Револьвер выстрелил, раз, два, а потом она опустошила весь барабан. Звук был громким до безумия, Гамилькар слышал выстрелы даже сквозь металлические руки, обвивающие его голову. Крупнокалиберные пули врезались в тело монгола в упор, и гигантский воин отшатнулся, даже его боевой костюм был подвержен колоссальной кинетической силе середины двадцать первого века.
Канелия отбросила револьвер и перепрыгнула Гамилькара, она не колебалась, инстинктивная потребность выпотрошить на мгновение ошеломленного врага двигала ее вперед, мышечная память, вбитая в тело во времена сражений в клетке. В ее левой руке появился нож, и она нырнула подмышку к стыку, хорошо зная боевые костюмы и их уязвимости.
Господин Кхунбиш пнул ее с жестокой силой и она приземлилась на спину в нескольких метрах. Очень неторопливо она поднялась на ноги и отряхнулась. Бросила взгляд на Гамилькара, но он почти не видел в ее глазах узнавания, лишь ослепительную ярость.
– Отбой, полковница Шакия, это приказ, – сказал Додже.
– От тебя, мудила, я приказов не принимаю, – сплюнула она. Ее нож прочертил ленивую орбиту от господина Кхунбиша к Додже.
– Ну-ну, какая ты грубая, – улыбнулся Додже. – Карма?
– Отбой, полковница Шакия, – приказала Карма. Ее слова звучали с ощутимой весомостью, словно сами поры комнаты были заполнены ее субстанцией. Если ранее она и не участвовала в полную силу, было ясно, что теперь здесь находилась вся полнота ее разума, сфокусированная на этом моменте.
– Отгребись, – зарычала полковница.
На этот раз ее голову вывернуло прямо вверх и она застыла. ЛМА был простым мулом, предназначенным сопротивляться внешнему влиянию. Эхо было тварью совсем другой породы. Карма ударила ее физическим порывом данных, ощущаемым Гамилькаром в нескольких метрах от нее, ревущая река, которая могла бы смыть более слабый разум. Канелия Шакия сопротивлялась полсекунды, одинокий рыбак против цунами, чтобы, наконец, опуститься против воли на одно колено. Ее нож выпал из вялых пальцев.
Додже подошел и влепил ей пощечину, достаточно сильную, чтобы из рассеченной губы проступила кровь. Кошмарный старик поднял нож, а Гамилькар в тошнотворной панике продолжал смотреть, не в силах отвернуться.
– Ох, да какого хрена, – РеГи ткнула короля джиннов в спину. – Давай, блин, сделай чего-нибудь.
– А ну стоп, нахрен! – выкрикнул Мелек Ахмар, поднимая руку.
Сила вздыбилась над ним почти видимой волной, и впервые в жизни Гамилькар Панде видел и ощущал могущество старейшего джинна. Если нападение Кармы было бурей, то это была сверхновая, бурлящий разлив сил за гранью человеческого понимания. Само время замедлилось до тонкой струйки, движение стало невозможным, воздух уплотнился, он почти видел акустические колебания от крика Мелека Ахмара, волны в пыли. Мы мухи в янтаре. Что это за существо? Мы серьезно недооценили Первого Селюка… Карма, ты была дурой, когда позволила ему войти.
Карма вернулась в онлайн, поскольку существовала повсюду, но даже ее голос был дребезжащим и слабым, доносясь из единственного дрона сразу за пределами поля искажения.
– Мелек Ахмар, отступите, это вас не касается, – сказала Карма. – Иначе я задействую силы за пределами даже вашего контроля.
– Хер ты чо сделаешь, – ответил Мелек Ахмар. – Я Пожиратель Миров. Испытай меня, молю.
– Это вас не касается.
Может машина рассердиться?
Леди РеГи вышла из-за спины короля джиннов, почти плывя в загустевшем воздухе. Каким-то образом она свернула и подкурила кривую самокрутку и что-то шептала ему на ухо среди довольно жалких клубов дыма. Гамилькар почувствовал как давление на его грудь слегка ослабло, а в ушах хлопнуло, когда время и пространство ослабили свою окоченевшую хватку. Боль вновь разлилась по телу. Мелек Ахмар слушал и хмурился, затем кивнул, хитро огляделся и наконец улыбнулся.
– Карма! – его голос заполнил комнату до крыши. – Давай побьемся об заклад.
– Что?
– Заклад. Пари. Мы, джинны, любим хорошее пари. Согласна?
– У меня есть выбор? – голос Кармы каким-то образом умудрялся звучать раздраженным и едким сквозь ее единственный, дистанционный рупор.
– Вот этот твой чемпион против моего. Дуэль, один на один. Никаких модных штучек, только кровь и кишки, драка до смерти. В старом стиле, понимаешь?
