Поправив шляпу, он все-таки посмотрел вниз: по нарочито неровным плитам песчаника там двигался паровоз.

Тело его блестело в лучах приподнятого над горизонтом солнца — дымчато-белая броня слегка подрагивала и матово бликовала на солнце. За тушей, которую не обхватить и втроем, на камне оставался кровоточащий след. Бордово-красный.

— Поистратился он совсем недавно, — указав мечом на колышущийся внизу сгусток плоти, сказал наемник. — Видишь, как брюхо надул, да как хвост приволакивает? Точно — отобедал уже.

— Зачем ты мне это показываешь? — дернув плечом, спросил Иглао. Ему тоже было неприятно.

— А чтоб до конца осознал… чтоб до косточек пробрало оттого, что сделали с городом твои, — Рики хотел сказать нечто грубое, но передумал в последний момент, — соплеменники.

— Я устал отрицать вину. Думай и делай, как считаешь нужным… давно приготовился умереть, — пустым голосом проронил Иглао. Добавил: — Никогда еще не видел их так близко. Какие же они все-таки…

— Страшные и противные? — подсказал Рики.

— Жалкие, — буркнул висельник. — Разве не видишь, как им больно?

Не оглядываясь и не страшась нападения из-за угла, Викис пошел вверх по улице. Ругая висельника последними словами, проклиная всех ушедших богов, весь мир, готовый со дня на день накрыться одним большим медным тазом, Рики поплелся следом. Нагнал и, забежав чуть вперед, сделал вид, что это он ведет преступника, хоть и обстояло дело сейчас с точностью до наоборот.

До дома заказчика оставалось всего-ничего — каких-то сто метров. Вон, уж виднеется усеянный пиками забор. Не нравится только, что некоторые из прутьев потеряли вид, утратив прямолинейность. Часть пик потемнела до угольной черноты, другие — испарились, будто их и не было никогда. Тут и там на камне виднелись пятна гари и копоти. Само здание — фасадная его часть, что вторым этажом как бы выглядывала из-за забора, — оставалась как прежде, нетронутой.

Рассвело достаточно, но в окнах за тяжелыми шторами виднелись трепещущие отсветы масляных ламп. Это дарило надежду, что Выворотень не дрогнул и не сбежал. Вскоре Рики получит причитающуюся ему плату за усердный труд, а потом задаст несколько интересных вопросов, на которые Хозяину подворотен придется дать ответ…

Когда была пройдена половина пути — на вратах, усиленных металлом, отчетливо читалось с полдюжины широких вмятин — им преградили дорогу. Не твари, нет.

Человек.

Женщина в подранной перепачканной пылью одежде — в прорехах видна белая в ссадинах кожа. Черные волосы слиплись, обвиснув сосульками вкруг головы. Раскосые глаза мрачны и смотрят вызывающе требовательно. Вся поза выдает чудовищное напряжение. В руках — по изогнутому клинку.

— Ты украл… — сказала она и сделала шаг, сближаясь. Сухой молодой голос звенел сталью. — Верни сейчас же… мне.

Рики не стал уточнять, не рухнула ли она случайно с крепостной стены, безнадежно повредившись рассудком. Пихнув Иглао в плечо так, что тот чуть ли не кубарем полетел к ближайшему забору, перехватил рукоять меча двумя руками — острие смотрело девушке в шею.

Грим из грязи на лице пришелицы многое скрывал от глаз, но даже сквозь него Рики видел, что девушка не только не безобразна, но даже симпатична и красива. Жаль будет такую убивать. Видит Последний бог, если он еще существует на свете, не этого ему сейчас хотелось.

— Не вполне понимаю, о чем Вы барышня толкуете… — начал было наемник, но та уже вскинулась, неуловимо перетекла влево. И Рики Фрид вспомнил это движение — уже видел подобное однажды, когда наблюдал прошлым утром за кошкой на Дубовой улице.

Потом стало не до воспоминаний — синхронно сверкнули клинки.

2. Юстина

“Зачем я билась головой о стену?” — подумала Юстина, тронув лоб. — “Какой в том прок, смысл и выгода?!”

