— Дим, привет! — кивнула Инна. — Команде руки мыть, бочковым накрыть столы!
— Вот кто у нас командир подводной лодки, — притворно вздохнул Валентин, обнимая ее за плечи.
Все это было так по-домашнему, тепло и уютно, что у Димы защипало в носу. Что-то происходило с ним такое непонятное…
Сочные отбивные с хрустящим картофелем и салатом исчезли, как по волшебству. Наступила очередь таинственной «Угадайки», которая оказалась круглым пирогом с черной смородиной и орехами. Начинка рисовала на разрезе правильные кружки. Дима и Валентин посмотрели друг на друга с недоумением: а правда, как же это туда запихано?
— Я думала, у юристов логика должна иметь место быть, — рассмеялась Инна, запустив пальцы в волосы. — Это просто колбаски с начинкой, которые свернуты по спирали.
Стоцкий даже крякнул от досады. Нина довольно запрыгала:
— Не угадали! Не угадали! Это я такой рецепт нашла!
Покончив с пирогом, Дима нерешительно попросил у Инны разрешения украсть Валентина ненадолго.
— Да что ты, Дима, прямо как барышня? — Инна посмотрела на часы. — Сейчас наш с Нинкой сериал начинается. Так что на час он твой. За это можешь отвезти нас домой.
Они ушли в спальню-кабинет, где уже расположились кошки. Тишка вскарабкалась гостю на колени и легла животом на ладонь, как огромная меховая варежка. Пугливая Нюська наблюдала со шкафа, прикрыв один желтый глаз.
— Держи, — Стоцкий достал из стола бумажный рулончик. — Кое-что мне еще рассказали устно, по телефону. Короче, Гончарова проходила курс лечения от наркомании, но покончила с собой. Большая доза транквилизаторов. А до этого полтора года училась в Питере, в Герце. В Мурман вернулась в 98-ом. Что касается родственников. Один ребенок в семье. Отец — Гончаров Николай Петрович, 52-го года, родился там же, в Мурманске. Коллега, между прочим, наш юрфак окончил. Потом много всего было. КГБ, одним словом. Остров Русский — это тебе о чем-нибудь говорит?
Дима только присвистнул.
— Ну очень серьезный товарищ, — продолжал Валентин. — Такие кадры на вес золота. Вот только в 91-ом не на ту лошадь поставил.
— ГКЧП?
— Оно. То есть он. Очень активно поддерживал. Впал в немилость. В отставку ушел в звании подполковника всего. Умер от сердечного приступа, хотя кое у кого были сомнения. Уж больно много знал всего. Теперь мать. Там посмотри, фотография из паспортного стола. Правда, шестнадцатилетней давности. Да и факс дрянной. На робот не похожа.
Дима развернул рулончик. Да, на фоторобот точно не похожа, а вот на девушку с кладбища… Что-то общее есть.
— Ну вот, продолжал Валентин, — зовут ее — не падай! — Наталья Николаевна Гончарова.
— Это как? — не понял Дима.
— А что такого? Некто Наталья Николаевна Стрепетова вышла замуж за Николая Гончарова. Дочь назвали в честь матери. Вот и вышло, что обе они — Натальи Николаевны Гончаровы. Родилась матушка в 58-ом, в Мурманске. Замуж вышла в 79-ом, через три месяца родила дочь. Потом уже закончила медфак Петрозаводского университета, ординатуру. Работала в Мурманске в областной больнице. По специальности психиатр. Подхалтуривала частной практикой. Между прочим, пациенты ее — очень даже непростые. После смерти дочери уволилась, продала квартиру и исчезла.
— Миленько! — кивнул Дима. От его неловкого движения кошка недовольно заворчала. — Сегодня мне еще мадам Емельянова кой-чего порассказала. Все запутывается с каждым днем. Скоро самому психиатр понадобится.
— Ты извини, Митька, мне кажется, ты делаешь какую-то стажерскую ошибку — пытаешься работать по всем версиям одновременно. Выбери одну и раскручивай. Отпадет — возьмешь другую. Мне тебя учить, что ли?
— Решено. Ставлю на мадам Гончарову.
Ирина не находила себе покоя. Ее грызла зависть и досада. Мало того что только что похоронила мужа, так еще и это!
Объявилась ни с того ни с сего младшая сестрица Леля, которая четыре года назад вышла замуж за толстого рыжего еврея по фамилии Лиогенький и уехала с ним на постоянное место жительства в Хайфу. Столько времени ни слуху ни духу — и пожалуйста, позвонила. Похвастаться, не иначе. Лиогенький, высококлассный программист, на исторической родине быстро пошел в гору. Да так быстро, что через два года возглавил филиал солидной американской компьютерной фирмы. И не в Израиле, а в Бостоне. Такой вот он… космополит!
