Рики выпрямился: стоявший к нему спиной стражник, ощутив толчок, испуганно изогнулся. Всколыхнув туман, несколько раз полоснул мечом вслепую. Но Рики уже сместился, лезвие просвистело в стороне.
Оказавшись за спиной солдата, ударил наотмашь открытой ладонью, целя в висок, стараясь не убить — ошеломить противника. Отступил снова. А когда тот попытался ответить, ударил по руке, которой тот зажимал нос. Смахнул шишак, отвесил звонкую пощечину.
От обидного удара стражник разозлился, открыл было рот, чтобы высыпать на голову Рики горы проклятий, вдохнул. И как подкошенный повалился под ноги не успев извлечь из глотки ни единого звука.
Схватка происходила в полной тишине. Наблюдатели за пределами алхимического облака, если таковые оставались, могли бы услышать лишь неразборчивую возню да звон упавшего на мостовую оружия. Не все стражники попали под воздействие зеленой дряни. Замыкавшие колонну, наверное, не дураки — добровольно не сунуться.
Фрид вернулся к шерстяному балахону. Но тут уже кто-то был.
Держа меч в вытянутых руках, воин медленно поворачивался на месте, стараясь на звук определить положение противника. Поджав губы, Рики дождался пока тот не повернется к нему спиной, а потом резко нанес расслабляющий удар в пах. Судорожно вдохнув отравленный воздух, бедняга повалился на заключенного.
Взяв висельника за капюшон, Рики что есть мочи поволок его за собой: вот-вот туман должен рассеяться, а ему еще предстояло спрятать ношу до ночи, и убежать самому. Переноска тяжестей на дальние расстояния на собственном горбу в его планы не входила.
Выбравшись на свет он, пригибаясь, поспешил к переулку: человек в балахоне безвольным мешком тащился по камням — тяжело, словно сопротивляясь побегу. Потом Рики нырнул в спасительную тень, где через пятьдесят шагов свернул в задворок.
Он поспешил вдоль здания, где жался к каменной кладке забор. У погибшего куста сирени притулилась натертая до блеска лавочка, на земле валялась пара битых бутылей. В вечернее время место явно пользовалось популярностью у местных выпивох.
У лавки Рики бросил безвольное тело и уперся в ничем непримечательную штакетину. Секция забора сдвинулась и за глухой деревянной стеной обнаружилась узкая ниша. В ней спасенному предстояло пролежать в бессознательном состоянии до темноты, пока не угомонится поднятая на уши стража.
Спешно упаковав груз, он приготовился закрыть убежище, но вовремя различил топот ног — сзади, откуда только что пришел, и впереди, куда намеревался двинуть дальше, когда освободит руки. Что это праздные гуляки, охочие до прогулок под палящим солнцем, Фрид не надеялся. Не настолько он наивен.
Запрыгнул внутрь. Кое-как растолкав «балахон» улегся рядом. Напрягся, возвращая на место секцию фальшивого забора. Шурша в скрытых от глаз пазах, она сдвинулась и мягко встала на прежнее место.
Стянув почти высохшую вонючую маску с лица, Рики замер. Уши улавливали за тонкой деревянной стеной азартные возгласы столпившихся стражников.
— Северную смотрели? — пробасил один.
— И Северную, и Ореховую, и по Дубовой клич кинули, сюда позвали. Не видел его никто… как сквозь землю провалился, — ответили ему, судорожно заглатывая горячий воздух. Чувствовалась, что погоня по жаре далась человеку нелегко.
В щелях между досками суетливо бегали тени. Фрид молился всем старым богам, которых только мог вспомнить, не забыл упомянуть и Последнего, лишь бы собравшиеся на лавке не обратили взор за спину. Сильнее вжался в камень и постарался вовсе не дышать.
— Так на Дубовой наши и этот… — начал было кто-то третий. — Им бы его сторожить остаться.
Но его внезапно одернули:
— Приказ о том вслух не говорить…
— Ознакомились — знаем, — отмахнулся от него тот, что говорил басом. — Но общаться мы как-то должны, верно? Да и кто тут услышит.
Последовала короткая заминка, во время которой Рики отчетливо слышал скрип кожаных доспехов, и то, как бешено колотится его сердце.
