— Не трясись, — махнул рукой на перепуганного владельца термополии Кэм. — Это не по нашей части. Ты ж не воровал у них мясо и не утаил причитающиеся им деньги. Так что даже урбанариям ты не интерсен, а коллегии понтификов мы не указ. Так что давай-ка лучше поподробнее с того места, какие именно кусочки получше у тебя есть?

Кэм отдал торговцу несколько монет, и тот окончательно успокоился, зачем-то лишний раз вытер стол полотенцем, унесся в заднее помещении термополии и вернулся через мгновение с подносом еды, среди которой Гайя безошибочно разглядела свежую, сочащуюся кровью печенку, даже ненарезанную, но обложенную такой же свежей зеленью и редисом. Рядом красовались ломтики твердого мраморного сыра, фрукты и кувшин свежей воды — предлагать вина спекулаториям в полной форме владелец термополии не решился.

Они поели, причем Кэм ел как во сне, наблюдая за Гайей — девушка сразу уселась лицом ко входу, спиной к глухой стене, но неподалеку от малозаметного прохода во внутренние помещения, где хранились запасы продовольствия и которые по логике должны были выходить на соседнюю улицу, откуда удобно разгружать тележки зеленщика, молочника, торговца рыбой и всех остальных. Найдя удобное для себя место, красавица трибун наслаждалась вкусной едой и мгновениями отдыха — ее острые зубки легко расправлялись с сырым мясом, которое она им обоим аккуратно порезала своим ножом.

— Нам пора, — Кэм поднялся, привычно поправив амуницию, а вслед за ним поднялась и Гайя.

— Тебе на дежурство к сенатору?

— Погоди-ка, — заглянул ей в глаза Кэм. — А ты разве не знаешь?

— Что именно?

— Я же теперь работаю с императором. Пока Волк в госпитале. И напарник его погиб, так что пришлось префекту отправить меня. И тебя, кстати.

Гайя тяжело вздохнула:

— Привет тебе, любимый дворец и милая сердцу стола…

Кэм рассмеялся, едва не подхватив ее на руки от восторга — такое тоскливое выражение он уловил в глазах любимой, как у маленькой девочки, которой сообщили, что каникулы закончились и надо снова брать печенье-буковки, грифельную доску, булку и идти в грамматическую школу своего квартала.

— Никакой столы. Ты работаешь непосредственно в ближней охране императора. Незаметная среди остальных преторианцев, официальная и неприступная.

— Ну наконец-то, — облегченно воскликнула Гайя. — И что, с тобой в паре?

— Да, но именно на официальных мероприятиях.

— Мы сейчас куда в таком случае?

— Сначала в лагерь, а оттуда я во дворец, а ты до завтра пока что свободна. Сегодня со мной Дарий.

В лагере Гайя первым делом побежала в госпиталь, навестить Волка. Но нашла там одну Рениту, привычно скатывающую бесконечные бинты. На ее невымолвленный вопрос Ренита ответила:

— У Марса. И я вздохнула с облегчением.

Гайя обняла подругу за плечи:

— Мне почему-то кажется, что и он тоже.

— Почему?

— Потому что ты сейчас поинтересуешься, что у меня болит.

— И что именно? — встревожилась Ренита, тут же пробегая пальцами по ее плечам, голове, приглядываясь к доспехам.

— По крайней мере, ничего нового, — успокоила ее Гайя. — Ты то как? Животик растет?

— Растет, — вздохнула Ренита. — И мы с ним сейчас пойдем гулять.

— Далеко? А Таранис?

— На задании. А мне нести Марсу домой отвар и мазь для Волка. Он так быстро его увез, что я не успела дать им с собой, к тому же отвар надо свежий использовать, это же не мульс. Мульс и тот протухает на такой жаре к вечеру. Да и возилась я с этим полоумным.

— С кем это? — подозрительно сощурилась Гайя, предчувствуя нехорошее.

— Ну с этим. С парнем из легиона.

— Таааааак, — Гайя уселась на край стола. — А вот теперь я вся обратилась в слух и внимание.

Ренита вкратце рассказала, как Марс и Дарий приволокли слегка побитого старшего центуриона, и они втроем слегка повоспитывали заносчивого парня — каждый в меру своих сил. У Гайи не хватило сил злиться на ребят, и она расхохоталась, когда Ренита рассказала про повязку на носу — не первый нос ломался в их когорте на тренировке, да и в лудусе случалось, но такой нелепой повязки не накладывала Ренита ни разу.

