– Дэнни думает, что Бог – гей, – добавила Энни.
Я тоже наклонилась за попкорном. Половое воспитание, судя по всему, продолжалось и после уроков, на игровой площадке. Надо узнать у Несс, что рассказывала Полли.
– Ух ты! Смелое предположение. И как его приняли? Хорошо?
– Конечно. Он говорит, что Бог, может быть, даже пансексуал.
– Господи Иисусе!
– Не упоминай имя Господа всуе.
– А кто такие пансексуалы, черт возьми? Природу любят, что ли?
– Ага, – беззаботно отозвалась Энни. – Снежного человека.
В доме все теперь было иначе; наши с Карлом отношения кардинально изменились. Семейный очаг превратился в обитель терпимости и доброты. Новый уговор пошел всем на пользу. Я перестала дергаться и хорошо ладила с детьми. Карл на несколько недель уезжал в Эдинбург (я не задала ни одного вопроса) и вернулся счастливым, любящим и добрым. Как-то вечером мы спонтанно занялись любовью, и получилось гораздо острее, чем по обязанности. Даже папа заметил, что мне лучше. «Что-то случилось?» – спросил он, чмокнув меня в щеку.
Карл настаивал, чтобы мы никому не рассказывали о новой договоренности. Я согласилась. Несс я, естественно, сказала, но заставила поклясться, что она не проболтается. Была суббота, и мы готовились пить у нее чай. Несс собирала на столе икеевские часы с кукушкой. Как только дети вышли, я выспросила последние новости романтической саги – несколько ее свиданий с женщинами и мужчинами. Она разливала чай, придерживая рукой крышечку бело-голубого полосатого чайника.
– Несс, – начала я, – мы с Карлом приняли решение…
Кому, как не ей, было знать, что наш союз – прочный, но заледенелый!
– …Завести любовников.
Несс застыла и нахмурилась. Я ждала другой реакции – восхищения или шока, только не осуждения. Вечно я забывала, какая она по сути своей пуританка. А может, решила, что я с ней заигрываю, не знаю…
– Интересная формулировка, – заметила Несс чопорно.
У меня мгновенно испортилось настроение. Я жалела, что вообще об этом заикнулась. Не стоило рассчитывать на понимание. Я-то хотела, чтобы она за меня порадовалась, разделила мой восторг. Несс знала, как тяжело мне тянуть воз. Знала, что я глотаю антидепрессанты. Честно говоря, я рассчитывала на поддержку. А она не поддержала, по крайней мере, не так, как в трудную минуту поддерживала ее я. Я больше не интересовала ее, как раньше. Было время, когда моя персона казалась ей страшно занимательной. Она прямо-таки упивалась мною – я видела по глазам. Наверное, в интенсивной женской дружбе есть стадия, когда поведаны все секреты, рассказаны все истории, известны все ответы, когда приняли то, что нравится, и отбросили остальное, и приходит сестринское раздражение, становится интереснее производить впечатление на посторонних, в спорах мы принимаем чью-то еще сторону и даже время от времени бросаем язвительное слово или саркастически посмеиваемся, а солидарность сменяется подчеркнутым равнодушием. Короче говоря, влюбленность прошла. Так?
Когда накормили детей и я собралась уходить, Несс крепко меня обняла.
– Конни, ты удивительная! Смелая! Незаурядная!
Мое раненое эго до противного быстро раздувается от похвалы – слышать эти слова было ужасно приятно. Во мне живет глубокая безотчетная потребность быть особенной. Нами всеми что-то движет: Карлу нужно всем нравиться (ясное дело). Несс стремится к безопасности. А вы, доктор Р.? О, проще простого – вам хочется быть нужной. Я угадала?
В Эдинбурге Карл должен был остановиться в роскошном романтическом отеле, который забронировала компания (я видела фотографии в Интернете). На прощание мы поцеловались в дверях, понимающе улыбнулись и помахали друг другу рукой. Я не задавала вопросов. Таковы условия. Оставшись дома одна, с натянутыми как струна нервами, я отправила Джонни имейл под предлогом, что пишу статью о журналистике. К моему удивлению, меньше чем через час пришел ответ, и мы условились встретиться в пятницу в баре у Лондонской школы экономики недалеко от Друри-лейн. Его ответ я перечитала, наверное, раз пятьдесят. Все так просто. Я не ожидала столь стремительного развития событий и уже жалела об этом. Что, черт побери, мы делаем? Отправила сообщение Несс. Она заглянула после работы, мы выпили вина, потанцевали под «Фан Бой 3»[7] на «Ютьюбе» и прочитали несколько ужасающих сочинений, которые ей сдали на проверку.
