— Ну и что мы будем с ней теперь делать? — спросил Сергей. Судя по голосу, он слегка протрезвел. — вы хоть понимаете, что мы натворили?

— Мы поимели не в меру оборзевшую девку, — все так же насмешливо отозвался Олег. — Группенсекс. Но вообще-то ты прав. Если она сейчас пойдет в милицию, нам всем мало не покажется. Следовательно…

— Нет! — выкрикнул Генка.

— Ты спятил, Свирин, — ошеломленно добавил Сергей.

— У вас есть другие варианты? Ты знаешь, Жирный, что на зоне делают с такими, как ты? С такими, как мы? Их ставят раком и имеют все по очереди. Я уж не говорю о том, что в такой позе придется стоять лет пятнадцать.

— И что ты предлагаешь? — это снова Генка.

— В нашем пруду быка можно утопить.

— Боже мой, какой я кретин! И зачем мне это только понадобилось? — причитал Сергей.

— Все, хватит орать! — тихо, но властно сказал Олег. — У нас в сарае есть мешки. Сейчас покурим, запихнем в мешок, пока не очухалась, камешек добавим — и вперед.

Стараясь не шуметь, я вылезла в окно и вдоль стены пробралась к калитке. Каждый шаг отдавался болью во всем теле. Наверно, я тогда совсем ошалела, потому что побежала не в сторону станции, а наоборот — к лесу. У меня была фора, но фора сомнительная. От дачи Олега до самого леса шла совершенно прямая улица. По обе ее стороны высились заборы пустующих дач. Мне и в голову не пришло попытаться перелезть через какой-то из них и затаиться.

Я добежала — если можно это так назвать — почти до самого леса, когда мое исчезновение было обнаружено. Еще две-три минуты, и они не увидели бы меня. Но мне не повезло. И теперь вопрос был только в том, когда они меня догонят.

Я нырнула в лес, сумрачный и неприветливый. Было сыро, пахло прелой листвой. Ноги скользили, сучья лезли в лицо. Несколько раз я упала. Лес просматривался насквозь. Но пока я еще выигрывала несколько очков.

За высокими елями мелькнула дорога. Такая же прямая, как и улица, по которой я бежала — она была проложена по просеке к военной части. Если бы я могла добежать туда! Но вряд ли бы у меня хватило сил. А вот им догнать меня по прямой было раз плюнуть. Я не сомневалась, что троица эта от меня не отступится: ведь от того, останусь ли я в живых или нет, зависело их будущее.

Перебежав грунтовку, я снова нырнула в чащу. Густой подлесок, в котором летом мог спрятаться целый полк, теперь топорщил голые прутья. Я споткнулась, полетела в осыпавшийся финский окоп и тут же услышала голоса. Они были не слишком рядом, где-то у дороги: в сыром воздухе звуки разносятся далеко.

— По дороге она пойти не могла. Мы бы ее свитер увидели, — сказал Генка.

— Но бежала она к ней, — Сергея азарт погони, похоже, взбодрил, и голос его звучал уже не так жалобно.

— Значит так, пацаны, — жестко оборвал их Олег. — Деваться ей некуда. До болота метров двести пятьдесят, а то и триста, все на просвет. Вы вдвоем идете по дороге до части, а я — до входа в лес. Смотрим. Если не найдем, то возвращаемся к этому место по кромке болота.

— Слушай, Олег, тут ведь ям всяких полно, траншей. Можем и не увидеть, — возразил Генка.

— Не бзди! Никуда не денется. Все, разошлись!

У меня в запасе было минут сорок. Теоретически я могла вернуться назад. Но тогда пришлось бы пересекать дорогу. Впереди было болото. И хотя меня преследовал не батальон с собаками, а всего лишь трое, хотя это был знакомый, далеко не маленький лес, я все равно оказалась запертой в прямоугольнике размером меньше квадратного километра. Возможно, я преувеличивала опасность, даже скорее всего, что преувеличивала, но парни казались мне тогда какими-то монстрами, которые видят и слышат все.

И вот тогда мне пришла в голову мысль: чтобы они прекратили меня преследовать, я должна исчезнуть. В буквальном смысле. О последствиях я не задумывалась. В двадцать лет мало кто задумывается о будущем всерьез. Не думала и о том, что буду делать после своей так называемой смерти.

