— Я не на Эртхе? — улыбку стараюсь сохранить, но голос выдал разочарование.

Все присутствующие, за исключением меня, странно переглянулись.

— Олеся, — обратился врач к медсестре, — будьте добры, утром пригласите Дарию Ивановну. Кажется, здесь случай по её части.

Я же напряглась. Меня в сумасшедшие записали? И я уже смотрела на всех совершенно другим взглядом, далеким от радостного и беззаботного.

А дальше начался целый кошмар для меня, в который не могла поверить так же, как когда-то в существование других миров.

Анатолий Аркадьевич — врач средних лет — разговаривал тихо, размеренно. Отругал как маленькую за сорванные приборы. Провёл осмотр — глаза, уши, голову, рот — прослушал легкие. Высказался об удовлетворительном моём состоянии и переводе в общую палату травматологического отделения, поскольку у меня были сломаны ноги, два пальца на левой руке и кисть правой. Но однозначно после беседы с психиатром.

— Вы помните последние события? — спросил он.

Конечно же, я их помнила! Мы сражались с малумнами, а затем из-за чего-то поругались с Витемом, который забрал у меня силу! Сердце болезненно ёкнуло при воспоминании о вселенских тварях. Невольно моя рука потянулась к груди, потирая её.

Там же остались Кристер с ребятами. И если их убили не малумны, то уничтожил метеоритный дождь.

На меня нахлынула волна депрессии и отчаяния, но врачу я солгала, отрицательно мотнув головой. Для начала мне хотелось узнать их версию моего пребывания в больнице на Земле. Но чтобы снова не грязнуть во лжи, хотелось бы встретиться с сестрой.

— Мам, позвони Аньке. Пусть придёт ко мне завтра.

Анатолий Аркадьевич кротко бросил на мою маму многозначительный взгляд, а после ответил сам:

— Сейчас ты ложишься отдыхать. Есть тебе всё равно пока нельзя. Органы должны перестроиться обратно на обычный приём пищи. Только вода и жидкая еда. А завтра утром твоя мама позвонит, пригласит. Но только поле твоего обследования. Хорошо?

Вопросительно посмотрела на маму, которая согласно кивала каждому слову врача. Ничего не ответив, улеглась обратно на медицинскую кровать-каталку.

Врач удалился сразу, а мама ещё долго присутствовала, успокаивающе поглаживая по голове. На мои вопросы что происходит и что случилось, она лишь целовала в лоб и говорила, что обо всём узнаю, как только отдохну.

Только лучше бы я этого всего и не знала…

Её успокаивающие движения возымели на мой организм как снотворное. А может я и действительно хотела спать, полностью не восстановившись в силах.

С наступлением утра моя жизнь вновь перевернулась с ног на голову. Не стану описывать происходящие со мной действия в больнице, они всё равно не несут никакого смысла в этом рассказе.

Однако перед тем как меня перевезли в инвалидном кресле в общую палату травматологического отделения, ко мне зашла психиатр. Маленькая полненькая женщина примерного возраста с моей матерью. Приятной внешностью, но басистым голосом, выдающий в ней стальной стержень характера. Возможно, в жизни она была жёстким человеком, но с пациентами общалась профессионально. Она-то постепенно и рассказала обо всём.

Я Алина Орлова. Мне девятнадцать лет. Учусь в нашем! (а не питерском, в который так и не попала из-за купленных мест) юридическом институте. Личной жизни на данный момент нет, но был парень, с которым встречалась год, а после наши пути разошлись примерно полгода назад, в конце весны. (Это она Ульва имела ввиду?).

Анна Орлова — моя двоюродная сестра двадцати двух лет — проходила ординатуру в Ленинградской области в одной из поликлиник. (Удивительно, что здесь нет совпадений с моей реальностью).

На летних каникулах, в конце августа, вместе с родителями моих сестер отправились отдыхать на Чёрное море (насколько я помню, мы поехали отдыхать не в конце августа, а в начале).