Следующие двое суток я не могла думать ни о чем другом, воображение уносилась галопом в самые смелые оттенки серого. Последние десять лет я мечтала случайно столкнуться с Джонни, особенно когда ехала в Брайтон, где он теперь жил. В своих фантазиях я была невозмутимой, остроумной и неотразимой. На деле все вышло бы наоборот. От одной мысли о встрече я начинала пороть чушь. Потеряла аппетит, просыпалась с колотящимся сердцем. Это было просто смешно.
Разумеется, я его «погуглила» – и нашла недавнюю фотографию. Возраст не испортил его: прибавилось морщин, стала шире, чем можно ожидать, талия и лысее – голова, но в целом он более-менее сохранился. Надо думать, Джонни тоже «погуглил» меня – и увидел те же следы от оплеух времени. Я новыми глазами разглядывала себя в мужнином зеркале для бритья. Раньше мое лицо было несложной конструкцией: два глаза, нос и рот. Теперь тут чего только не творилось: мешки под глазами, морщины на лбу и «гусиные лапки», тонкие красные прожилки и альбиносные усики, которых, клянусь, вчера еще не было. Лицо жило чересчур бурной жизнью. Я приуныла. Однако сделала что могла: подпитала и увлажнила, восковой полоской выдрала усы, накрасила и загнула ресницы, побрила ноги – на всякий случай – и даже нашла время, чтобы обработать область бикини (надо сказать, косметолог переусердствовала, и мой лобок смахивал на поросячье копытце, что, естественно, не входило в мои планы). Поймите правильно – я не собиралась никому его показывать, но подготовиться к плаванию на борту славного корабля «Свобода» было необходимо.
В пятницу я не на шутку струсила и едва не написала Джонни, что заболела. Я в самом деле была больна – на нервной почве чуть не тронулась умом. После школы пришла Несс, чтобы приглядеть за детьми и оценить мой внешний вид. История с Джонни ее заинтриговала, особенно после того, как я сообщила про Джанин в горах Северной Шотландии.
Я считала часы до свидания. Купила по такому поводу новые тряпки. Потратила миллион лет, комбинируя одно с другим, и в конце концов остановилась на проверенном сочетании – модные джинсы и простой черный топ, таким образом с помощью геркулесовых усилий добившись повседневного образа. Несс дала добро, прыснула струей «Джо Малон», залила в меня неразбавленную текилу и вытолкала за дверь. Я забрала волосы наверх, потом снова распустила, опять заколола и продолжала это упражнение всю дорогу в метро. К тому времени, как вышла на Лестер-сквер, меня уже в буквальном смысле трясло, и я думала развернуться. Шагала на север вниз по Олд-Комптон-стрит, а сердце мое норовило ускакать в обратном направлении. Тем не менее желание сбылось: я ожила, я вновь ощущала каждую секунду.
Джонни сидел в баре с очками для чтения на носу и смотрел в телефон. Поднял глаза, улыбнулся. По моему телу пробежала горячая волна. Я подошла. Он медленно встал, и мы неловко обнялись через столик. Он пил сухой мартини, я попросила то же самое. Джонни казался и знакомым, и чужим, как если вернуться в старый дом – знаешь в нем каждый уголок, но обстановка изменилась, а может, добавили одну-две пристройки. Да, я его знала: голос, смех, как он соединял кончики пальцев, как говорил, медленно, самокритично, знала его ироничные замечания. Однако он стал ниже, плечи опустились, спина ссутулилась, вокруг рта залегли морщины разочарования и горя, исчезла живость. Выпили еще по одной и, как принято, расспросили друг друга о жизни; он рассказал о своей работе, я – о своей. Поговорили о его двух дочках, которым исполнилось девятнадцать и двадцать один и которые жили с его бывшей женой. Не повернулся язык спросить, есть ли у него кто-нибудь, а сам он не сказал. Осведомился про Карла. Я дала понять, что у нас у каждого своя жизнь, но мы вместе воспитываем детей. Поговорили о родителях. Его мать умерла, а отец был в доме престарелых – долго обсуждали, в нашем возрасте это предмет постоянной озабоченности. Часы летели незаметно, и близость между нами казалась совершенно естественной. В какой-то момент Джонни взял мою руку и внимательно ее рассмотрел.