– Должна ли я понимать, что вы вступаетесь за моего предательского шерифа?
– Да, мы любим ренегатов, это есть, – ответил Мелек Ахмар. – Особенно тех, что предают королей. Забавная штука, джинны на самом деле не очень любят королей. Проклятые, всюду влазящие, высокомерные ублюдки. Я ото многих из них избавился… Мы придумали республиканство, знала это?
– Но… но вы…
– Да-да, Король Марса, Один из Семи, и так далее, но так вот оно и выходит. Жизнь полна иронии. Однако это пари РеГи. И если бы ты знала, как она умеет ныть и доставать, ну, гораздо проще согласиться. Твой человек против нашего. Если здоровый мужик выигрывает, мы уходим навсегда.
– А если побеждает предатель? – спросила Карма.
– Дар каждому из нас, и ты не можешь отказать, – сказала РеГи. – Все, чего мы захотим, и потом никакой обратки. Мы получаем статус эмиссаров на всю жизнь, твою или нашу, кто дольше протянет. Контракты подписываются здесь и в Небесном Суде джиннов.
– Ладно, я согласна, при условии, что ваши желания не повредят моим базовым программам, – ответила Карма. – Уберите поле и я верну функциональность полковнице и шерифу. Хотя они будут не в лучшей форме. Здесь я ничего не могу поделать.
Мелек Ахмар вдохнул свою силу назад и нормальная физика вернулась с сомнением, демонстрирующим, что ее основательно отшлепали и теперь она не была уверена, где ее место за столом. Гамилькар поднял голову, отвлеченно заметив, что его правая ладонь крайне любопытно болтается на сломанном запястье.
Полковница Шакия встала на ноги и сплюнула кровью. Она подковыляла к джинну.
– Спасибо. Я займусь.
Бхан Гурунг улыбнулся.
– Нет, полковница, сааб, отдыхайте. Я займусь.
Она уставилась на старика.
– У вас нет аугментов. У него гребаный боевой костюм.
Гурунг постучал себя по голове.
– Нет эхо. Нет ЛМА. Ничто не пойдет наперекосяк в критический момент. Вы доверяете Карме? Не я плакал кровью, когда она поддала газку.
Полковница Шакия вздохнула.
– Подмышка и позади колена. Голову не трогайте, там сплошная броня. Возьмите мой нож, он отравлен.
– Как и мой, полковница, сэр.
РеГи приподнялась на носочках и поцеловала гуркху в морщинистую щеку.
– Удачи, дядя Гурунг. Ты немного страшный, но я тебя все равно люблю.
Гурунг немного растеряно на нее посмотрел, а потом отдал ей мешочек.
– Просто подержи это минутку.
– Это что за черт? – спросила полковница Шакия.
– Это? – РеГи тряхнула мешком. – Думаю, фисташки.
Гурунг не столько прошел, сколько продефилировал к центральному мату, настолько расслабленно, что нож еще не покинул ножны, когда господин Кхунбиш его ударил. Гурунга на пути удара не было. Когда монгол распрямился, доспех на его руке отпал, отрезанный по невидимому шву. Гурунг улыбнулся. Господин Кхунбиш сделал бросок в ноги, старый борцовский прием. Гурунг перепорхнул, подрезал сначала одно колено, потом другое, как-то оказываясь позади бронированного гиганта. Все больше деталей доспеха падало вниз. Еще две атаки, а Гурунг был нетронут, даже не вспотел, но с его кукри капала кровь, и глубокие борозды появились на раскрытых конечностях монгола, порезы, сочащиеся темно-синей жидкостью.
Кхунбиш, поняв, что доспех теперь бесполезен, снял шлем и на секунду остановился, громко заревев.
– Ради бога, ему шестьдесят лет, просто убей мудака! – прокричал Додже. На его лице появилось маниакально выражение, на нем проступил страх, старый призрак Гурунга вновь поднялся перед ним, слишком реальный и слишком близко.
Господин Кхнубиш уронил на пол нагрудник. Он хлопнул в ладони и модули электрического угря вдоль его позвоночника взорвались жизнью, окутывая его нимбом голубого света. Он приближался в классической стойке муай-тай, пылающий голубой гигант, нога поднялась в типе – толчковом ударе, используемом как джеб – за ним последовала серия мощных ударов коленами и локтями в попытке провести захват. Гурунг без страха вошел в эту вьюгу ударов, принял их и скользнул в досягаемость гиганта, в «лебединую шею», клинч в муай-тай, и когда эти горящие руки схватили его, когда донеслась вонь обожженной плоти, он взмахнул ножом и ускользнул, оставляя пылающий труп, тело, медленно оседающее на пол с перерезанным горлом, шея была перерублена надвое, и держалась только на хряще. Господин Кхунбиш сдавлено вскрикнул и умер.