— Охрана усиленная ему больше не понадобится, спугнули вора, — продолжил бас. Рики при словах о воре презрительно хмыкнул про себя — как самому же показалось, тихо и неубедительно. — Караул справится и без подмоги. Сил у бедняги почти не осталось, даже мальчишка доведет. А мы от помощи не откажемся — гадину эту надобно сыскать.
— Верно говоришь, Курт! — послышалось откуда-то со стороны.
— Я почему отсюда не ухожу никуда, — вновь заговорил тот, кого назвали Куртом. — Думаю, что не успел он убежать: люди наши квартал по верху окружили, да по подземельям патрули сидят. Знает он, какую бучу затеял, — Рики Фрид не знал, а потому как губка впитывал каждое произнесенное слово, — самовольно в наши руки не сунется, притаился где-то. Темноты ждать станет, а там напролом будет пробовать…
— Найдем, мало ему не покажется, — процедили сквозь зубы вдалеке.
— Хватит хорохориться, — сказал Курт. Жалобно скрипнула лавка, освобождаясь от груза. — Словами бросаться — не кули ворочать… Ты лучше двоих в помощь возьми, да этот двор проверь — больно он мне подозрительным кажется, — похлопал по забору, и тот заходил ходуном. А вы трое — в этот идите. Остальные за мной, и не отставать-не хныкать без приказа.
Рики облегченно вздохнул, когда удаляясь, затопали сапоги стражников. «Не меньше дюжины, — отметил он». С их же слов, это лишь малая часть из объявившихся по его голову. К такому повороту событий он абсолютно не был готов. Что теперь прикажете делать, госпожа удача?
Фибус обещал опасное, но не представляющее особых трудностей дело, за что щедро платил. Но как же так получилось, что относительно небольшое количество стражников, которые лишь отвечали за доставку осужденного на место казни, вдруг увеличилось до нескольких сотен? Меньшее количество попросту не сумеет полноценно блокировать район.
Подставили… Но зачем? Разве будет Выворотень рисковать репутацией? Да после такого к нему не наймется ни один приличный делец. Народная молва быстро подхватывает и разносит худое.
А может, он и сам не знал, что посылает Рики на верную смерть? Грех разбрасываться ценными кадрами и лишаться выгоды, которую исправно приносил Фрид и подобные ему люди.
Впрочем, лучше об этом подумать позже, а сейчас лучше бы озаботиться насущными проблемами и обмозговать план отступления.
Вряд ли стража снимет блокаду в ближайшее время. Воды у него с собой — одна походная фляга, да пузырек тонизирующего зелья, а значит, он не протянет и трех дней. Под конец срока, когда воины устанут ждать и немного расслабятся, из него получится прекрасно выжатый лимон, а не боец готовый оказать сопротивление. К тому же, человек в балахоне очнется раньше, да и изможден он пытками в удушливой камере. Груз, а не полноценная подмога.
Быть может, разбудить и объясниться, пока в переулке никого нет? В Сар-городе Фрид бывал наездами, и потому мог банально упустить из виду то, что коренному городскому жителю кажется чем-то само собой разумеющимся. Выворотень не вдавался в такие подробности, когда рассказывал о предстоящем деле, но складывалось у Рики впечатление, что для укутанного в черную шерсть человека город является родным.
Он привык доверять интуиции, да и выбора более не оставалось.
Прильнув к щели меж штакетин, он внимательно осмотрел улицу, вслушался — никого и ничего, лишь потрескивает тихонько камень на солнце. Обернулся к приговоренному, нащупал голову и стянул капюшон. В полутьме прошитой тонкими пыльными лучами, которые только затрудняли восприятие, приходилось действовать наощупь. Нашарил в суме склянку с противоядием. Откупорил и, зажав бедняге рот, ненадолго поднес едко пахнущую жижу к его носу.
Человек слабо шевельнулся раз, другой. Потом забился судорожно — наверное, думал, что заживо похоронили, когда открыл глаза и увидел лишь тьму; ощутил, сырую прохладу.
— Успокойся, — прошептал Фрид. — Я — друг. Ты сбежал. Зрение скоро вернется.
Как разъяснил алхимик, подвергнутый действию зелья человек после пробуждения несколько минут будет оставаться слепым и сможет понимать лишь несложные фразы. Главное удержать его в этот момент, чтоб не наделал глупостей, за которые потом будет стыдно.