Лелька захлебывалась, расписывая их роскошное житье-бытье в собственном доме. С легким акцентом она рассказывала о новой машине и о поездке на Таити. Их Натанчику исполнилось два года, а сейчас сестрица снова ждала бэби.
Ирине с трудом удалось вклиниться в восторженное Лелькино журчанье. В двух словах она описала последние события и сказала, что хочет уехать.
— Ну… не знаю, — протянула Леля, совсем без акцента. — Там у вас ты богатая вдова, а здесь… Что ты будешь делать? Кому нужна твоя совдеповская бухгалтерия?
— Но у меня есть деньги.
— Здесь нужны не деньги, а большие деньги, — возразила сестра. — Если, конечно, ты хочешь жить хорошо. Чтобы жить плохо, не стоит уезжать из России.
— А что значит в вашем понимании «большие деньги»?
— Ну… Это по запросам, — ехидно хихикнула Леля. — Кому и тысяча баков — капитал, а кому и миллиона мало.
Издевается, стерва, тоскливо подумала Ирина. Живет в свое удовольствие, может и позлорадствовать. Забыла, как колготки на лампочке штопала.
— Конечно, я могу прислать приглашение, для начала погостить, а там видно будет. Но ты ведь понимаешь…
— Понимаю, — перебила Ирина. — Я не такая бедная родственница, как ты думаешь, на шее сидеть не буду.
— Ну и отлично. На днях займусь. Бай!
Ирина грохнула трубку так, что аппарат свалился на пол и обиженно загудел.
Вот ведь дрянь! Они всегда жили как кошка с собакой, с самого детства. Лелечка всегда была «маленькой», «деточкой», все возились с ней, как с писаной торбой. А Ирине, которая была на девять лет старше, доставалась роль няньки, сиделки, уборщицы — кого там еще? Лелька так сестру и воспринимала — как прислугу. Приедешь к ней в Бостон — и будет все по-прежнему. Нянчить Натанчика, мыть полы и ходить за продуктами. Черта с два! Лысого и в ступе!
А денежек-то у нее и правда не было. Не то что больших — вообще никаких. Только радио-зарплата в четыреста баксов. Может, для среднестатистического обывателя это и ничего, а для нее — так, мелочь по хозяйству. Еще до похорон — об этом она не сказала ни Сиверцеву, ни Ольге, вообще никому — объявились серьезные молодые люди на черной «бэшке» и популярно объяснили, что Геннадий был просто мохнатым лохом, который должен всем и каждому такие суммы… Ирина не сомневалась, что Олег и здесь ручку приложил, не зря же он Генку прикармливал. Короче, после всех расчетов у нее оставались только квартира, дачка в Лемболово и пару раз стукнутая «тойота». Джентльменский набор серого гражданина чуть выше низшего уровня. Если все продать, там можно устроиться… не лучше, чем здесь. Лелька права, гадина!
Ирина сидела за своим столом в кабинете и смотрела во двор-колодец. Плоские, как камбала, диджейские шутки из приемника, настроенного на родную частоту, действовали на нервы. Она выключила радио и достала из сейфа кассету — копию той, которую она отдала Сиверцеву.
Сиверцев этот самый сказал, что она сделала глупость, угрожая Олегу. Возможно, он прав. А может, и нет. Сыщик на нее впечатления абсолютно не произвел. И что в нем только Ольга нашла? Глаз положила, что ли? То же мне, безутешная вдова. А в Сергее она что нашла? Толстый неудачник! Олечка всегда была странной. Не от мира сего. Ирина подругу слегка презирала, но все же завидовала. Чему? Она сама не могла понять. Завидовала — и все.
Она крутила кассету в руках и не могла сообразить, чего же все-таки хочет. Шантажировать Олега? Совсем недавно эта мысль казалась ей глупой, хотелось только защититься от него, но теперь… Допустим, убийца все-таки Свирин. Ну, сядет он — если, конечно, сядет. Что толку? Генку-то не вернешь. Нет, угрозы эти — полная ерунда. Надо что-то еще. Но что? Деньги, которые уходили к нему? Нет доказательств. Сыграть его же оружием: мол, если не дашь денежек, все расскажу Илоне — чем мы с тобой, дорогой, занимались? Но судя по тому, что ей рассказывали о мадам Свириной, вряд ли это ее заденет. А значит, и Олега не испугает, только взбесит. Он и так псих, Наполеон хренов, а уж бешеный… Он сейчас как загнанная в угол крыса — боится и кусается.
