Не боли боюсь,

А судьбе покориться….

Агроэлл Летняя Флейта и Колибор Лунный Журавль, принесший скорбную весть первому о смерти брата Трома, величественно повернулись. В серебре их роскошных волос вспыхнул свет луны.

Подстреленный лучник Эллион, отползший к решетке и обхвативший грязные, закопченные прутья, обернулся. На его плече алело большое пятно, лицо искажала боль. Однако, услышав ликующий мотив, он улыбнулся.

Андреа пел и в торжество его гимна стали вплетаться высокие, дивные голоса, что были чище снежного серебра, нежнее весеннего дождя, величественнее пик Сапфировых гор. Через миг напевало все гелиопольское подземелье:

Холод можно стерпеть,

И во тьме есть свой путь,

Не от смерти бегу,

А от вражеских пут.

Голод друг мне теперь,

А клинок — младший брат.

Поле брани зовет -

На войну — погибать…

Звездный свет даст мне сил,

Солнце станет броней,

В переливе ветров,

Я схлестнусь с темнотой,

И умоюсь огнем,

И познаю металл,

Но не дрогнет рука,

Пусть печален финал!

Тюремщики зарычали ругательства и направились к клеткам, чтобы наказать певцов. Из ножен поползли мечи, с плеч сорвались свистящие хлысты.

Эридан сглотнул и сжал плечи Лекса до боли.

— Сейчас! — Воскликнул он.

Грозовая Стрела выбросил левую руку в сторону факела и повелел:

— Подчинись!

Мирно дремавшее в специальном металлическом кольце пламя взлетело багровым полотнищем, с силой лизнув потолок. Раскаленная жидкость брызнула во все стороны, покрывая исчадий кипящими каплями. Они взревели и бросились прочь.

Лекс повернул ладонь — повинившаяся его воле стихия огня выплеснулась из бронзовой рукояти. С похоронным ревом она потекла по узким тюремным коридорам и через миг приняла форму дракона. Он превосходил самые огромные морские суда, когда-либо виденные эльфийским взором. Над огромной головой клубился пламенный нимб, змеистое тело, словно начертанное кистью художника, полыхало металлическими чешуйками, где каждая была не меньше двадцати футов в ширину; гигантские когтистые лапы высекали водопады искр, жалящий копьем хвост стегал стены бичами разъяренных орков.

Пленники, опаленные жаром текучей массы, отпрянули от решеток и замерли в блаженном страхе, а конвоиры и тюремщики исчезали в пасти неумолимого чудовища. Они визжали, кричали, роняли клинки, но не могли спастись. Даже легендарная адамантова сталь спасала лишь каждого третьего, а то и четвертого. Все подземелье наводнилось грохотом, стонами, скрежетом и обожженными телами. Несло горелым, раскалившимся металлом и оплавленным камнем.

Надзиратель выскочил из своей каморки в нижней льняной рубахе.

— Что тут…

Его черные глаза распахнулись от изумления; восковое лицо перекосило от ужаса. Он задохнулся криком и в этот момент волшебное «чудовище» слизало его багровым языком.

— Решетки, Лекс! — Крикнул Хегельдер.

Советник, видевший смерть своего короля, кипел от гнева и желания мстить вражьему легиону, засевшему тремя этажами выше.

Грозовая Стрела вывернул запястье правее. Пламенный монстр, изрядно подрастерявший в размере и ныне не превышавший пяти футов в вышину, врезался в решетчатые заграждения. Светлые эльфы торжествовали — древний, претерпевший пытку временем, металл потек расплавленной вощиной. Шипела и пузырилась сталь. Подземелье окутало облаками железного пара; на языке стоял привкус крови.

Протрубил чистый рог, затмивший все иные звуки. Потом еще — ближе и громче.

— Что это? — Изумились пленники.

Откуда-то сверху донеслись голоса. Забацали двери, загремели кольчуги.

— Они идут! — Люка отстранил жену, — останься здесь, — повелел он и поцеловал Аинуллинэ в губы.

Лекс тряхнул ладонью — чудовище из жара и огня рассеялось золотым дымком. Но сам он едва держался от усталости и истощения. Из носа закапала кровь, а тело затрясло в лихорадке.

— Молодец, парень, — Эллион, позабыв о ранах, похлопал мальчишку по плечу и полетел в коридор. За ним ринулись остальные.