Из-за неудовлетворительного состояния железной дороги наш поезд сошёл с рельс, в котором и оказались все мы. К несчастью, выживших единицы, в то время как погибших сотни, и среди них мои родственники. А меня же полуживую доставили в местную больницу, где после проведённых операций, впала в кому, в которой и провела два месяца. Затем, когда из тяжёлого состояния перешла в среднее, моим родителям разрешили перевезти тело в родной город.

У меня в голове ничего не вязалось с той правдой, которую преподнёс психиатр, конечно, не без дополнений от родителей. После окончания беседы мы ещё долго смотрели друг на друга. Она, профессионально считывая мои эмоции, я же недоверчиво и зло. Да, меня разозлила вся эта ложь!

— Вы сами хоть понимаете, что всё рассказанное полная чушь бешеной собаки! — взъерепенилась я.

— Алина, — едва уловимая улыбка, хотя в целом мимика лица оставалась непроницаемой, — что, по-твоему, является чушью?

— Да хотя бы то, что я не учусь в Питере! — старалась сохранять спокойствие, но меня всю трясло ото лжи.

Дария Ивановна быстрым взглядом пробежалась по документам, а после задала ещё один вопрос:

— Что ты ещё считаешь чушью?

Как же злило то, что меня действительно посчитали съехавшей с катушек. Что за вопрос!?

— Всё!

— Конкретней.

Я и поведала всю правду, опуская порталы, магов и другие миры. Рассказала про учёбу и работу сестры, про знакомство её жениха с родителями. Про своё окончание школы и учёбу в престижном институте. Даже про отношения с Юрой (имя пришлось назвать ненастоящее) тоже рассказала.

Как ни странно, но Дария Ивановна не спорила со мной, не доказывала свою точку зрения. Нет. Эта женщина поступила, как поступает психиатр. Как объяснить психу, что он псих? Вот именно, никак. Поэтому она сообщила моим родителям о каком-то когнитивном расстройстве, характерном после черепно-мозговых травм, и назначила лечение.

Соответственно, меня пичкали таблетками, о которых и не знала. В больнице не распространялись. Надо и всё тут. Для выздоровления. Да и я не спрашивала, считая это нормой со всеми прочими процедурами.

В больнице меня продержали ещё две недели, а затем выписали. За это время стала свыкаться с мыслью, что мой мозг сыграл со мной в злую, очень-очень злую шутку, подкинув несуществующую магию и инопланетных существ. Как-то мама при разговоре с отцом обвинила его, что это всё из-за поздних просмотров «дурачков» (так она называла фэнтези), которые он разрешал мне смотреть, когда я была ещё ребёнком.

На улице было холодно, серо, ветрено, но не грязно. Начало ноября ознаменовался морозом без снега, а потому все люди уже ходили в шубах и пуховиках.

Костыли мне не требовались. Поскольку прошло достаточно времени, и кость хорошо срослась, то порекомендовали купить трость, чтобы нагрузка шла постепенно, а не сразу. На второй же ноге, которая была перебинтована, было сильное загноение раны. Пришлось проводить операцию. Правда, теперь шрам останется. Придётся носить длинные юбки и брюки.

Перед тем как выйти на учёбу, попросила посмотреть на могилы своих родственников. Я хоть почти и свыклась с мыслью, что всё произошедшее было просто сном в глубокой коме, но также оставалась крохотная надежда на обратные доказательства.

Как по заказу, в этот день крупные снежинки ложились на мерзлую землю, образуя белый махровый ковёр. Небо было серым и непроглядным, что даже алого солнца нельзя было разглядеть. В тоже время было весьма тепло на улице. А в душе развернулась вечная мерзлота…

Тупая боль сковывала сердце. Хотелось кричать, реветь, метаться по сторонам, но я стояла каменной статуей, заглядывая на фотографии в весёлые глаза своей сестры, которые имели нежный голубой цвет.

— Неужели мы с тобой больше никогда не увидимся? — спросила у камня, как будто он дал бы мне ответ.

Здесь провела достаточно много времени, но отец не торопил меня. О чем я тогда думала? Вспоминала весь тот бред, что выдал мой воспаленный разум. Это ж как надо было удариться, чтобы мне приснились маги, демоны, жрицы, потеря друзей, безрассудная любовь, в конце концов.