В глазах двоилось. Она прикрыла веки, коснулась виска — чуть выше правого уха пульсировала и вздувалась шишка. Согнулась пополам, ощупала ноги. Крови как будто нет, однако по телу разливалась боль, будто ее толпой топтали. Это нормально, значит — жива. Прислушалась к ощущениям: шума в ушах нет, тошнота — отсутствовала. В глазах темно, но это скорее от вездесущей пыли, вдохнув которую, хотелось безудержно кашлять.

Дышалось тяжело, грудная клетка на вдохе отзывалась резкой болью — неужели, сломала ребро?

Собравшись с мыслями, раскрыла глаза. Она до сих пор находилась в паровой коляске, только та сильно изменилась за время ее беспамятства: стекла отсутствовали — все до одного, в салоне груда кирпичей и высохшего глиняного раствора когда-то их связывающего. И больше никого — ни Иглао, ни Леонида рядом не было. Болтались на распахнутой дверце перепачканные кровью бинты.

Застонав, она кое-как выбралась наружу. Темно — перед глазами жирная муть.

Нащупав на бедрах ножны, Юстина вынула клинки. Справа пробежал кто-то: судя по легкой поступи, кошка или кот. Не тварь подземная, и оттого чуть легче. Обошла коляску кругом.

Побило ее основательно. Котел разорвало, смятый в гармошку нос частично утонул в стене, на крыше — куча какого-то хлама. Спутников, что ехали с девушкой, рядышком не оказалось. Быть может, выкинуло из машины?

Прошлась поодаль — никого.

Отошла еще дальше и различила на песке следы. Будто что-то тянули волоком. Из тех двоих на ногах держался только Леонид…

Зарычала — зло, беспомощно.

Чувствуя, что начинает закипать — до потери самообладания совсем недолго осталось, Юстина решила перейти к действию. Пошла вперед, держась неровной широкой полосы в песке. Сознание не желало принимать тот факт, что ее обманули и добыча ушла из рук, не махнув и ручкой на прощание.

И кто украл ее? Студент — казалось бы, лицо ни к чему не причастное. Он-то тут вообще, каким боком… Куда потащил Иглао? Почему сбежал?!

Не знала Юстина сколько времени пришлось ей провести в бессознательном состоянии, приложившись головой обо что-то твердое в паровой коляске, и потому спешила наверстать упущенное. Висельник хоть и сух, но тяжел достаточно. Они не могли далеко уйти, тем более в темноте, когда не то чтобы дорогу различить затруднительно — руки вытянутой не видно.

След петлял среди зданий, норовя юркнуть в ближайший подвал, но что-то его от них отваживало — то ли запертые изнутри двери, то ли угрожающий кошачий ор, возникающий каждый раз, стоило девушке сделать пару шагов вниз по ступеням. Словно искали беглецы, где бы укрыться от непогоды…

Почему не повернули назад? Почему Леонид даже не попытался отыскать ее? Украл, и потащил куда-то. Зачем?!

Ее терзали муки совести за то, что так легко доверилась симпатичному мальчишке. Теперь она могла признаться — потеряла голову, думая об исполнении обряда. Злость на саму себя, на студента, на весь мир выжигала ее изнутри.

Дышала учащенно — ненависть накатывала волной, обдавая лицо жаром преисподней, бешено в груди билось сердце. Она задыхалась.

Остановившись у какого-то шаткого заборчика, согнулась пополам — ее вырвало желчью. Все-таки есть сотрясение… но, хотя бы жива.

Немного придя в себя, пошла дальше. Однако стоило сделать двадцать шагов, как след оборвался. Кривой неухоженный переулок закончился, начался широкий проспект, мощенный крупным булыжным камнем. Песка тут было гораздо меньше. К тому же, неостановимо дующий вдоль проспекта ветер быстро устранял любые проявления жизни на мостовой, постоянно перемещая и перемешивая наметенные горки песка.

Юстина вышла из переулка и долго блуждала в коричневой мгле. Пару раз на нее хотели напасть: люди, твари ли — этого она не знала. Хватало грозного выкрика и взмаха клинка, чтобы проявившаяся впереди тень поспешно отступила, растаяв среди песчаных вихрей.