— Кстати, я сейчас совершенно свободна и иду домой. Могу твои снадобья занести Волку. Там же не надо ничего делать особенного?

— Растереть мазью и вылить отвар в горячую ванну.

— Справлюсь.

— Правда? — Ренита посмотрела с нескрываемым облегчением.

— Я тебе врала когда? Давай свое варево.

Гайя легко взбежала по ступенькам дома Марса и вошла в атриум. В отличие от нее самой, обходившейся минимальным штатом домашних рабов, Марсу достался в наследство дом вместе со всеми обитателями — многие домашние рабы помнили еще его родителей и его самого ребёнком. Марс был не особо требовательным хозяином, дома появлялся не слишком часто, предпочитая ночевать в лагере. Все в доме слишком напоминало ему уже теперь даже не детство, которое было счастливым и приятным, а тем не менее счастливые дни, когда у него гостила Гайя, восстанавливаясь после лудуса. Именно поэтому Марс так легко и предложил Рените забрать выздоравливающего Волка к себе — знал ее методы лечения и что его дом идеально для этого подходит.

Мужчины достаточно легко нашли общий язык, хотя до этого и не были близко знакомы. Волк был искренне благодарен Марсу, избавившему его от общества слишком назойливого врача. Так сложилось, что Волк, безжалостный убийца, способный проникнуть куда угодно и уйти от любой погони, все же часто рисковал своей жизнью, но не прибегал к помощи врачей. Он предпочитал отлежаться сам в укромном месте, уповая на свое железное здоровье и выдержку. Многочисленные шрамы на его теле из-за этого зажили неровными рубцами, но это его совершенно не волновало — Волк много лет назад поклялся никогда не иметь любимой женщины, а гетерам, до которых он изредка снисходил, был интересен его кошелек, а не безупречность тела.

Когда-то он, еще совсем юный воин, имевший, как и положено юноше патрицианского происхождения, вполне достойное имя с прономеном, номеном и когноменом, красивый, храбрый и удостоенный внимания самого Цезаря, считался завидным женихом. Ему повезло, и удивительным образом совпало — его родители одобрили выбор сына, а пятнадцатилетняя невеста оказалась в полном восторге от мужественного и при этом умного парня. После свадьбы она терпеливо дожидалась его возвращения с заданий, была немногословна и не любопытна. Даже когда он пришел однажды полуживой, кое-как отмывший кровь с разбитого лица и придерживающий выбитую левую руку, она не стала причитать и звать помощь рабынь, сама легко и нежно обработала все его раны, уложила в постель и заботливо ухаживала несколько дней, пока он не исчез на рассвете на новое задание.

А вот дальше в его жизни случилось страшное — тогда он и стал Волком, тогда и пообещал перед всеми богами, что никогда больше не посмеет ни одну женщину во всей Ойкумене сделать жертвой тех, кому он перешел дорожку, служа Риму. Но в остальном враги Рима добились от него прямо противоположного — увидев практически лишенное кожи, изуродованное тело молодой жены, распятое посредине их кровати, он утратил жалость и сожаление навсегда, превратившись в того, кем он жил крайние восемнадцать лет.

А вот увидев Гайю — сначала мимолетом, затем той памятной ночью в доме Фонтея, когда она с милой улыбкой выслушала их план и молча сняла с руки чеканный наруч, чтобы дать ему возможность инсценировать ее и Дария гибель в уличной схватке, он крепко задумался. А уж увидев реакцию всех ребят, а в первую очередь Марса, на известие о ее гибели, даже где-то в глубине души пожалел, что снова вязался в рискованное дело, хотя и понимал, что спасает девушку от преследования, давая ей беспрепятственно достичь поганского логова в Сирии.

Гайя обрадовалась, увидев Марса и Волка вместе — мужчины беседовали о чем-то вполголоса, а на резном столике возле их кресел лежали старинные свитки из богатой библиотеки Марса, доставшейся ему от отца и деда и чудом не конфискованной во время проскрипций. Вернее, отобран был дом со всем имуществом, но оно так и осталось на своем месте, к радости Марса, вернувшегося сюда по распоряжению императора Октавиана.