— Побудь с ним, — повелел валларро Агроэлл Эридану.

Глаза Лекса закатились и он повалился.

— Лекс, — испугался Эридан, подхватывая друга. Но тот не отвечал.

— Наши мечи и луки бросили сюда, — Хегельдер высадил дверь плечом и ворвался в кладовую, заваленную оружием.

Освобожденные вбежали следом. Над потолком вознеслось пыльное серебро. Стало трудно дышать. Металлический шум и лязг нарастали.

— Быстрее! Вооружайтесь! — Скомандовал золотоволосый советник и дернул ушами.

Теперь сверху неслись не столько топот спешивших в подземелье исчадий, сколько громкие звуки борьбы: стон скрещенных мечей, свист оперенных стрел, визг разбитых доспехов. Темные эльфы передрались между собой? С чего бы ради? Молодой Хегельдер встряхнул густой гривой, схватил первый попавшийся щит и меч и отринул глупые мысли (все же согревшие душу светлым огоньком — а вдруг).

Эллион закинул на плечо лук и колчан и высмотрел в груде металла ртутный блеск навершия из обсидиана. Королевский лучник только недавно узнал, что искусный клинок Габриэла был изготовлен знаменитым кузнецом Бри Хафенкелем и не одно столетие служил благородному роду Дракона и Змеи, а потому зло усмехнулся — именно родовой сталью темных эльфов он и будет кромсать их бесчестные сердца.

Рядом Левеандил и Рамендил выхватили из мерцающей груды знакомые ножны в сиварской позолоте — из гнездышка поблескивали рукояти их простых, но от того не менее смертоносных клинков. Они обменялись улыбками. Что могло быть лучше славной битвы, о которой благодарные потомки сложат Великую Песнь, вписав их имена в историю Эпохи Туманного Утра.

Справа выросли Люка и его ученик Элла. Янтарный Огонь выцепил клинок и эбертрейльский лук, Звездное Пламя взял себе меч и кинжал с рукоятью в адамантовых вкраплениях. Слева Андреа застегивал на груди чеканные пряжки серебряной перевязи, за ним гремели оружием Агроэлл, Колибор и прочие из валларро.

Мьямер разжег фонарь и теплый свет озарил прекрасные эльфийские лица.

Бешеный ритм звенящей стали спустился на этаж. Хегельдер озадачился. Темные и впрямь сражались меж собой. Но что они не подели? И может ли нечаянная удача обернуться для светлых победой над элитным войском Эр-Морвэна?

— Рассредоточьтесь, — повелел он, выбегая на лестницу.

Черные тени метались всего несколькими пролетами выше. Кричали на кам'рэ и советник уже мог расслышать их вопли:

— Вы совершаете преступление!

— Вас обезглавят…

Последний не договорив, захрипел. Упало что-то металлическое, стало тихо.

Хегельдер обернулся и прошептал сопровождавшим его Люке и братьям:

— По моей команде.

Он стиснул нагревшуюся рукоять единственной рукой. Вторая — ему бы сейчас не помешала.

Ступенька. Еще одна. Его легкую поступь можно было принять за шелест капель, стекавших по стенам подземелий. Сзади верным щитом шли боевые товарищи.

Пролет оборвался арочным проходом и широким коридором, залитым ярким утренним солнцем. Советник сщурил заслезившиеся глаза, его лицо и волосы засияли — он узрел свет; он падет в блеске рассветных лучей. Однорукий прижался к проходу спиной и осторожно осмотрелся. Коридор был пуст, если не считать нескольких поверженных солдат, распростершихся под круглыми окнами на мозаичных плитах.

В окнах виднелся город предков. Это величие, застывшее в хрустале и камне, ослепило его. В безоблачное небо устремлялись узорные шпили городских башен; по северной площади, объятой сине-серыми клубами пара, тек рассвет; вдали блистала золотистая арка моста.

Он не заметил, как из темного угла выскользнула тень с обнаженным мечом.

— Враги, — вскричал Хегельдер, занося оружие. Солнечный луч коснулся стали и она воспламенилась.

— Нет! — Рявкнула тень мужским голосом.

Меч Хегельдера просвистел у нее перед носом. Тут же появились Люка, Левеандил и Рамендил. У всех троих гневно пылали глаза.