Я стащила свитер, спрятала его под камень и вылезла из окопа. Подошла к кромке болота и осмотрелась. Здесь и летом было очень опасно, а уж тогда-то… Подобрав палку покрепче, я разворошила бодяжину у самого берега, потопталась по мху, который прогибался под ногами, как надувной матрас. Теперь надо было бросить туда что-то тяжелое, чтобы тина выплеснулась наружу.

Неподалеку валялся здоровенный камень, наверно, обломок валуна. Кое-как мне удалось подкатить его к болоту. Он весил, наверно, килограмм сорок. Как мне только удалось поднять его? Боль взорвалась, как бомба — везде.

С глухим всплеском камень исчез в трясине. Бочажина выглядела так, словно в ней кто-то утонул. Поколебавшись, я сняла сапоги и бросила туда — на тот случай, если будут искать мое тело. Кое-как, прямо руками заворошила следы, которые оставил на земле булыжник и спряталась в яму под корнями вывороченного дерева — заметить ее можно было, только подойдя вплотную, но для этого пришлось бы продираться сквозь заросли можжевельника. Мне, впрочем, все было видно отлично. Перед тем, как спрятаться, я громко закричала.

С той стороны, куда ушел Олег, раздался топот. Я зажмурилась и замерла. Внезапно шорох листьев и треск веток у него под ногами стих. Он выругался и громко свистнул.

Минут через пять прибежали Сергей с Генкой. Увидев место моей «трагической гибели», они хором ахнули.

— Утопла! — потрясенно прошептал Сергей. — Это она кричала, я слышал.

Похоже, они здорово струсили. Строили планы, как от меня избавиться, гнались за мной, как за дичью. Но это было чем-то вроде игры в «войнушку»: «Падай, дурак, ты убит!». И вдруг все стало всерьез.

Они сидели в трех метрах от меня и обсуждали, что делать. Хотя я и жила одна, у меня были соседи, родные, друзья. Возможно, кто-то знал, куда я поехала и с кем. Кто-то видел нас всех вместе.

Сергей взял палку, без всякого успеха поковырялся в трясине. Тогда Олег отправился обратно в поселок: звонить от сторожа в милицию. Сергей с Генкой пребывали в ступоре: за все то время, пока Олег не вернулся с опергруппой, они так и сидели на одном месте, не сказав друг другу ни слова. На такой вариант, четно говоря, я не рассчитывала — думала, они уйдут, а я выберусь.

Все трое твердили пожилому следователю одно и то же: Светлана была пьяная, как свинья, ей взбрендилось зачем-то собирать клюкву — и привет! Они все в то время делали за кустами свои маленькие дела и помочь не успели. Я смотрела сквозь корни на Олега и только диву давалась: неужели он?.. неужели с ним?..

Наконец все кончилось, и я осталась одна. Стемнело, начался то ли дождь, то ли снег. На мне были только джинсы, футболка и носки, я замерзла так, что уже почти не ощущала холода. Почти не помню, как шла босиком по темному лесу. Все это выпало. В темноте я не заметила грунтовку и вместо того, чтобы пойти к военной части, снова вошла в лес. Да и что бы я там сказала: здравствуйте, помогите, я тут случайно умерла?

Я умудрилась заблудиться в лесу, который знала, как свои пять пальцев. Черные деревья стояли стеной, с черного неба сыпалась снежная крупа. Но вот впереди посветлело, чаща расступилась, и я вышла на пустынное шоссе. Наконец-то мне удалось заплакать. Я ревела в голос и шла, шла, не имея абсолютно никакого понятия, куда. Впереди показалась развилка: шоссе уходило вправо, вперед шел ухабистый проселок, который нырял в лес.

Мне стало понятно, где нахожусь. Я прошла по лесу вдоль всего берега озера и вышла в местечко, которое называется Троицкое урочище. Дачные домики остались далеко позади. Шоссе сворачивало все к той же военной части, а проселок… черт его знает, куда он вел. Пару раз мы катались здесь на велосипедах, но минут через двадцать трястись по колдобинам надоедало, и мы поворачивали обратно.

Словно собравшись с силами, боль и холод вцепились в меня с новыми силами. Вместо лица была надувная резиновая подушка, левая рука и правый бок вспыхивали болью при каждом неловком движении, в голове что-то звонко ковала дюжина кузнецов.